Играет музыка, кружится зеркальная сфера, по стенам и потолку летают разноцветные лучи файерболов, колышется танцпол… Коктейль приятно пьянит голову, и я улыбаюсь, тайком от девчонок прочитав на экране всплывшее сообщение:

«Ты все-таки надела ее – ту самую юбку, что была на тебе в дождливую ночь»

«Да. Хотела сделать тебе приятное)»

«Я надеялся) Твоя кожа под ней оказалась как шелк, и такая прохладная от дождя»

«Зато горячими были твои руки»

«Только руки??»

«Не только)»

«Знал, что ты оценишь)»

«Еще бы! Обжигающий кофе) Спасибо, что угостил)»

«*злой смайлик* Не дразни Рыжего, Коломбина. Ему и так непросто!»

«Я сниму жакет, сегодня здесь слишком жарко.

Жаль, что нет дождя («

«Мучительница! Мой любимый желтый топ… Я говорил, вредина, что у тебя офигенные плечи?»

«Говорил)

……… Только плечи?

……… Попробуй опустить глаза ниже»

«Танька, искусаю!»

«??»

«Глаза, губы, грудь, задница, ноги! И снова губы. Я люблю в тебе все, Коломбина, но твой рот сводит меня с ума. Особенно, когда ты делаешь им «это»».

«Артемьев, фу быть таким испорченным (……

……… Но мне тоже нравятся твои губы.

……… И не только)

………«Это» у тебя тоже классно получается)»

«Оценила, значит?»

«Значит)»

«Таня, я скучаю по тебе»

«И я»

«Кто придумал эти мальчишники? Скука смертная. Хотя анекдот Стаса всех повеселил. Кстати, он сказал, что Алинка ничего. Как думаешь, мне сейчас открутить ему яйца или подождать: вдруг он сестре понравится?»

«Если понравится, появится риск, что Алинка открутит кое-что тебе»

«Ну вот, теперь его заводят обе твои подруги. Хм. Интересные у него идеи)»

«Что?! Можешь смело откручивать! Вот же

козел!»

«Я так и думал) *смайлик* Ты неисправима)»

«Я зла и одинока (А Стас – пошляк («

«Не злись, Колючка. Меня заводят только те фантазии, в которых есть ты»

«Например?»

«Даже так?»

«Да) Скука смертная эти девичники, ты прав»

«Я, ты и кровать. Ты, я и бильярдный стол. Мы и зеркало. Продолжать? Кажется, я не готов досрочно раскрыть все карты»

«Не нужно) Кое о чем не трудно догадаться)»

«Хм?»

«Думаю, можно сразу начать с фантазии «Флеш рояль»»

«?!»

«Там где голая я, смятые простыни и шелковые чулки)»

«Че-ерт… О да! На твоих стройных ногах…»

«Не угадал)

«?»

«На моих запястьях)»

«Танька! Садисточка моя! (Кто из нас еще испорченный *смайлик*) Твой Рыжий только «за»

«Если что, я пошутила!»

«Поздно! Я уже болен этой фантазией

…… Хочу быть в тебе

…… Хочу тебя

…… Очень хочу

…… Хочу!»

«Артемьев, не кричи»

«Не могу. Я умираю. Мне срочно нужна помощь! Кажется, где-то в моем кабинете был аппарат искусственного дыхания и медикаменты. И там точно никого нет»

«Нельзя! Закон девичника гласит: никаких парней!»

«Танька, Танечка – пожалей! Дышать не могу! Ночевка в общаге была плохой идеей – дохну (Репейничек мой, я же тебя так…

Я взвиваюсь вверх как юла, бросая телефон в сумку.

– Девочки! Мне нужно срочно выйти по личному делу! Срочно!

– Куда? Куда ты собралась, Тань?! Договаривались же, чтобы и близко не подходить к парням! И так Бампер с Люковым вконец обнаглели, девичник с мальчишником в одном клубе проводить…

Мои честные глаза, надеюсь, не выдают меня с головой.

– Я? Да никогда, Лиль! Как ты могла подумать! Это же закон! Мне просто надо в туалет. Да, в туалет, мне плохо!

– Таня…

– Женька! – я оборачиваюсь на ходу, пятясь спиной к темному коридору, в котором только что скрылся Бампер, и качаю подруге головой. – Не вздумай за мной идти!..

«Сегодня солнечный и погожий день. Университет шумит как улей, повсюду слышны радостные и не очень голоса студентов… Я сдала экзамен по экономике на отлично, в зачетке стоит высший балл… Где-то в этом огромном городе мою радость разделяет Рыжий и уже мчит ко мне на своем черном как ночь «BMW», обещая расцеловать свою Колючку. Я так счастлива, пробегая парковой аллейкой под сенью кленов и каштанов к широкому проспекту, что не сразу слышу знакомый голос, окликнувший меня.

