Но все это было в прошлом. Хотя королевское помилование сняло с нее часть вины, оно не избавило мою мать от оставшейся в душе горечи, и с тех пор она посвятила свою жизнь восстановлению своей семьи. Цель, достойная похвалы, однако порой я испытывала по этому поводу лишь обиду.

Как сейчас, например.

– Это хорошо. Насчет святой Урсулы я одобряю, – сказала она, продолжая сидеть в своем кресле с высокой спинкой у окна, где свет падал на ее неприглядный головной убор. – Надеюсь, королева и твои гувернантки могут гордиться тобой. Ты прилежна на всех своих уроках?

– Да, мадам.

– Соблюдаешь ли ты порядок с ежедневными молитвами? Посещаешь ли мессу?

– Да, мадам.

Она встала, приблизилась и обошла меня кругом, после чего остановилась передо мной и подняла мой подбородок одним пальцем. Я не была уверена, что она мне поверила, но напрасно: ее реакция оказалась одобрительной.

– Тогда в тебе есть все, чего я хотела бы для своей дочери.

Я с облегчением скромно потупила взгляд.

– Надеюсь, что так, мадам.

– Красивая девушка, хорошо воспитанная, без греха.

– Я исповедуюсь, мадам.

Чувствуя на себе приятную тяжесть могущественной реликвии Изабеллы, я молилась, чтобы мать не заметила, как мои щеки при этом виновато покраснели. И она таки не заметила, о чем свидетельствовала едва заметная улыбка на ее губах, которой она меня удостоила. Но затем эта улыбка исчезла.

– Я верю, что ты ведешь себя благопристойно и приличествующим образом, находясь при дворе в обществе молодых рыцарей короля. И я не хотела бы, чтобы до меня дошли слухи, что твое поведение считают кокетливым, Джоанна.

– Мои манеры образцовы, мадам. Королева Филиппа даже ставит меня в пример своим дочерям, – бесцветным голосом сообщила я.

– Да, я тоже это слышала. – Графиня вернулась к своему креслу, уселась на укрывавшую его шелковую накидку и посмотрела мне прямо в глаза. Она шумно втянула воздух, и ноздри ее напряженно сузились, как случалось, когда она бывала недовольна. – Значит, я могу быть спокойна, зная, что за тобой хорошо присматривают. – Она продолжала рассматривать меня, постукивая подушечками пальцев правой руки по переплету часослова, который положила себе на колени. – Что ж, думаю, время настало.

Я продолжала молчать под ее взглядом, и моя мать, перестав стучать по книге, положила обе ладони на подлокотники кресла, вырезанные в виде свирепых зверей с оскаленными пастями.

– Тебе пора замуж, – после непродолжительной паузы объявила она. – Твоей руки добиваются представители самых уважаемых и знатных семей.

Вот так оно и свалилось на меня, без предупреждения, без торжественных фанфар, то известие, которого я так боялась, хотя всегда знала, что для заключения семейных союзов дочери представляют огромную ценность. С самого начала предполагалось, что мы с Маргарет должны удачно выйти замуж, однако этого момента я ждала с ужасом. И вот он наступил. Я бесшумно сглотнула, не поднимая глаз выше кромки юбок матери, и графиня восприняла мое молчание как смиренное согласие.

– Я вижу, это не стало для тебя сюрпризом.

Нет, на самом деле я была удивлена, хотя, очевидно, мне удалось достаточно хорошо скрыть свои чувства. Учитывая мой юный возраст, я думала, что время еще не пришло, что эти планы будут отложены, по крайней мере, на год, а то и два. И что это будет долгая помолвка, а не сразу свадьба. Мою сестру Маргарет, которая была старше меня на год, обручили с одним важным аристократом из Гаскони, Аманье д’Альбре, но они с ним еще даже не виделись. И пока что какими-то разговорами об их свадьбе в обозримом будущем даже не пахло.

Не замечая того, как глухо и тревожно стучит мое сердце рядом со слезами Девы Марии, моя мать продолжала:

– Ты должна была знать о планах насчет тебя. Король хочет вознаградить своего ближайшего друга графа Солсбери, который, как ни печально, по-прежнему находится в заключении во Франции и, вероятно, будет оставаться там, пока за него не заплатят выкуп. И лучшим способом для короля выказать графу Солсбери царственную благодарность за его службу короне на родине и за рубежом будет отдать его сыну руку своей кузины, носящей титул принцессы рода Плантагенетов.

Выходит, я должна выйти за Уилла Монтегю, того парнишку, который сосредоточенно возился с ремнями рыцарской амуниции. Я не смогла придумать, что тут можно сказать.

