Она бессильно сворачивается на диване, к горлу вновь подступают слезы. Журнал так и остался открытым на рекламе «Гет Физикал». При одном взгляде на нее в голове ее возникает мысль о Маттиа. Да и к чему отрицать? Эта мысль никогда ее и не покидала, с того самого дня, как она с ним попрощалась. Неужели из-за своей чертовой гордыни она разрушила то, что зародилось между ними? Теперь, в одиночестве этих комнат, ей почти кажется, что она слышит его голос, и эмоции, которые она считала похороненными, вновь оживают. Он так далеко – и так близко, в этой тишине, у которой лицо потерянных вещей и которая звучит так же, как и непрекращающаяся война внутри ее.

Бьянка делает вдох и пытается все проглотить: эмоции, образы, мысли. Но это бессмысленная борьба, потому что они возвращаются.

Она берет со столика фотографию, на которой ей восемнадцать. Бьянка всегда терпеть не могла это фото, и лишь теперь, глядя на него, понимает, как она была красива.

Тогда она этого не осознавала. Сегодня, по крайней мере, глядя на себя в зеркало, она не чувствует к себе ненависти. Более того, она кажется самой себе красивой, как никогда прежде. Она одна, но ей не страшно, потому что теперь она больше не сирота, какой была, покидая дом. Ибица изменила ее, но путь, начавшийся на острове, еще не подошел к концу. Завтра она вернется. Теперь ее дом не здесь.

Глава 41

Солнечные лучи озаряют октябрьское небо, окутывая городок теплым золотистым светом. Стайка детишек в фартуках только что вышла из школы в центре Санта Гертрудис и идет стройным рядком друг за другом мимо желто-белых домов. Дэвид шутливо приветствует их, посвистывая, и переходит дорогу. Вот и она – травяная лавка в самом конце улицы. Он открывает дверь, входит – и замирает. При виде ее по спине пробегает жаркая дрожь: он в правильном месте. Она стоит перед кассой – он узнал ее сразу по волосам, длинным серебристым прядям, убранным на затылке в нелепый шиньон.

– Muchas gracias, Rosaria[112]. – Амалия берет из рук аптекаря открытую деревянную коробочку, полную склянок. – Nos vemos la proxima semana. Hasta luego[113].

Она поворачивается и идет к выходу. Он – ей навстречу, его синие соколиные глаза заглядывают в ее зеленые, искрящиеся светом.

– Дэвид. – Рот у Амалии изумленно открывается. – Что ты здесь делаешь?

– Прости, что не даю тебе покоя. Но ты мне нужна.

Он был уверен, что хоть раз поймает ее в аптеке, где она уже много лет покупает средства для своего центра. Вот и в этот раз он решил попытаться – и не прогадал. Заявиться к ней домой было бы слишком нагло и бестактно.

– Чем же я могу тебе помочь? Ты ведь знаешь, это было не мое решение… – Амалия делает шаг вперед, но во взгляде ее читается растерянность.

Дэвид идет вместе с ней к выходу, открывает перед ней дверь. Вот они уже на улице.

– Это насчет Бьянки, – наконец осмеливается сказать он. – Она ведь все еще живет у тебя?

– Дэвид, мы о ней уже говорили… Если хочешь с ней встретиться, то это не ко мне, – отвечает Амалия с чувством смущения и беспомощности. Она ставит ящик на землю, рядом с тазиком, полным только что собранных оливок, и пытается ободряюще улыбнуться ему.

– Я обещала ей, что с уважением отнесусь к ее решению. И тебе бы следовало сделать то же самое, Дэвид.

– Я и сделаю, – сухо отвечает тот и бросает взгляд вдаль – на долину, красные поля, где растут миндаль и апельсины. Затем пристально смотрит ей в глаза. – Я только хочу попросить тебя об одном одолжении.

– Каком?

– Передай ей вот это. – Он вынимает из внутреннего кармана льняного пиджака белый запечатанный конверт и вручает Амалии. Та берет – на конверте написано «Бьянке» красивым мужским почерком.

– Зачем мне ей это передавать? Она ведь уже сказала, что ничего не желает знать. Она не хочет менять свое прошлое… и поверь, ей было очень больно сделать этот выбор. Ей было непросто, и конечно, она очень страдала.

Амалия смотрит одновременно вопросительно и понимающе.

– Пожалуйста, Амалия. Я не хочу нарушать ее спокойствия, поверь мне. Но здесь, – он указывает на конверт, – есть что-то, что сделает ее счастливой, я уверен.

– А ты-то что знаешь о ее счастье?

