Сьюзен Джонсон - Когда вы кого-то любите

— Да, ваша светлость, все ясно. Я доложу вам к концу недели.

— Постарайтесь пораньше по возможности.

— Да, милорд. — Крайтон был достаточно знающим и опытным специалистом в своей области, но в присутствии герцога всегда чувствовал себя новичком в юриспруденции.

— Не много найдется людей, которые бы испытывали сочувствие к человеку вроде Графтона. Я полагаю, что Кеньон и Терлоу предприняли очередной крестовый поход против разврата и за чистоту нравов и морали, но в данном случае они поставили не на того человека. И будьте любезны, передайте им мое мнение по этому делу при первой оказии. Я ведь не собираюсь учить жить ни Терлоу, ни Кеньона, но и от них ожидаю взамен такой же любезности.

— Да, милорд. Я именно так и передам им ваше послание. Лишь еще один вопрос, милорд, — продолжил он, вовсе не уверенный, что вопрос понравится герцогу. — Если леди Графтон и лорд Дарли не вернутся в Англию, могу я спросить, где они будут проживать? Вопрос местожительства — территориальный, распространяется ли на эту территорию суверенитет Англии, ведь речь идет о бракоразводном процессе.

— В данный момент они в Гибралтаре, но это только для ваших ушей. Я не желаю, чтобы слухи об этом просочились наружу. В любом случае они уже могут и уехать оттуда.

— Если они не вернутся, милорд, могу я порекомендовать, чтобы они выбрали место вне юрисдикции Англии? Ради их собственной безопасности, милорд.

— Надеюсь, вы не ищете лишних проблем, — сердито заметил герцог.

— Если в этом деле участвуют канцлер и верховный судья, велика вероятность того, что они могут подключить своих людей в парламенте, скажем, при голосовании, сэр, — неуверенно добавил юрист.

— Не берите в голову, Крайтон. Я займусь Терлоу и Кеньоном.

Голос герцога звучал холодно и серьезно. У мистера Крайтона создалось четкое впечатление, что какие бы препятствия не возникли на пути лорда Дарли, они будут умело и беспощадно сметены благодаря влиянию и власти его отца.

— Хорошо, сэр.

— Желаю вам приятного дня, Крайтон, и будьте бодрее, не падайте духом. — Герцог улыбнулся. — Король и Питт несколько выше рангом, чем Терлоу и Кеньон, не говоря уж об этом мерзавце, пьянице Графтоне. Все пройдет без сучка и задоринки, уверяю вас, — говорил он в тот самый момент, когда Элспет окончательно решила, что с этого момента ничего хорошего в ее жизни больше не будет.

Бегом влетев в гардеробную, Элспет захлопнула за собой дверь либо в спешке, либо, что более вероятно, в приступе ярости. Подумал Дарли, если он правильно понял брошенный на него в этот момент испепеляющий взгляд.

Но прежде чем обсудить эту новость с Элспет, он предпочел отпустить доктора. Дарли поблагодарил его за то, что тот не поленился приехать так далеко, еще раз выслушал его поздравления и отправил к Малькольму за гонораром.

Затем, с трудом подавив усмешку, которая, похоже, грозила навсегда запечатлеться на его лице, Дарли подошел к двери в гардеробную и распахнул ее.

— Не говори ни слова! Не говори ни слова! — Элспет воззрилась на Дарли, стоя у рукомойника с мокрой тряпкой в руке.

Он молча стоял в дверях, вглядываясь в ее стройный силуэт с новым, непривычным любопытством.

— И не смотри на меня так! — выпалила она, швырнув в него мокрую тряпку.

Он поймал тряпку, бросил ее на пол и заговорил:

— Я знаю, я должен бы сказать, что мне жаль, но это не так. Я рад, что у нас будет ребенок.

— Легко тебе говорить, — прошипела она. — Это ведь не у тебя будет ребенок. И не ты проживешь остаток своей жизни — не говоря уж о жизни самого ребенка — со скандалом, следующим за тобой по пятам! — Элспет сделала глубокий вдох, потому что под конец она просто кричала, и, выдохнув, заговорила не столь возбужденным тоном: — Я понимаю, что это не только твоя вина. Беременность подразумевает двух участников. — Она скорчила гримасу. — Но я сейчас не в себе, не могу мыслить разумно. Мне хочется обвинить в этом тебя! Мне хочется кричать небесам о моей беде! Но больше всего, — вздохнула она, — мне хотелось бы вернуть все назад, чтобы все оставалось как прежде. — Упав в ближайшее кресло, Элспет сморщила носик. — Но ведь уже немножко поздновато для этого, верно?

