У Актис потемнело в глазах. Запищал Бригантии. Ветер дул со стороны римлян, и они ничего не услышали. Когда бывшая королева открыла глаза, с бриганткой было всё кончено. Актис увидела, как один из солдат вытирает меч куском платья Суль. Другие что-то громко обсуждали и весело смеялись.

С трудом Актис удалось подняться. Она хотела бежать подальше от этих страшных людей, которые убивают и при этом весело хохочут. Актис побежала. Откуда взялись силы? Через несколько шагов ей навстречу выбежала толпа бриттов, тысячи три. Их, словно пастухи баранов, гнали всего полтора десятка всадников, погоняя отстающих концами копий. Один старый бригант слишком отстал от сородичей. К нему подъехал галл и так ударил его по затылку древком копья, что несчастный буквально воткнулся в землю с расколотой, как орех головой.

Актис ничего не успела сообразить, как оказалась среди бегущих британцев. Теперь она была в плену римлян, точно так же, как ровно год назад в плену у Венуция. Пленных гнали в сторону, где шла битва. Впрочем, уже не шла. Она кончилась. Армия Венуция потерпела поражение. Сам король бежал с остатками своей дружины и телохранителями. Те, кто не успел спастись бегством, гибли, не прося пощады и призывая кельтских богов отомстить за них и принять души на пир Луга.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Прошло шесть дней с той минуты, как армия короля Венуция была разбита у четырёх холмов, взяты в плен тридцать тысяч британцев, и последние горстки оставшихся в живых ушли на север и дальний запад острова. Горестная весть о поражении сородичей вмиг облетела многочисленные варварские племена, повергла в отчаяние и уныние бесстрашный народ, наполнила его сердца скорбью за пленников и гордостью за погибших.

Победа римских орлов остановила наиболее ретивых вождей других народов, которые прямо не поддерживали Венуция, но были в числе сочувствующих правому делу бригантов, изгнанию чужеземцев с родной земли. Спешили гонцы к римскому наместнику, выражая от имени повелителей племён смирение и покорность великому Риму. И вновь лишь в жестокой битве, где римским воинам пришлось насмерть биться с варварами, жаждущими крови осквернителей своей родины и веры, воцарился кратковременный мир на острове. И в ближайшее время британцы вряд ли осмелятся поднять оружие против легионеров империи.

Мрачная тень поражения нависла над Венуцием, который вместе с Мэрлоком уехал далеко вперёд своих воинов, рассеянные кучки которых брели по грязной непролазной после дождя дороге, мало заботясь о дисциплине и порядке. В сражении погибли лучшие воины племени, а те, кто остался жив, представляли из себя столь жалкий вид, по которому можно было сделать вывод, что перед вами бродяги-изгои, волей судьбы заброшенные в эти дикие места. Лишь один человек не терял присутствия духа. Мэрлок, этот человек уже вынашивал в своей голове новые идеи, способные воодушевить британцев на дальнейшие жертвы во имя свободы.

Вот и сейчас верховный друид племени бригантов, услышав волю кого-то из великих богов, стал нашёптывать Венуцию очередной план мести римлянам:

— Утри слёзы, отважный вождь. Пока ещё чужеземцы сильны, и их оружие крепче нашего. Но у них нет духа, который по величию и могуществу превзошёл бы наш. За нас стоят боги!

Венуций с усмешкой оглянулся на Мэрлока, затем, резко натянув поводья, остановил коня. Белый жеребец поднялся на дыбы и, громко всхрапывая, ударил копытами в рыхлый и мокрый песок. Мэрлок тоже остановился, озираясь по сторонам и, видимо, успокоившись, уставился на короля, ожидая реакции на свои слова.

— Боги отвернулись от нашего народа, Мэрлок! — эти резкие слова Венуций бросил в лицо друиду. — Где их благосклонность и доброта?

Мэрлок молча поглаживал своего коня и слушал наполненную гневом речь Венуция. тот продолжал:

— Разве мало жертв было посвящено Езусу, Таранису, Тевтату и самой Бригантии? Может быть, наши боги подкуплены римлянами, и их дары оказались слаще, чем наши?

Мэрлок в ужасе оглянулся по сторонам. Не слышит ли кто-нибудь кощунственные слова короля. Но вековые дубы, стоявшие вокруг, молчали и даже не шевелили ветвями. Не грянул гром, и не разверзлись небеса.

— Перед сражением ты обещал нам победу и говорил, что боги будут помогать нам. Уверял, что предки будут воевать в наших рядах, вернувшись на краткий миг из страны изобилия и богатства. Ничего не помогло, мы побеждены и унижены. Остаётся одно средство, один выход. Я должен поехать к римлянам и отдать себя в жертву, чтобы моя кровь насытила богов чужеземцев и отвергла гнев от нашего народа, — Венуций умолк, закрыл глаза и уронил голову на грудь.