– Таня! Постой, Таня!

– Вовка? – я останавливаюсь и удивленно оглядываюсь. Заметив вдалеке на крыльце Сомову, напускаю на себя хмурый вид. – Чего тебе, Серебрянский?

Парень подходит и мнется, суетливо прячет руки в карманах брюк, раздраженно кусая губы. Мне кажется, в прошлый наш разговор мы достаточно сказали друг другу, чтобы начинать все сначала, но это же Вовка, и я не могу так просто взять и уйти.

– Это правда? – он наконец набирается смелости спросить, встречаясь со мной взглядом.

– Ты о чем? – замечаю с подозрением, хотя, конечно, и так все ясно.

– Правда, что ты теперь с Рыжим? Как его, с Бампером?

– Не думала, что это для тебя большой секрет.

Это действительно для него не секрет и мы оба об этом знаем.

– Я не о том. Правда, что вы… Что ты выходишь за него замуж?

Правда, не правда. О чем говорить? Я смотрю на симпатичного парня, не так давно бывшего моим, и грустно вздыхаю.

– Вовка?

– Что? – тут же отзывается он, со звуком своего имени встрепенувшись в плечах. – Что, Таня?

– Какая разница?

– Большая, – упрямо возражает он. – Слишком быстро. Такого просто не может быть! Неужели ты все это делаешь назло мне?

Мне не хочется ссориться с ним, ни капельки. Все уже отошло, отлетело с вчерашним днем и едва ли кажется сегодня правдой.

– Ты тут ни при чем, Вовка. И наша ссора с тобой уже в прошлом, я не хочу о ней вспоминать. Не вышло у нас с тобой своей истории, так бывает. Сегодня я думаю: хорошо, что не вышло.

– Но…

– Все равно ты не смог бы до конца принять меня. Мы слишком разные, правы были твои родители. Я не могу быть счастлива только за закрытой дверью, это неправильно.

– Не правда, смог бы.

– Нет, – мягко настаиваю я. – Возможно, в будущем, но не сейчас. Не стоит тебе ходить за мной, пожалуйста.

Но Серебрянский не был бы собой, если бы легко сдался.

– Значит, он все же лучше меня. Смелее, да? Жаль, что ты не хочешь видеть и слышать. Не знаешь со сколькими он раньше…

– Не нужно, Вовка! Я не стану слушать о Рыжем гадости и просто уйду! Мне все равно, что было раньше. Все равно!

– Но я не понимаю. Не понимаю почему он, Таня?

– Я люблю его. Очень. Так случилось.

– Но мы? Как же мы?

– «Мы» уже в прошлом, Вовка, но ты обязательно еще будешь счастлив. Я обещаю тебе, что буду помнить только хорошее».

«… – Ну что, Андрей, давай еще раз выпьем по рюмочке за знакомство? Хорошая у тебя девочка! И руки и голова откуда надо растут, это я тебе как отец отцу говорю! А красавица какая кареглазая, вся в тебя! Видел бы ты, как наш Витька вокруг нее круги нарезает – голова закружится смотреть! Как павлин распушит хвост и пошел вокруг своей Тани приплясывать. Дурак дураком, весь в меня! Я эту его пляску как увидел, так сразу матери и сказал: не за горами нам свадьбу играть. Сам таким же павлином был, помню. Правду я говорю, а, Людочка? Попроси ты меня двадцать пять лет назад звезду с неба достать – ей богу, достал бы!

– Правду, – смеется Карловна, и отец Рыжего довольно кривит улыбку:

– Вот и Витька наш такой же, не смотри, что щерится котом – это он от счастья. В лепешку расшибется, к чертям собачьим зубы сломает, но если что обещал – сделает! Так что, Андрей, не переживай за дочь. Наш сын ее не обидит, слово родительское даю!

– Ну, раз даешь, Максим, так и я против не буду. Я своей Танюше только счастья желаю. А Виктор нам с Элей сразу понравился, серьезный парень. Да и Пашка у нас еще тот радар человеческих душ! Прошу вас, Людмила Карловна, давайте, что ли, действительно еще раз поднимем за знакомство…

– Давайте, Андрей. Только лучше уж сразу по-семейному: просто Люда. Не чужие ведь люди, породнимся скоро.

