Софи хихикнула и улыбнулась Кристине, а потом снова затараторила по-французски, обращаясь к Жан-Люку:

— У вас была блистательная свадьба — я видела фотографии в «Пари-матч». Между прочим, я недавно вторично вышла замуж. Вон мой муж, Морис, ругается с concierge, со швейцаром. Он ужасно ревнив. Не будем рассказывать ему о нашей «дружбе», ладно? Он терпеть не может всех, с кем я была знакома до свадьбы. Думаю, вы оба это понимаете.

От Кристины не укрылась сияющая улыбка мужа, адресованная Софи.

— Такую встречу необходимо отметить, — объявил Жан-Люк. — Давайте встретимся через час и выпьем по коктейлю. Договорились?

— Чудесно! — воскликнула Софи.

Кристина молча кивнула.


Кристина прочла в «Интернэшнл геральд трибюн», что Тедди Уорнер одержала победу над Штеффи Граф в открытом чемпионате Австралии. Фотокамера запечатлела Тедди в прыжке. Короткая юбка открывала безупречно стройные ноги.

Внезапно Кристину охватила острая зависть. Тедди сумела стать настоящей звездой, пусть только в спорте, тогда как она сама… Кристина уже поняла, что совершила непоправимую ошибку, выйдя замуж за Жан-Люка.

Две супружеские четы в сопровождении телохранителей Кристины отправились в Александрию, где заранее заказали номера в отеле «Монтазе Шератон», на самом берегу Средиземного моря. Муж Софи, занимающийся импортом нефти, назначил там встречу с каким-то арабским шейхом.

Отель наводнили фотографы, прознавшие о предстоящем визите принцессы. Они не давали проходу Кристине и Жан-Люку. Естественно, в кадр то и дело попадала также Софи со своим мужем.

Через пару дней Жан-Люк и Морис отправились на деловой ужин. У Софи разыгралась мигрень: она сказала, что останется у себя в номере и вряд ли сможет встать на ноги в течение ближайших трех дней. Кристина тоже решила отдохнуть. За две недели ей ни разу не удалось выспаться. Жан-Люк совершенно измучил ее своими прихотями.

Она заказала ужин себе в номер и расположилась в шезлонге на балконе, наслаждаясь видом на набережную, вдоль которой тянулись пальмовые заросли и ряды внушительных особняков.

Вдруг ей показалось, что внизу мелькнула Софи, которая садилась в такси. Кристина встала, чтобы рассмотреть ее получше, но такси уже скрылось за углом.

Она ушла в спальню и с наслаждением легла на кровать. Через три часа она проснулась, бодрая и посвежевшая. Все-таки Жан-Люк был необыкновенным любовником, он не мог равнодушно находиться рядом с ней. Многие женщины об этом только мечтают. Ожидая возвращения мужа, Кристина надела белое кружевное неглиже, его любимое, с дразнящими прорезями на груди и в низу живота.

— Наконец-то, дорогой! — прошептала она, обнимая его за шею и целуя долгим, дразнящим поцелуем.

— Подожди, — попытался высвободиться Жан-Люк, — мне надо в душ. В этом дурацком ресторане нечем было дышать, я весь взмок.

— Нас с тобой это никогда не останавливало. — Кристина принялась расстегивать на нем рубашку.

— Нет, все-таки я сперва приму душ.

Жан-Люк скрылся в ванной и запер за собой дверь.


Через пару дней Кристина в сопровождении телохранителя вышла из отеля, чтобы пройтись по дорогим магазинам в центре города. Софи сказала, что там продаются потрясающие изделия из кожи.

На тротуаре к ней привязался местный фотограф, одетый в видавшую виды белую рубашку и такие же штаны.

— Mademoiselle, mademoiselle, — окликнул он по-французски с местным акцентом, сверля ее маслянистыми черными глазами.

— Никаких фотографий, — загородил ее телохранитель Люсьен.

— Нет, я не снимать. Я имею фотографии.

— Что еще за фотографии? — потребовал Люсьен.

— Вот, — сказал фотограф, обходя телохранителя и показывая Кристине несколько снимков.

Она в шоке смотрела на изображение своего мужа: он стоял на коленях над обнаженной женщиной с длинными высветленными волосами, в то время как другая женщина, также совершенно обнаженная, стояла на коленях у него за спиной и бесстыдно ласкала его языком. Изображение было нечетким — видимо, фотографии делались с большого расстояния, с помощью длиннофокусного объектива, но ошибки быть не могло.

И это — когда еще не кончился медовый месяц, — пронеслось в голове у Кристины. Ей вспомнились все подозрения относительно Жан-Люка.