— Ты храбр и честен, — тихо ответил Мэрлок. — Но только в бою. Только в бою ты поистине герой. Не зря римляне называют тебя главным врагом и назначают высочайшие награды за твою голову. Но сейчас, когда битва проиграна, ты обвиняешь во всём всемогущих богов, помощи от которых ты не так уж сильно желал. Ты не слушал моих советов, а ведь они посланы были богами. Тобой овладело тщеславие. А ведь это боги подарили тебе королевскую власть и корону своего избранника. Но римские боги оказались хитрее. Они захотели овладеть твоей душой и послали тебе чужеземную женщину. Женщину нашего врага! И ты позабыл обо всём на свете! И я не смог ничего поделать с тобой, потому что невозможно убедить в чём-то человека, который ослеплён глазами женщины. Но ты жестоко наказан за свою слабость, а я никогда не напомню тебе о твоей слепоте. Мы были с тобой лучшими друзьями, хоть у друидов и нет друзей, и ты победил у Омы. Мы стали врагами, не по своей вине, и вот мы разбиты, и наш народ страдает как никогда. Но в этом есть и лично твоя вина, король. Откуда известны стали наши силы, и где мы готовим удар. Ещё задолго до сражения я тебя предупреждал, что среди твоих воинов есть изменники, земляные черви, подтачивающие наше единство. Почему ты не пресёк злые выпады в свой адрес, и хулу по отношению к нам, друидам, большинство из которых погибли в честной схватке? Ты должен был железной рукой пресечь все попытки непослушания в твоём войске. Почему ты не убил князя Вейтлога, когда тот отказался встать со своей дружиной там, где ты ему приказал? Бунтовщиков, которые орали, что нужно идти на Эбурак, ты тоже не наказал. Твоя милость не пошла никому на пользу. Не римляне одолели нас. Это мы помогли расправиться с нами. Учти все эти ошибки на будущее, Венуций, и никогда более не сопротивляйся воле богов. Ты их избранник. Так будь же послушен их воле. Один раз ты ослушался, и боги покарали нас слишком сурово. Но я уверен, они тоже скорбят вместе с нами. Погибло много бригантов. Среди них твой брат, твоя сестра и лучшие друзья. Женщина, которую ты любил, тоже мертва. Так пусть их жизни будут последними жертвами с нашей стороны. А ты хотел идти к римлянам, чтобы они схватили тебя и посадили в железную клетку, словно медведя на забаву своим детям и женщинам и на страх несчастным британцам, которых они покорили. Это глупо. Мы сейчас едем к великой Вирке. Её мудрость и жизненная энергия придаст нам силы, укрепит наш дух. И ты вновь соберёшь под свои знамёна воинов, чтобы очистить нашу землю от врага.

Когда Мэрлок закончил говорить, Венуций долго не решался ответить друиду, чувствуя, что жрец во всём прав. Больше никаких неприязненных чувств у короля к Мэрлоку не было. С потерей Актис, из-за которой всегда происходили стычки между королём бригантов и друидом, сам собой исчез объект раздора. Все эти мысли Венуция были настолько запутанны, что ни о какой-либо здравой идее, способной вселить оптимизм, не было и речи. То всплывали последние эпизоды битвы, то виднелись образы жены и сына, то пелена забытья окутывала Венуция. До сих пор не приходило осознание случившегося. Все эти дни Мэрлок был с королём. И вот сейчас впервые Венуций осознанно заговорил:

— Ты всегда знаешь, где искать выход. Направим же своих коней к Вирке и спросим у неё совета, который залечит наши душевные раны и уменьшит наши муки. Прости меня за резкость в разговоре, — он немного помолчал, затем добавил, — я думаю, что между нами вновь возобновится былая дружба. Теперь же вперёд!

Венуций пришпорил коня и поскакал по дороге. Мэрлок не отставал от него ни на шаг. Дорога вела на северо-запад, к морю, где расположился Лугувалий, посёлок, рядом с которым обосновалась Вирка.


В жилище, где проводила свои таинства мать друидов, привели человека в истрепанной от непогоды одежде. Трудно было узнать в этом бродяге, который стоял в нескольких шагах от Вирки, римлянина по имени Марк Клодий Эллиан. Она заблаговременно распорядилась, чтобы Клодию были оказаны все почести, как для дорогого гостя, несмотря на то, что весть о гибели тысяч бриттов прилетела и в эту глушь.

— Приветствую тебя, доблестный римлянин. Рок неумолим, и он требует от тебя новой жертвы.