«Просто Люда» на нашей кухне в Роднинске в длинном платье цвета графит и тонком жемчуге на фарфоровой шее смотрится, как герцогиня Кембриджская на кухне хрущевки, но, кажется, это ее ничуть не смущает, так же, как Рыжего и его отца – накрытый Элечкой стол с домашней едой. Они мило болтают с отцом о моем детстве, школьных годах, взаимно делятся семейными воспоминаниями и деталями своей сегодняшней жизни, узнавая друг друга, а я смотрю на Элечку и отмечаю, что у нее после двух часов беседы, наконец, перестали дрожать руки, но алый румянец со щек так и не сошел. Ну, еще бы! У меня самой щеки полыхают ярче факела в близком присутствии Карловны и ее мужа в отцовском доме, да еще и за нашим столом!

Вообще-то, узнав о гостях, отец заказал ужин в ресторане, но Элечка так переживала, как лучше принять гостей и чем накормить с дороги, что пока мы с отцом потели за уборкой, а Рыжий выгуливал Снусмумрика, приготовила вполне приличный обед. И даже испекла грибной пирог сверх задуманного: а вдруг гости проголодаются по-серьезному?

Гости приехали, присели… и напрочь отказались куда бы то ни было идти, заметив, какими вкусностями пропах дом, разместившись просто на нашей небольшой кухне.

– … А вот на этой фотографии Тане двенадцать. Здесь она в мастерской вместе с Мишкой, другом детства, чинит старый дедов мопед. Вот так и жили: у соседских девчонок куклы, платья, а у нас с дочкой все больше техника. Я на работе, и она пропадает в гараже. Как в школу пошла, так и заворачивала после ко мне на работу. Дома-то ее оставить не на кого было, а так со мной, под присмотром.

– А я-то думаю, Андрей, в кого она у тебя такая умелая…

Сегодня вечер имени меня, то бишь, невесты. Назавтра мы всей семьей окажемся в гостях у семьи Артемьевых, и Максим Аристархович тоже за словом в карман лезть не станет, угощая отца и Элечку собственноручно приготовленным ростбифом, за разливом виски и мартини в бокалы важно перечисляя заслуги репетиторов и английской школы в становлении любимого сына. Громко рассмеется на сожаление Карловны о том, что Виктор оставил увлечение музыкой, предпочтя, как отец, заняться бизнесом, и гордо предъявит гостям семейную реликвию – первый заработанный сыном доллар. Но все это будет завтра, а сейчас я сижу за столом на кухне красная как вареный рак, старательно царапая вилкой тарелку, слыша, как громко и радостно щебечет в моей спальне Снусмумрик, показывая Карловне нашу с отцом коллекцию ретро-автомобилей. Представляя, как гостью тихо шокируют зеленые шторы в золотой орех и фотообои неба на потолке. И только Рыжий сидит рядом довольным жуком, обняв мои плечи, слушая разговор мужчин и чувствуя себя как дома.

Впрочем, очень скоро этот дом станет и его тоже…»

«… – Пап, мне нужно тебе кое-что сказать. Кое-что очень важное.

Я стою над отцом, сунувшим голову под капот чужого автомобиля, внимательно осматривающего двигатель специальной лампой, решив, что лучше с новостью не тянуть.

– Да, доча?

– Пап, кажется, я выхожу замуж.

Не знаю, то ли новость слишком внезапная, то ли крышка капота открыта не до упора, но отец крепко прикладывается к ней затылком, вскидывая голову.

– Что?! – выдыхает изумленно. – Как выходишь? Когда выходишь? Почему вдруг? Таня, – оборачивается, прижимая ладонь к ушибу на затылке, – ты что, дочка, тоже беременна?!

– Конечно, нет! Глупости какие! – улыбаюсь я, но недолго. Только до того момента, когда смысл сказанных отцом слов доходит до меня.

Вот тебе на! Мы стоим и смотрим друг на друга целую минуту, пока Крюков не переключает внимание на автомобиль, выключая лампу.

– Тоже?!

– Ты все не так поняла.

– А как я еще должна понять? Пап, Элечка что, ждет ребенка?

Плечи Крюкова как-то неловко вздрагивают.

– Па-ап?

– Тань, давай не сейчас. Что ты цепляешься к словам! – Но под моим взглядом все же сознается, в хмуром смущении поджав рот. – Ну, кажется.

– Только кажется?

– Дочка, не усугубляй!

– Так скажи как есть, – я развожу руками, не узнавая отца. До сих пор он мало что скрывал от меня. – Чего юлить?

– Все это сложно объяснить.

– Да уж ребус страшной силы, и не говори. Без инструкции не разобраться. Ты что, не хочешь? Не любишь Элечку?

Отец замирает с выпрямленной спиной.

– Не говори ерунды! Люблю, конечно, и Элю и Пашку, очень даже! Но… мы так долго были с тобой вдвоем. Я не знаю, чего хочу. Готов ли настолько изменить нашу жизнь.