– Не хочу показаться излишне дерзким, но в этом случае – знаю, уж поверь.

Дэвид пристально смотрит в лицо женщины, надеясь разглядеть там хоть искру одобрения.

– Позволь мне хоть что-то для нее сделать. Пусть она не хочет принимать меня как отца. Но я все равно хочу попытаться сделать ее счастливой, хоть и издалека.

Он не может смириться с мыслью о том, что за несколько секунд нашел и снова потерял свою дочь. С того самого дня, как узнал, что он отец, он не может успокоиться и все думает о том, что это его вина и он не проявил должной настойчивости тридцать шесть лет назад. Дэвид уже потерял женщину, которая могла бы стать любовью всей его жизни, и теперь не хочет потерять плод этой любви. Поэтому он решил: пришла пора действовать – возможно, судьба дает ему последний шанс на близкие отношения с кем-то, и он этот шанс не упустит.

Амалия чуть склоняет голову, вертя письмо в руках, разглядывает его, пытаясь угадать, что в конверте.

– На этот раз ты не можешь мне отказать, Амалия, – продолжает Дэвид с еще большей решимостью. Он кладет руку ей на плечо. – Ведь и ты знаешь, что я это заслужил. Представь, что это своего рода компенсация за то, что ты так долго скрывала от меня такую важную тайну.

Он умоляюще смотрит на нее, пытаясь убедить. А умолять совсем не входит в его правила.

Амалия сглатывает, снова внимательно изучает конверт – и вдруг ей становится абсолютно все равно, что внутри. «Мы во власти судьбы, которую выбрали сами и которая выбрала нас», – повторяет она про себя. Затем смотрит на Дэвида, вложив в свой взгляд все понимание, на которое способна по отношению к человеку, решившему броситься в омут с головой, а не оставаться в тени.

– Если для тебя это так важно, я его передам. – Однажды она уже лишила его возможности быть счастливым, больше этого не повторится.

– Пообещай, что отдашь его до вечера, – настаивает Дэвид. – Это очень важно.

Амалия не задает больше вопросов, лишь кивает.

– Хорошо. Я сейчас же иду домой – она там.

– Спасибо, спасибо тебе!

– Я делаю это только ради нее, Дэвид.

– Нет, Амалия, ты ошибаешься… Ты делаешь это и для себя. – Он улыбается ей. – Для нас.

Дэвид

Дорогая Бьянка,

знаю, я не должен тебе писать. Мне следовало бы держаться от тебя подальше, как ты хотела. Уважать твое решение. Так я и поступлю. Но поскольку ты не дала мне возможности объясниться, поговорить с тобой, рассказать, как все было на самом деле, я решил нарушить правила твоей игры. Чтобы сказать тебе всего одну вещь – самую важную на свете.

Я любил твою мать, хотя и понял это слишком поздно, когда она уже уехала с острова. Любил так, как влюбляются в молодости в прекрасную душу, быстро, со всей возможной искренностью, не раздумывая. Не думая о том, что это может закончиться.

Когда мы познакомились, может быть, мы были лишь невинными детьми, но если то, что связывало нас, была не любовь, тогда я и вовсе не знаю, что это было… Я понял это тем утром, в конце августа 1978-го, когда почувствовал, что умру, если ее не будет рядом со мной. Я искал ее повсюду: в доме, где мы жили с другими ребятами, – почти все они были хиппи, как и мы, – на пляже, в сосновой рощице, куда она часто уходила писа́ть. Но она пропала бесследно. Как безумный, я сел за руль своего «Фольксвагена» и отправился в Лас Далиас, на рынок, где Амалия и Жером продавали самодельные скульптуры и браслеты. Это Амалия все мне рассказала: «Сара уехала с острова и больше никогда не вернется». Я не мог поверить в эти слова, их смысл не укладывался у меня в голове. Почему она сбежала, даже не попрощавшись?

Я уговаривал Амалию дать мне ее адрес или номер телефона – хоть что-нибудь, чтобы ее найти. «Я люблю ее и не хочу терять», – повторял я умоляюще. Но Амалия продолжала отказывать всякий раз, как я к ней приходил, без объяснения причин. До тех пор пока однажды не сказала: «Оставь ее в покое, Дэвид. Сара решила жить в Италии. Смирись с этим. Все кончено. Так будет лучше для вас обоих, поверь мне».

Я не мог в это поверить, не мог принять – ее зеленые глаза, которые заволокли слезы, говорили об обратном. Но тогда я был слишком робким и неуклюжим, чтобы понять, что́ скрывается за этим молчанием. Я и представить себе не мог, что Сара была беременна и скоро должна была выйти за другого мужчину, который заменил бы тебе отца.