— Пятьсот египетских фунтов, — вывел ее из ступора голос фотографа. — Или я посылать это для князь Генрих в Коста-дель-Мар.

— Ни в коем случае, — Кристина даже отшатнулась.

— Пятьсот фунтов — или я посылать по почте сегодня.

Этого нельзя было допустить. Кристина судорожно рылась в сумочке, пока не вытащила триста египетских фунтов — все, что она захватила с собой.

— Ваше высочество… — попытался остановить ее телохранитель, но она оттолкнула его.

— Я… я принесу остальное позже, — пообещала она. — Подождите здесь, я схожу к себе в номер за деньгами.

— Деньги сразу, или я отправлять по почте.

— Боже мой! Поймите, я не ношу с собой таких денег.

Египтянин был непреклонен:

— Деньги сейчас.

У Кристины вырвался отчаянный крик. Неожиданно для себя самой она выхватила у него фотографии и опрометью бросилась в отель. Опередив телохранителя, она вскочила в лифт и нажала на кнопку своего этажа.

Ее била дрожь. Выйдя из лифта, Кристина решила, что ей следует позвонить отцу и предупредить, что какой-то мошенник пытался ее шантажировать, изготовив коллаж из фотографий Жан-Люка и двух неизвестных женщин легкого поведения.

Да, отца необходимо поставить в известность. В бульварных газетах иногда публиковались подобные фальшивки — они приводили князя Генриха в ярость.

Кристина отперла дверь и ворвалась в номер. Ей было уже не до магазинов. Она распахнула створки стенного шкафа, где аккуратно висели дорогие костюмы Жан-Люка, заказанные у итальянских и французских модельеров. Внизу выстроились в ряд мягкие кожаные туфли.

Кипя от злости, она сгребла в охапку несколько костюмов, а потом нагнулась за обувью и схватила столько, сколько смогла удержать. Выбежав на балкон, Кристина перегнулась через перила и бросила весь ворох на тротуар.


— Что ты наделала? — разбушевался Жан-Люк, явившись в отель и обнаружив пустой шкаф.

— Как ты посмел отправиться к девкам, когда у нас даже не кончился медовый месяц? — выкрикнула Кристина, запустив в него скомканной льняной салфеткой.

— Какие еще девки?

— Не смей мне врать! Я видела фотографии! Вы с этой мерзавкой Софи…

— Что ты мелешь? Мы с ней только выпили по коктейлю.

— Ты так обнаглел, что даже позволил себя сфотографировать! — В Жан-Люка полетела хрустальная солонка. — У меня вымогали деньги за эти гадкие снимки!

— Дорогая, умоляю…

— Презираю тебя! Зачем я только вышла за тебя замуж!

Вне себя от злости, Кристина сбросила на пол поднос, оставшийся от завтрака, упала на кровать и зарыдала, уткнувшись лицом в подушку.

— Ну, ну, малышка, — заворковал Жан-Люк, гладя ее волосы. — Я не нарочно. Просто напился, вот и все. Ничего не соображал. Эта гадюка Софи затаила на меня злобу, потому что я на ней не женился. Она решила меня опорочить. О, дорогая…

— Ненавижу тебя, — Кристину душили рыдания.

— Умоляю, не казни меня, дорогая. Ну, пожалуйста. Не знаю, как это могло случиться. Я люблю тебя… куколка моя.

— Ах, замолчи!

— Неужели ты думаешь, что я хотел причинить тебе боль…

— Именно это ты и сделал.

— Я не нарочно. Сам не знаю, как это получилось, — твердил Жан-Люк, осторожно поглаживая ее плечи. — О, Кристина, ma petite…


Весной в лесах Коннектикута расцветали кизиловые деревья; повсюду распускались тюльпаны и нарциссы. Хьюстон Уорнер этого не замечал. События в Коста-дель-Мар стали для него навязчивой идеей.

Он еще раз связался с Бергсоном и приказал ему потормошить осведомителей.

Бергсон перезвонил ему только через месяц.

— Оказывается, принц Георг — мастер заметать следы. Мне почти ничего не удалось раскопать. Так, мелочи. А его камердинер теперь и вовсе пошел на попятный — все отрицает. Глухая стена, да и только.

— Неужели никаких слухов? — наседал Уорнер. — Совсем ничего?

— Практически ничего. Наш родник иссяк, — сказал Бергсон. — Но вот что я вам скажу, мистер Уорнер. Коста — очень маленькое государство. Если кто-то начинает проявлять излишнее любопытство, это немедленно становится известно всем и каждому. Возможно, по этой причине люди предпочитают держать язык за зубами. Вы ступили на зыбкую почву; я бы посоветовал вам на время затаиться.