— Что я должен сделать? — сиплым и простуженным голосом проговорил Клодий.

Он устало взирал на жрицу варваров. Не было сил говорить. В горле словно застрял камень. Вирка всё поняла. Она призвала двух рабов, стоявших рядом, и приказала проводить римлянина в жилище, где он мог бы отдохнуть. Клодий попытался добиться ответа на свой вопрос, но голос ему не повиновался. Из груди вырвался лишь болезненный хрип. Он закашлялся, судорожно пытаясь сказать несколько слов. Варвары молча схватили его за руки, и повели, еле державшегося на ногах, к хижине, окружённой с трёх сторон рвом. Вирка проводила его взглядом, а затем обратилась к Карлайгу, до этого молча стоявшему поодаль от Клодия.

— Ты исполнил свой долг. Возвращайся и жди вестей.

Старик склонил голову, молча кивнул Вирке и отправился прочь. Два его спутника последовали за ним. Вирка осталась одна. Ещё долго ходила она по тропинкам своего поселения, размышляя о чём-то своём, молча, приветствуя встретившихся ей на дороге соплеменников.

Через день, на рассвете, в Лугуваллий въехали двое всадников. Стражники, узнав в них Венуция и Мэрлока, почтительно пропустили их в ворота. Но король и друид не стали задерживаться в городе, а помчались туда, где жила Вирка. Жрица уже знала об их прибытии и стояла на пороге своей хижины.

— Недобрые вести дошли до нас, — сказала она, когда прибывшие вошли в дом.

Мэрлок тяжело вздохнул и мельком взглянул на Венуция, склонившегося перед матерью друидов. Он понял, что тот не в силах что-нибудь сказать, и поэтому начал сам: — Нас разбили, но не уничтожили. Много убитых. Но дух наш непоколебим.

Венуций молчал. Взор его застыл на непроницаемом лице Вирки. Он ждал от неё чего-то ободряющего и вселяющего надежду. Мэрлок продолжал описывать ход сражения, настойчиво проводя мысль о будущих победах над римлянами.

— Остановись, брат! — со вздохом сказала Вирка, когда Мэрлок поведал о смерти родных Венуция. — Не надо тревожить больную рану. Мёртвых уже не вернуть в этот мир.

Она видела, как тяжело задышал король. Мучительно заново переживать былое.

Вдруг распахнулась дверь в хижину, где находилась Вирка, Венуций и Мэрлок, и в помещение вошли трое людей, двое из которых были бриттами, а третий по виду резко отличался от них.

Мэрлок осклабился в усмешке, увидев и узнав Клодия, и без лишних вопросов стал ждать, что произойдёт далее. Венуций же, оцепенев от удивления, никак не мог поверить, что перед ним стоит его главный соперник и враг.

Дальнейшее произошло настолько неожиданно, что никто не успел сдвинуться с места, когда разъярённый Клодий, немного поправивший свои силы, ринулся с кулаками на короля бригантов. Он схватил своего недруга, обхватил руками за пояс и повалил навзничь, пытаясь вцепиться ему зубами в горло. Шатаясь и хрипя, встал Венуций. Он долго не мог прийти в себя, после того, как Клодия оторвали от него и оттащили прочь.

— Великая Вирка, отдай мне этого римлянина, — сказал Мэрлок.

Женщина отрицательно покачала головой.

— Тогда пусть он умрёт в тяжелейших мучениях. Убей его! — Венуций, не в силах совладать с собой, рвался к Клодию. Но короля крепко держали.

Эллиан молчал. Его также обступили несколько человек. Римлянин пытался плюнуть в лицо Венуцию, но не было слюны, чтобы ещё раз унизить короля варваров. Вирка хлопнула в ладоши, и появилась её спутница, маленькая девочка. В руках она несла деревянную чашу, наполненную белой густой жидкостью.

— Послушай меня, храбрый римлянин, я лишь исполняю волю наших богов. Прими эту чашу и осуши её до дна. Ты дал мне слово. Сдержишь ли ты его?

Клодий, стиснув зубы от беспомощности и злобы, согласно кивнул.

— Тогда пей, — Вирка жестом велела девочке подойти к римлянину.

Эллиан с достоинством взял чашу. Он знал, что умрёт. Но чем стала теперь его жизнь? Кому она нужна? Ведь рядом нет дорогих людей. Далеко Рим, друзья, а главное, нет рядом с ним любимой Актис. Допив чашу, Клодий побледнел и, выронив сосуд из рук, стал судорожными движениями хватать себя за грудь, словно хотел разорвать её. Помутневшие глаза с застекленевшими зрачками окинул последний раз сцену жизни. Ноги подкосились, и Марк Клодий Эллиан рухнул навзничь.