Жалкая роль.

Его снедала зависть.


К жужжанию факсов примешивались трели телефонных звонков и голоса координаторов. Шли последние приготовления к «Бело-голубому турниру звезд».

— Ваше высочество, — торопливо сообщала секретарша, подойдя к антикварному письменному столу, за которым сидела темноволосая молодая женщина, изучавшая список приглашенных на яхту Скуроса, — только что поступило сообщение из Голливуда. Стивен Спилберг все-таки приедет. Они с супругой в последний момент сумели перестроить свой график.

— Будьте добры, внесите их в список, — попросила принцесса Габриелла, снимая очки.

Она была старшей из двух принцесс; ей исполнилось двадцать шесть лет. У нее под глазами от усталости пролегли темные круги, но овальное лицо в обрамлении черных локонов оставалось по-прежнему миловидным. Она еще не пришла в себя после рекламной поездки в Нью-Йорк, где открывалась выставка ювелирных изделий, выполненных по ее эскизам.

— Но на яхте всего двадцать пять кают класса «люкс».

— Не забывайте, что герцогиня Йоркская не сможет оторваться от дел, — напомнила Габи, которая, как и ее сестра, свободно говорила по-английски. — Значит, одна каюта освобождается.

— Совершенно верно, ваше высочество.

За соседним столом можно было увидеть принцессу Кристину. Эта эффектная блондинка уже снялась в пяти голливудских фильмах. Сейчас она наблюдала, как один из ассистентов выводит на монитор цифры финансовых расчетов.

Принцессы ежедневно заходили в свой офис в Вандомском замке — правда, не более чем на пару часов. Они сами задумали предстоящую благотворительную акцию и не собирались никому уступать инициативу.

— Жаль, что я так и не освоила компьютер, — вздохнула Кристина, а потом, повысив голос, окликнула сестру. — Габи! Думаю, мы соберем никак не меньше миллиона. А если повезет, то и полтора. Кстати, приятная новость: Тедди Уорнер все-таки к нам приедет. Только что звонил ее агент.

— По-твоему, Жак еще не утратил к ней интереса?

— Кто знает? Он ведь не отличается постоянством, — ответила Габриелла.

— Конечно, у него бывают увлечения. Но ведь она — теннисистка, Габи. Можешь себе представить, что скажет отец. У него настолько…

— Наш отец всегда верен себе.

— Не хочу быть принцессой! Не хочу! — капризный детский крик нарушил рабочую атмосферу офиса.

Принцесса Кристина поспешно вышла в коридор и подхватила на руки расшумевшуюся трехлетнюю девочку. Малышка брыкалась и барахталась, пытаясь вырваться, но принцесса понесла ее в кабинет.

— Шарлен, Шарлен, — терпеливо говорила она дочери, — ты делаешь мне больно. Объясни, что случилось?

Девочка сердито раскраснелась, но при этом оставалась удивительно похожей на свою красавицу мать: у нее были те же пепельные локоны, правильно очерченные нежные губы и точеный, чуть вздернутый носик.

— Не хочу розовое платье! Не хочу!

— Можешь примерить голубое — оно такого же цвета, как твои глазки. Ты будешь помогать вручать призы на теннисном турнире, поэтому тебе нужно быть особенно нарядной. Адриенна, — обратилась Кристина к оказавшейся поблизости секретарше, — вызовите, пожалуйста, няню. Шарлен пора отдыхать.

Когда ребенка увели, принцессы обменялись понимающими взглядами.

— Помнишь, что она устроила, когда отец с мамой выступали по французскому телевидению? — содрогнулась Габриелла. — Бульварные газеты писали: «В княжеской семье — не без урода».

— Я была такой же несносной девчонкой. А ты — еще хуже, — усмехнулась Кристина. — Вспомни, как ты меня окунула головой в унитаз и заявила, что сестра тебе вовсе не нужна.

— Неужели ты это помнишь? Ведь ты была совсем маленькой.

— Мне рассказывала мама.

Когда прозвучала эта фраза, принцессы умолкли. Их мать, княгиня Лиссе, уроженка Швеции, ослепительно красивая женщина, кинозвезда мировой величины, погибла десять лет назад на горнолыжной трассе, прямо на глазах у мужа и дочерей. Воспоминания об этой кошмарной трагедии не изгладились из их памяти. Кристина опасалась, что на всю жизнь останется лишь бледным отражением славы своей матери. Габи терзалась чувством вины: мать пожертвовала собой, чтобы спасти ее от сорвавшейся с гор снежной глыбы.