Итак, я вернулся домой с разбитым сердцем, смирившись с тем, что навсегда утратил любовь всей моей жизни и даже не сказал ей о том, как люблю ее.

С того дня я стал сам не свой. Во мне словно что-то сломалось: лишь с твоей матерью я чувствовал гармонию со вселенной. И я стал другим – холодным, избегающим привязанностей, с одной лишь страстью – бизнесом. В общем, таким, каким ты меня узнала – слишком циничным, чтобы к кому-то привязаться.

И вдруг появилась ты. И хотя ты отвергла меня, мое сердце снова забилось. Я снова начал чувствовать. И даже если ты и не пускаешь меня в свою жизнь, я это понимаю, Бьянка, и хоть мне и больно, приму любое твое решение. Надеюсь только, что ты счастлива.

С любовью,

Дэвид

Глава 42

– Все так и было? – Бьянка отрывается от письма и смотрит на Амалию – ее зеленые глаза поблескивают в теплом свете лампы.

– Да, родная, так и было. – Амалия поправляет шерстяную шаль. Они сидят на скамейке, на веранде; воздух в этот октябрьский вечер пронизывает холодом. – Знаю, было бы удобнее в это не верить, но все было так, как написал Дэвид.

Бьянка кладет лист бумаги на стол и, чтобы его не унес ветер, прижимает одним из цветных камушков, разбросанных по всему дому. Она в замешательстве, чувствует, как желудок переполняют мириады противоречивых эмоций. Ей хотелось бы узнать побольше – даже ценой новой боли. Она ведь уже приехала сюда, и нужно идти до конца, узнать истинные причины этой тайны, хранившейся долгие тридцать шесть лет.

Впервые они затрагивают эту тему – с того дня в Порт-Сан-Мигеле они об этом не заговаривали. Теперь кажется, что это было так давно. Это Бьянка возвела вокруг этой истории стену молчания, а Амалия даже не пыталась ее преодолеть. Но теперь, когда почти полночь и небо усыпанно звездами, Бьянка хочет знать правду. Глаза у нее широко раскрыты, полны любопытства и страха, искренности и храбрости.

– Но Дэвид кое-чего не знает. Сара уехала так внезапно, потому что накануне того дня, о котором он говорит, ей позвонили родители и велели немедленно возвращаться в Италию, мол, ее матери плохо. – Она вздыхает. – На самом деле, мы лишь потом поняли, что это была ложь, всего лишь предлог, чтобы заставить ее вернуться домой. Но им это удалось – она вернулась. Твои бабушка и дедушка не захотели даже, чтобы Сара дождалась меня – они с самого начала были против нашей поездки на Ибицу…

Она говорит без злости – ее голос и глаза полны любви.

– Но это же абсурд. – Бьянка качает головой, крепко сжимая кулон на груди, словно стараясь усмирить волну разочарования, поднимающуюся от самого желудка.

– В Италии Сара узнала, что беременна, – продолжает Амалия. – Можешь себе представить, как на это отреагировали ее родители. Она написала мне в письме. Сара была в отчаянии, хотела сбежать, но я, конечно, не могла помешать решению твоих бабушки и дедушки. Они ни в чем не виноваты, поверь мне. – Амалия серьезно смотрит ей в глаза. – В этой истории никто не виноват. Как знать, был ли Дэвид готов к тому, чтобы стать отцом… – тихо шепчет она.

Бьянка слушает. У нее нет слов и глаза блестят.

– И вот что случилось потом. После отъезда Сары Дэвид несколько недель не оставлял меня в покое, – говорит между тем Амалия. – Но я захлопывала дверь у него перед носом. В последний раз, когда он ко мне пришел, я уже знала, что Сара ждет тебя и решила выйти замуж, поэтому ясно дала ему понять, что он не имеет права искать Сару. Я намеренно разговаривала с ним жестко, чтобы заставить его передумать, велела ему смириться. Тогда он понял, что ничего уже не поделаешь, и с того момента мы с ним не разговаривали. – Она делает глубокий вдох. – Через некоторое время я должна была ехать в Италию, на свадьбу Сары.

Она смотрит Бьянке в глаза и мягко берет за руку.

– Твоя мать хотела бы, чтобы все было по-другому, но в тот день я поняла, что все должно было случиться именно так. Она думала прежде всего о тебе, о том, чтобы у тебя было будущее, и не знала, будет ли у нее такая возможность с Дэвидом. В конце концов она убедила себя в правильности собственного выбора и по-настоящему полюбила твоего отца Раньеро – думаю, ты и сама это знаешь лучше меня.