— Ерунда. Будь начеку, Бергсон. За деньгами я не постою. Если ты считаешь, что нынешних гонораров недостаточно — только скажи.

— Сейчас речь не о деньгах, мистер Уорнер. Дело в том, что… — Бергсон вздохнул. — Ну, ладно, слушайте. Вот что я выведал. Лет десять назад один из лакеев принца Георга погиб в автомобильной аварии. А незадолго до этого бедолага доложил князю Генриху об интрижке Георга с какой-то девчонкой из дворцовой обслуги. Генрих придерживается достаточно пуританских взглядов. Он устроил брату жуткую выволочку и потребовал, чтобы тот держал себя в рамках приличий. Скажете, совпадение? Возможно. Но по стране поползли слухи, будто аварию подстроил Георг.

— Не может быть, — выдохнул Уорнер.

— Кто его знает? — Уорнер физически ощутил, как Бергсон пожал плечами. — По моему разумению, младший братец Джорджи-бой — бо-о-ольшой проказник. Так что лучше поостерегитесь, мистер Уорнер.

— Приму к сведению, — сказал Хьюстон.

Через три дня Макс Бергсон погиб. Уорнер узнал о его смерти лишь через месяц. Дежурная по редакции сообщила ему, что это был несчастный случай: Бергсона сбила машина, когда он совершал ежедневную пробежку по набережной.


С утра в воздухе висел туман. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь влажную завесу, окрашивая верхушки деревьев изумрудно-зеленым.

Тедди Уорнер шла по направлению к центральному корту Уимблдона. На ней было нарядное теннисное платье с расклешенной юбкой и эмблемой фирмы «Рибок». Рядом семенили репортеры, на ходу засыпая спортсменку вопросами. Она привычно бросала им лаконичные ответы. Да, она подписала контракт на триста пятьдесят тысяч долларов. Да, она обязалась три года выступать в одежде и обуви фирмы «Рибок». Да, у нее новая ракетка «Йонекс», сделанная по индивидуальному заказу; переговоры о цене вел ее агент.

Под трибуной центрального корта Тедди остановилась. У нее слегка участился пульс. Матч мог начаться только после того, как члены британской королевской семьи займут места в своей ложе. У выхода на корт был натянут транспарант со словами Киплинга: «Верь сам в себя наперекор Вселенной».

По рядам пронесся возбужденный ропот. В королевской ложе появились князь Монако Ренье и его дочь принцесса Каролина. Следом за ними прибыла принцесса Диана; на ней было темно-бирюзовое платье в желтый горошек. Диану сопровождала стайка преувеличенно оживленных молодых дам, приближенных ко двору.


Когда на корт вышли Тедди Уорнер и Мартина Навратилова, стадион огласился приветственными криками и шквалом аплодисментов. Спортсменки остановились у линии подачи и по традиции сделали реверанс в сторону королевской ложи. Тедди поймала адресованную ей улыбку принцессы Дианы.

Уимблдон — вершина карьеры любого теннисиста. Тедди с нетерпением ждала начала встречи. Вся ее сознательная жизнь была подготовкой к этому испытанию.

Подняв глаза, она увидела, что к королевской ложе пробирается опоздавший гость.

Тедди похолодела. Жак? Здесь?

Принц Коста-дель-Мар, спрятав глаза под прилегающими темными очками, уселся среди манерных молодых дам, сопровождавших принцессу Диану. Одна из них весьма фривольно положила руку ему на плечо и принялась с улыбкой нашептывать что-то ему на ухо.

У Тедди упало сердце. Почему Жак выбрал именно этот момент, чтобы продемонстрировать ей свое равнодушие? Неужели он хотел выбить почву у нее из-под ног?

Кожей чувствуя на себе взгляд Жака, Тедди шагала к противоположной линии подачи. В горле у нее стоял ком.

Нет, распускаться нельзя. Ни за что!


— Она — просто прелесть, правда? — говорила леди Филиппа Готорн. — Смотри, какие у нее движения. А ведь считается, что спортсменки — мягко говоря — не слишком женственны.

— Тедди Уорнер очень женственна, — сказал Жак.

— Тогда зачем она занимается такой жесткой игрой, как теннис?

— Чтобы побеждать, — ответил Жак, подавшись вперед.

Тедди летала по корту. Иногда край ее короткой юбки поднимался на ветру, приоткрывая плотные белые трусы, отделанные кружевом. Она точным ударом послала мяч на боковую линию. Трибуны ахнули.