Кристина первой нарушила паузу. Отпив кофе, она вернулась к обсуждению предстоящих событий:

— Скажи, что ты думаешь о Никки Скуросе? Он ведь не просто так предоставляет свою «Олимпию» для нашего бала. Чего же он потребует взамен? Может быть, тебя?

Габриелла вспыхнула:

— Я отношусь к нему с большой симпатией, но он для меня слишком стар. И вообще… у меня другие интересы.

Кристина снисходительно кивнула:

— Понимаю: Клифф Фергюсон. Этот техасец. Для Никки это не преграда — он не отступится.

— Правильнее будет сказать, он не отступится от тебя. Никки всегда домогался тебя, Кристина, а не меня… — Габи помолчала. — Да, Клифф — техасец, его родители — шотландские евреи, он владеет обширной сетью магазинов и даже по американским меркам сказочно богат. Не вижу в этом ничего предосудительного. Мне трудно понять, почему… — она запнулась. — Не стану с тобой спорить. Я смертельно устала и хочу только одного: как следует выспаться.

— И увидеть во сне Никки Скуроса, — не удержалась Кристина.


Правитель княжества Коста-дель-Мар положил под язык таблетку нитроглицерина. Ему доставили телеграмму из Парижа: «Сити-банк» извещал, что решение о выпуске в обращение казначейских билетов Коста-дель-Мар на сумму в сто миллионов долларов будет принято в течение двух недель с момента подачи официального заявления.

Князь Генрих опустил бланк телеграммы в ящик письменного стола, где лежало несколько папок с документами и корреспонденцией. Несмотря на доходы от деятельности всемирно известного «Казино-де-Пале», экономика государства находилась на грани краха. Алчные французские политиканы выжидали удобного случая, чтобы под благовидным предлогом присоединить княжество к Французской республике. Иностранные инвесторы исподволь прибирали к рукам контрольные пакеты акций и земельные участки — и все это при попустительстве местных чиновников, которые — по слухам — не гнушались взятками. Скорее всего, в коррупции была замешана целая преступная группировка, но пока никого не удавалось поймать за руку.

Займы, которые предоставлял Никос Скурос, до поры до времени давали возможность поддерживать в стране финансовую стабильность, но с каждым месяцем положение ухудшалось. Князь Генрих надеялся на то, что предстоящая благотворительная акция позволит привлечь внимание общественности и будет воспринята мировым банковским капиталом как благоприятный признак экономической устойчивости княжества.

Сам Господь Бог послал ему Никки Скуроса!

Поднявшись из-за стола, князь Генрих расхаживал по кабинету, вдоль стены, увешанной собственными изображениями, а также фотографиями его отца в обществе Шарля де Голля, президентов Эйзенхауэра и Кеннеди, других государственных деятелей самого высокого ранга. Уже не в первый раз он подумывал о том, чтобы сделать Никки Скуроса своим зятем.

Это имело бы полный смысл.

Скурос входил в тройку богатейших людей планеты; в его руках была сосредоточена реальная власть. И, что не менее важно, Никки был из породы тех редких мужчин, которые могли бы укротить любую из двух принцесс.

Генрих нахмурился. Его старшая дочь, Габриелла, уже давно перестала жить интересами княжества. Скурос с легкостью вернул бы ее на землю. По мнению Генриха, разница в двадцать пять лет не могла считаться серьезным препятствием. Скурос стал бы носить ее на руках, она бы родила ему детей, постепенно превращаясь рядом с ним в сильную, энергичную женщину, личность государственного масштаба и вместе с тем — в заботливую мать семейства, какой ее желали видеть подданные.

Ее брак с Никки Скуросом означал бы решение всех финансовых проблем и восстановление пошатнувшегося международного престижа Коста-дель-Мар. В последние годы княжество утратило былую славу игорной столицы Европы; богатейшие туристы со всего света все реже наведывались в «Казино-де-Пале». Индустрия туризма сократилась на четверть, обнаруживая тревожную тенденцию к дальнейшему спаду.

Морщины на лбу князя Генриха сделались еще глубже. Деньги. Все сводится к одному. Но он любил свое княжество почти так же горячо, как родных детей.

Надо будет сделать все возможное, чтобы Габриелла проявила внимание к Никосу Скуросу.

На борту «Олимпии», стоявшей на якоре в столичной гавани Порт-Луи, находился банкир из Германии. Застыв на краешке стула и сложив руки на коленях, он наблюдал, как человек, сидящий за письменным столом, ставит размашистую подпись на официальных бумагах.