— Подозреваю, что именно так все и обстоит. Но ведь и я не авторитет в том, что касается беременности. Она бросила на него хитрый взгляд:

— Надо же… неужели столь известный распутник… оправдывает мою глупость?

— И, тем не менее, это так. Обычно я стараюсь не оставлять после себя случайного потомства.

— Тогда прошу тебя, скажи, как мне выпала такая удача? Мне следует понимать, что ради меня ты изменил своим привычкам?

— Похоже, так. Но ведь с тобой все было совсем иначе. Она фыркнула:

— Не надо меня дурачить.

— Я не дурачу. Я понимаю твое огорчение и расстройство. Это…

— Ты не способен даже начать понимать мое огорчение, — перебила она. — У тебя нет ни малейшего понятия о том, что я сейчас чувствую.

— По крайней мере, дай мне возможность хоть что-то исправить. Это я смогу.

— На случай, если ты сам не заметил, — она сердито взглянула, — слишком поздно что-либо исправлять.

— Я имел в виду, что мы могли бы пожениться. Она бросила на него язвительный взгляд.

— Учитывая, что я уже замужем, — ее голос был полон сарказма, — твое предложение просто прелестно.

Щека у него нервно задергалась, но Дарли сумел удержать себя в руках.

— Мы могли бы пожениться после того, как ты получишь развод, — произнес он с предельной выдержкой.

— Который может никогда не случиться. — Ее взгляд оставался ледяным. — Я не вчера родилась. Не стоит разыгрывать передо мной этакое рождественское представление.

— Это не представление. Я действительно так думаю.

— Может, в данный момент это и так, но такой человек, как ты? — Она вскинула брови. — Да ни в одном тотализаторе никто не рискнет поставить ни гроша на то, что лорд Дарли женится, — выдохнула она, — да и я тоже.

— Ты так хорошо все заранее знаешь, верно? — спросил он самым, что ни на есть ласковым голосом.

Она на мгновение закрыла глаза.

— Сейчас я сама не знаю, что я знаю, — прошептала она измученно, полностью выбитая из колеи.

— А я знаю одно, — заявил Дарли, собираясь озвучить то, что еще несколько недель назад счел бы совершеннейшим безумием. — Я знаю, что люблю тебя.

— Ты не знаешь, что такое любовь. — Мужчина вроде него? Она не была столь наивной.

— Я знаю, что такое нелюбовь. Она тихо фыркнула:

— Ты себя недооцениваешь, преуменьшаешь свои достоинства.

Он удивлялся собственному хладнокровию. Меньше всего он походил на мужчину, который позволил бы женщине ругать его. Будь на ее месте другая, он давно уже выскочил бы за дверь.

— Это ты можешь предаваться размышлениям, любишь ли ты меня или нет, но если ты хоть чуть-чуть склонна одарить меня своей привязанностью, мы могли бы создать семью, наш дом, ради этого ребенка. Хотя бы подумай об этом. — Услышать такое от мужчины, считавшегося в Лондоне самым закоренелым холостяком, это что-то значило. — Если ты согласишься выйти за меня, это даст нам лишний стимул и резон ускорить твой развод.

Она застонала — в свете предстоящего материнства она совсем забыла об этой кошмарной проблеме.

— Можешь быть уверен, уж здесь-то Графтон развернется вовсю, будет злобным и неумолимым.

Элспет казалась совсем маленькой в массивном кресле, и, не дожидаясь позволения, Дарли пересек комнату, выдернул ее из кресла и заключил в объятия.

— Это не катастрофа, — произнес он, явно ободренный тем, что она не противилась. — Это же просто чудесно, что у нас будет ребенок, и более того, — он опустил голову, их взгляды встретились, — я хочу сделать тебя счастливой. И тебе не о чем беспокоиться, я никому не позволю причинить тебе боль, и ни один скандал не затронет ни тебя, ни нашего ребенка. Она чуть шевельнулась.

— Ах, если бы мир не был так жесток к нам.

— Ни единая душа не посмеет тебя и пальцем тронуть. — Он прижал ее крепче. — Даю тебе слово. Мы позаботимся, чтобы твой развод прошел в максимально короткий срок, а затем мы поженимся — да хоть в Виндзорской капелле, если захочешь.

— О Господи, нет! Не надо так публично! — встревожилась она.

Он ухмыльнулся:

— Это означает твое «да»?

— Со всеми этими проблемами, что навалились на нас, даже если это было «да», за ним должно было последовать большущее «может быть».

Ему очень понравилось то, как она произнесла «на нас». Он и представить себе не мог, что столь короткое словечко вызовет в нем такое ликование, хотя еще совсем недавно любой такой намек прозвучал бы для него как анафема.