– Ты что, недовольна? – спросила вдовствующая графиня после затянувшейся паузы, и в голосе ее послышались резкие нотки.

Что еще я могла сказать, чтобы не вызвать вспышки гнева?

– Нет, мадам. Я довольна.

Это был единственный возможный вариант ответа.

– Это будет особенный альянс. Король с королевой полностью поддерживают его. Что же касается мальчика Солсбери, ты его хорошо знаешь. Так что в нашем выборе для тебя не может быть ничего такого, что тебе не понравится.

– Конечно, мадам. – Я решила, что нужно что-то сказать, дабы скрыть свое раздражение. – Уильям мне вполне нравится.

Она кивнула.

– Ты уже достаточно выросла. Ты вступишь с ним в брак, но, разумеется, будешь жить, как и жила до этого, пока вы с ним оба не станете взрослыми настолько, чтобы взять на себя ответственность за плотскую сторону супружеской жизни.

Сохраняя на лице безучастное выражение, я перевела взгляд с кромки платья матери на кончики ее туфель, богато отделанных золотом.

– В отсутствие графа мы с тобой сегодня после обеда встретимся с графиней Солсбери, чтобы подписать брачный контракт. – Наконец она улыбнулась, а не просто слегка скривила губы, изображая улыбку. – Твой отец, Джоанна, одобрил бы этот шаг. Я провела эти переговоры в точности так, как этого пожелал бы он. – Она строго взглянула на меня, и ее удовлетворенно расслабившиеся было пальцы вновь напряженно сжались. – Тебе по-прежнему нечего мне сказать?

Нет, абсолютно нечего, что приличествовало бы ситуации. Что было бы безобидным и не поколебало бы землю у нее под ногами. Да и под моими тоже. Мысли мои путались, натыкались одна на другую, мозг лихорадочно пытался найти какие-то подходящие слова, но тщетно.

– Благодарю вас, мадам.

Моя мать вздохнула и снизошла до того, чтобы продолжить объяснения.

– Уильям станет тебе стоящим мужем, – заявила она. – А союз с графом Солсбери будет крайне выгодным для нашей семьи. Он окончательно восстановит нашу разрушенную репутацию.

А я и не знала, что она была разрушена настолько, что нуждалась в восстановлении. Разве королева не любила меня так же, как своих собственных дочерей? Однако измена способна отбрасывать длинные тени, а моя мать, к несчастью, сыграла в ней немаловажную роль. Здесь действительно многое нужно было исправлять. Да, вероятно, мать заслуживала и моей жалости, и моей уступчивости.

– Да, мадам.

– А ты станешь хорошей женой.

– Да, мадам.

– Скажи своей прислуге, чтобы тебя одели для королевской аудиенции соответствующим образом. Когда придет время, я зайду за тобой.

– Да, мадам.

– А теперь можешь идти. Возможно, к нашей следующей встрече тебе все-таки удастся подобрать для меня какие-то слова благодарности и восторга в связи с твоим замужеством.

– Да, мадам. Я постараюсь.

Наконец я выбралась в коридор, чувствуя, как внутри меня поднимается тошнота. Моя мать надеялась, что я стану орудием, которое поможет снять немилость с нашей семьи и залечить раны прошлого.

Однако ее ждало разочарование.

Я была уверена, что меня ждет другая судьба, хотя многие посоветовали бы мне сразу выбросить это из головы.


Выйдя за дверь, я прислонилась спиной к холодной стене, чтобы немного прийти в себя и дать улечься охватившей меня панике. Но спокойно постоять мне не дали, потому что в дальнем конце залы в тени колонн я заметила три фигуры, будто специально выстроившиеся по росту на убывание: Уильям Монтегю из Солсбери, наследник короля Эдуард и мой брат Джон, которые последовали за мной, чтобы выяснить причину моего срочного вызова к матери. Они явно ожидали меня там, потому что сразу двинулись в мою сторону, как только я вышла. Оторвавшись от стены, я тоже пошла им навстречу с невинным, как мне хотелось думать, выражением на лице, на ходу соображая, что можно им говорить, а что нельзя.

– Что она хотела? – без всяких церемоний сразу спросил Джон.

– Ничего такого, о чем следовало бы слышать твоим маленьким ушкам, братишка, – ответила я ему, но взгляд мой в это время был прикован к потомку рода Солсбери.