— Вот здесь. И еще раз, — приговаривал Скурос, переворачивая документ за документом. — Вы прекрасно поработали, Мюллер. — Он сверкнул своей знаменитой лукавой улыбкой. — Эти люди будут в восторге от нашей щедрой благотворительности. Лучшего и желать нельзя.

Мюллер сдержанно кивнул. Он сотрудничал с Никосом Скуросом вот уже тридцать лет. За это время босс дважды развелся, но так и остался бездетным. По сути дела, Скурос всего добился сам. Унаследовав от отца пару грузовых судов, он превратил скромный бизнес в мощную финансовую империю, перед которой померкла даже слава империи Аристотеля Онассиса. Затем его интерес распространился на банки, отели и земельные участки. Женщины были от него без ума, самые влиятельные люди не упускали случая похвалиться в обществе личным знакомством со Скуросом.

Сейчас Мюллер перешел к подробному изложению своих планов относительно их нового начинания. Скурос слушал с предельной сосредоточенностью. Им помешал очередной телефонный звонок.

— Да, Скурос слушает, — сказал в трубку судовладелец.

Звонили из лондонской фирмы «Сотби» по поводу большого полотна Ренуара, которое Скурос собирался приобрести на аукционе за девять с половиной миллионов долларов.

— На семьсот пятьдесят тысяч больше? Пожалуй, нет.

Мюллер волей-неволей слушал чужой разговор. Картина принадлежала известному американскому торговцу недвижимостью, владельцу гигантского отеля в Атлантик-Сити. Поговаривали, что он увяз в долгах.

— Доходы от игорного бизнеса пошли на спад в связи с экономической депрессией; это ни для кого не секрет. Сам Мак-Гарри потерпел целый ряд неудач. Банк сократил ему объем кредитов…

Рука Никоса выводила какие-то линии на листе бумаги.

— Ну, допустим. — Скурос собрался сделать последнее предложение, и в его голосе зазвучали жесткие нотки. — Японцев я не беру в расчет. Мак-Гарри играет в свои игры. Передайте ему, что я снижаю предложение до восьми миллионов и согласен ждать ровно сутки. — Он, улыбаясь, повесил трубку. — Нас ждет захватывающий уик-энд. Я обожаю американских актрис, а вы? Они трогательно предсказуемы. Надеюсь, мы с вами еще увидимся, Каспар?

Мюллер кивнул.

— Я собирался в круиз по Адриатике, — сообщил Скурос, вставая из-за стола и подходя к ряду иллюминаторов, за которыми открывалась маленькая живописная гавань, — но потом передумал. Принцессы задумали благотворительную акцию; я не смог им отказать. Коста-дель-Мар — райский уголок, вы согласны? Настоящий Старый Свет.

ЧЕРЕЗ ШЕСТЬ ДНЕЙ

К вечеру небо потемнело и сделалось густо-лиловым; у горизонта тянулась прозрачная вереница розоватых облаков.

Женевьева Мондальви, тридцати девяти лет, репортер светской хроники журнала «Пари-матч», припарковала машину вблизи правительственного причала. Ей было хорошо видно, как в бухте снуют катера, доставляя гостей на борт яхты «Олимпия», стоящей на рейде. Каждая пара выложила десять тысяч долларов за честь провести вечер в обществе голливудских кинозвезд и особ королевской крови.

Над головой завис голубой вертолет с эмблемой военно-морского флота Коста-дель-Мар. Приглашенным знаменитостям не пришлось тесниться на катере: вертолет доставлял их прямо на палубу.

Элизабет Тейлор и Ларри Фортенски. Джоан Коллинз. Тедди Уорнер, «златовласка теннисного корта». Лючано Паваротти. Жерар Депардье… Кумиры публики, представители правящих династий — в их числе принцесса Монако Стефани и нидерландская королева Беатриса. Разумеется, здесь же присутствовали и хозяева бала — княжеское семейство Коста-дель-Мар, привыкшее существовать под пристальными взглядами толпы.

Женевьева записала несколько впечатлений на свой миниатюрный диктофон и, прищурившись, мучительно пыталась разглядеть, что происходит на рейде.

Яхта «Олимпия», длиной в 325 футов, не имела себе равных среди судов такого класса. На ней размещались три ресторана, два камбуза, грандиозный танцевальный зал и двадцать пять кают-люкс, отделанных в соответствии с традиционными европейскими представлениями о королевской роскоши. На борту имелся кинозал на тридцать мест, а также центр связи, каким мог бы похвалиться разве что президентский самолет. Одна лишь коллекция картин была застрахована на сто миллионов долларов. Яхта не выходила в море без двухмоторного вертолета сопровождения, сорока спасательных шлюпок и пары быстроходных катеров.