— Я с удовольствием приму любое «да».

Словно он всю свою жизнь был романтиком. Словно тот, другой лорд Дарли был каким-то чуждым созданием, пришельцем с другой планеты. Словно иметь ребенка было его самым большим желанием.

Такова была великая преобразующая природа истинной любви.

— Давай все скажем твоему брату, — заявил он, желая разнести эту новость по всему свету. Схватив ее за руку, Дарли направился к двери.

Элспет отступила:

— А надо ли?

— Дорогая, рано или поздно Уилл все равно задастся вопросом, почему у тебя растет животик.

Она воззрилась на него:

— Я не нахожу в этом ничего смешного.

— Скажем это иначе. Лучше уж пусть он узнает это от тебя, чем от кого-либо другого. — Он вскинул брови. — Ты же знаешь, как обсуждает хозяев прислуга, а уж после сегодняшнего визита доктора…

Она застонала.

— Я сейчас не в состоянии принимать какие-то решения.

— Я возьму на себя любые, самые ничтожные проблемы, не волнуйся ни о чем. Все, что тебе надо делать, — это есть, спать, беречь свое здоровье ради нашего дитя и время от времени дарить мне улыбку.

— Слишком уж ты весело и радостно воспринимаешь все это дело, — упрямо проворчала Элспет.

— Это, наверное, любовь, — ответил Дарли, не подвергая сомнению свои порывы, чем, впрочем, он и прежде не страдал. Не сомневался он и в чувствах Элспет к нему — может, это была самонадеянность или же просто следствие многолетнего женского обожания. — Давай скажем сейчас твоему брату, и Малькольму, и всем остальным — Генри, Софи, Чарли. Все новости и всем сразу. Раз уж Уилл уже знает о разводе, надеюсь, он обрадуется, когда узнает о наших планах на брак. А поскольку ты время от времени будешь чувствовать дурноту, они все равно довольно скоро догадаются, что ты ждешь ребенка.

Не чувствуя себя столь уверенной, как Дарли, не зная, как окружающие отнесутся к их связи, Элспет пробормотала:

— Скажи им ты… а я увижусь с ними, с каждым… ну, может, завтра. Он рассмеялся:

— А ведь ты можешь выбрать любого из моих берберов, если пойдешь сейчас со мной, когда я сообщу наши новости.

Элспет поразилась собственной корысти, сама мысль о том, что можно заполучить одного из резвых жеребцов, была столь заманчивой, что, кажется, даже отступили все ее страхи.

— Я не смогу, — сказала она. — Нет, правда, я не смогу, — добавила она более твердо, словно повторное признание могло укрепить ее добродетель.

— Конечно же, ты сможешь. Как тебе кажется та черная кобылка? Она быстра, у нее безупречные формы, и, судя по ее крупу, она должна брать быстро, прямо со старта. Она просто идеально подходит тебе.

— Ты меня так коварно искушаешь, — прошептала Элспет, ее щеки зарделись от возбуждения.

— Именно этого я и добиваюсь, дорогая. А теперь выбирай себе лошадку, и пошли всех будить.

Последующие дни прошли в бурной деятельности — как в Лондоне, так и в Гибралтаре. Герцог Уэстерлендс поговорил с королем, а тот, в свою очередь, поговорил с Питтом. Мистер Крайтон собрал своих коллег и шпионов и организовал оппозицию, выступившую против иска Графтона. Слуги на вилле старательно паковали вещи, готовясь к неминуемому отъезду, а капитан «Прекрасной Ундины» грузил припасы для плавания домой. Генерал Элиот разделил с компанией праздничный ужин в «Европа-Пойнт», и спустя неделю после известия о прибавлении в семействе Дарли «Прекрасная Ундина» подняла якорь и на всех парусах понеслась к дому.

Был отдан приказ, высадиться в Дувре, а не в Лондоне.

В надежде избежать скандальной встречи с Графтоном — ради спокойствия Элспет — Джулиус предусмотрительно решил нанять экипаж в городе. К тому же он хотел защитить Элспет от ее супруга. Граф мог безнаказанно и на законных основаниях схватить свою жену, держать ее под замком и сделать с ней все, что угодно, за исключением разве что убийства. Патриархальное право «карать и наказывать» жену не вызывало вопросов. А если последние сомнения на этот счет развеять не удавалось, приговор судьи по подобному делу в 1782 году ставил окончательную точку. Тот заявил, что при наличии веских причин муж имел право на законном основании бить жену палкой, если палка будет не толще его большого пальца.