Знал ли Уильям, о чем шел наш разговор? Сообщили ли ему уже, что мы с ним вскоре будем соединены священными узами брака? Очень может быть. Он не проронил ни слова, но Уильям как раз вполне способен держать свои намерения при себе. Я следила за ним сквозь полуопущенные ресницы. Вот он, человек, который, согласно планам наших родителей и короля с королевой, должен стать моим будущим мужем. Поскольку я не давала обещаний держать все в тайне, возможно, сейчас наступил подходящий момент, чтобы прокомментировать тот факт, что мы с ним волею не зависящих от нас сил и обстоятельств обречены провести свою жизнь вместе.

Все бы хорошо, вот только горло мое сковал страх, так что я буквально не могла выдавить из себя ни слова.

Зато смог Уильям, который отодвинул Джона в сторону и спросил:

– Ты сказала своей матери правду?

Я напряженно прищурила глаза.

– Тебе нет необходимости лгать мне, – продолжал он. – Я все знаю. У меня везде свои люди. Что на тебя нашло, Джоанна? Где твое благоразумие?

Этот осуждающий тон вернул мне голос.

– Ты что, подслушивал под дверью, Уилл?

– Да.

– Под какой дверью? – Эдуард, не понимавший, что происходит между нами, мгновенно заинтересовался, и глаза его подозрительно забегали от меня к Уильяму и обратно. Джон, напротив, потерял всякий интерес и, взобравшись на скамью у окна, уселся там, обняв колени, в позе скорчившейся горгульи.

Уильям слегка подтолкнул Эдуарда локтем, игнорируя его вопрос.

– Ты должна сказать, – настойчиво продолжал он. – Ты должна сказать ей.

– Я знаю.

– Если ты не скажешь, это сделаю я.

Разумеется, я должна сказать правду. Но только тогда, когда я сама это решу, а не по подсказке моего суженого. На миг я представила себе, как он стоит между нашими матерями и твердым голосом рассказывает им о том, что я натворила. А также живо вообразила, как на мою голову одновременно обрушивается гнев двух взбешенных дам.

Я быстро шагнула вперед и взяла Уильяма за руку:

– Ты не посмеешь!

Но Уильям, нисколько не испугавшись, сбросил мою руку.

– Не посмею? Конечно посмею. Если я этого не сделаю, каким дураком я буду выглядеть, когда все выяснится? А выяснится это обязательно.

Уильям при желании умел казаться грозным и устрашающим, несмотря на то что мы с ним были почти одного роста.

– Тсс! – зашипела я на него, потому что он фактически перешел на крик, подхваченный эхом в высоком вестибюле.

– Расскажи им сама, Джоанна, или это сделаю я.

– Рассказать им что? – На этот раз Эдуард не собирался отстать так просто.

– Помолчи, Нед! Ты еще слишком маленький, чтобы знать такие вещи, – сказала я.

– Это только потому, что вы мне ничего не рассказываете, – возразил он. Непробиваемая логика. Он перестал переминаться с ноги на ногу и, тут же превратившись в принца королевской крови, гордо заявил со всей надменностью потомка династии Плантагенетов: – Вы обязаны рассказать мне. Я настаиваю.

– Если Джоанна во всем признается, – объяснил Уильям, – тогда все может быть улажено и рассказывать будет не о чем.

– Хорошо, я расскажу своей матери, – согласилась я, наступая на горло чувству собственного достоинства, и еще раз так крепко сжала его руку, что он даже поморщился. – А ты откуда узнал?

– От пажа. Этот перепуганный недотепа налетел на меня, торопясь паковать доспехи своего господина, когда мы были в Генте. Я подвез его, а он оказался не в меру разговорчивым. Все болтал и болтал. Пока рот его не захлопнулся, как волчий капкан.

На меня накатила волна паники. Ну конечно. Ведь Уильям был тогда с нами в Генте.

– А этот паж еще кому-нибудь об этом говорил?

– Откуда мне знать?

Оставалось только молиться, чтобы не говорил. Я отпустила руку Уилла.

– Ты должен пообещать мне, что никому не скажешь.

Это не произвело на него должного впечатления, и он просто ушел, бросив напоследок:

– Ничего я тебе обещать не стану! – И оставил Эдуарда, который смотрел на меня с видом высокомерного непонимания.

– Ты не должна позволять Уиллу говорить с тобой таким тоном.

– Я знаю.

– Ты ведь королевской крови. Ты моя кузина.

Но мысли мои были уже далеко.

– Мой кузен – король, а не ты.

Брови Неда поползли на лоб. Ответ его был короток:

– Это практически все равно. Ты член моей семьи. И ты должна сразу сказать мне, если Уилл относится к тебе без должного уважения, которого ты заслуживаешь.