Лина Мур - Королевство моих преступлений

– Флор, это я, – вкрадчиво произношу.

– Раф? Мне запрещено с кем-то говорить до внутреннего суда и…

– Детка, это же я. Обед тебе принёс, и хотел извиниться за то, что устроил в больнице. Мне так гадко оттого, что я напился и напугал тебя. Мне паршиво, Флор, ведь если бы не я, то ничего бы с тобой не случилось. Я скучаю по тебе. Ты мне нужна, пожалуйста, – скулю, ожидая вердикта. Конечно, он будет положительным, ведь я прекрасно умею убеждать девушек делать то, что хочу. Замок поворачивается, и на пороге появляется Флор. Её синяки не так красочны, как я запомнил. Ложь. Всё это ложь. Не будет жертва насилия стоять напротив меня одетая в шёлковый комплект, открывающий ещё больше обнажённое тело. Они боятся, что на них вновь нападут, и скрывают каждый кусочек кожи, а Флор – нет. Её волосы распущены, и весь вид кричит о том, что она совершенно не расстроена обстоятельствами, скорее, удручена тем, как к ней теперь относятся. Блевать тянет, но я радостно улыбаюсь ей и вхожу в комнату.

– Как ты себя чувствуешь? – Интересуюсь я и, ставя на стол поднос, поворачиваюсь к ней.

– Я не хотела возвращаться, а мама требует этого. Она зациклена на том, чтобы Миру наказали, но я… не желаю этого. А она твердит об одном: «Место главы сестринства свободно, и ты можешь его занять». Она не слышит меня, даже не хочет понять, что они все показывают на меня пальцем, а парни… мне страшно встречаться с ними, – причитает девушка, обнимая себя руками.

Какой же я был дурак, если раньше вёлся на эти огромные глаза, полные слёз, невинный взгляд, на ужимки и стеснительность! Идиот, мудак до кончиков волос, не замечающий, как явно она умеет ввести в заблуждение любого, но при этом демонстрирует то, что может быть его.

– Мне так жаль. Правда, жаль, что мать у тебя сука. Иди ко мне, – раскрываю для неё объятия, и она с радостью падает в них, захлёбываясь слезами. Поглаживаю по голове, а внутри меня такая боль. Жуткая боль, оттого что эта стерва заставила меня совершить жестокое и бесчеловечное преступление против той, кого так люблю. До сих пор люблю… так люблю. И в эту минуту мне кричать хочется, ведь я только сейчас полностью осознаю, в какое дерьмо вляпался. А Мира? Мне требуется увидеть её, обнять вот так и молить о прощении… молить, пока язык не отсохнет.

– Всё, успокойся. Всё позади, они прекратят судачить. А виновных не нашли? Насильников? – Интересуюсь я, мягко отстраняя девушку от себя.

– Нет… мама говорит, что они и не нужны, хватит того, что Мира подтвердила свою причастность к этому. Она так ненавидит её. Господи, Раф, как можно так сильно не любить своего ребёнка? Как? Не понимаю, мне хочется ударить маму за то, что она говорит. Она обезумела, отцу не позволяет звонить, забрала у меня мобильник. Она здесь и постоянно приходит проверять меня. Я не хочу быть в этом месте, Раф, не хочу, – плачет Флор, опускаясь на кровать.

– Это надо пережить, Флор. Ты должна. Ты сильная, и мы вместе справимся со всем. Я с тобой. Пусть они делают что хотят, я найду выход. Я спасу тебя, – шепчу, присаживаясь на корточки.

– Да? Ты это сделаешь ради меня? А как же Мира, Раф? Ты что, тоже ненавидишь её? Вы же вместе были? – Всхлипывает.

– После того, что она сделала с тобой, мне противно даже от мыслей о нашей мимолётной связи. Мне хочется оттирать губы, пока они корочкой не покроются. Я не ожидал, что она может быть такой жестокой к тебе, своей сестре. И я счастлив, что тогда заставил тебя подписать заявление, Флор. Ты всё правильно сделала, – нежно убеждаю её.

– Но ты же не помнил…

– Да, из-за алкоголя. Когда всё это случилось с тобой, я понял, что все мои эмоции и злость идут от крепких чувств к тебе, Флор. Я переживал ту ночь ужасно, представляя, что мог быть на их месте. И мне удалось бы показать тебе, чего ты достойна. Не боли. Не побоев и не насилия, а нежности, чувственности и медленных поцелуев, – продвигаюсь рукой по её бедру, касаясь кожи, и она не вздрагивает, а задерживает дыхание, ожидая более красноречивого подтверждения моей лжи. И разве так ведёт себя жертва насилия? Нет, миллион раз, нет! Она будет дрожать от страха, отбиваться и быть… Мирой. Её я бы принял за жертву насилия, а вот девушку, приоткрывшую губы для поцелуя, нет.

– То есть ты… ты любишь меня? – Шепчет Флор.

– Конечно, детка, конечно. И я знаю, что моё положение…

– Да плевала я на это, Раф. Я думала, что тебе будет противно прикасаться ко мне, и ты… господи, Раф, я так счастлива. Только ты у меня есть, – Флор сама обхватывает моё лицо и прижимается к моим губам своими.

Так, главное, чтобы не стошнило. Держись, Раф, покажи ей, как сильно её «любишь». Притупи её сомнения, а затем… затем будет очень больно.

Флор отрывается от моих губ и смотрит на меня триумфальным взглядом. Как будто добилась того, чего всегда хотела.

– И я волнуюсь о тебе. Ты должна поесть, хорошо? А я буду здесь, если придёт твоя мать, то спрячусь и подожду, пока она не уйдёт. Я тебя не оставлю одну, и все они у меня в кулаке. Скажу: «принять тебя, как свою королеву», они это сделают, а Эмира Райз поплатится за всё, что причинила тебе, – выпутываюсь из рук Флор и, поднимаясь, указываю на поднос.

– Я не хочу быть королевой, Раф. Мне это не нужно, я просто быть любимой тобой хочу, и всё. Уехать отсюда куда угодно и забыть о том, насколько это место гадкое и жестокое, – тихо отвечая, она подходит ко мне и садится на стул. Пододвигаю к ней поднос, улыбаясь, и наблюдаю, как ложка за ложкой она съедает снотворное.

Не отрицаю, что поступаю неверно по отношению к Флор, но она лжёт. Она соучастница преступления против моей любимой. И я не пощажу никого, но мне нужны доказательства, чтобы начать мстить. Они мне требуются сегодня, и тогда все будут бояться моего гнева.

Флор съедает половину того, что я принёс, и допивает чай. И этого хватит, чтобы через десять минут она почувствовала сонливость, и я, как придурок, с улыбкой предложу ей полежать. Я обниму её и буду рассказывать о том, что нас с ней ждёт, пока девушка полноценно не подарит мне шанс влезть в её аккаунт.

Убедившись, что Флор спит, поднимаюсь с кровати и подхожу к её компьютеру. Я помню пароль, который запомнил в тот день, когда она возмущалась после моего обвинения из-за слитых фотографий нашего поцелуя. А на сайте уже вбиты её данные, поэтому остались считаные минуты до правды. Навожу курсор на вкладку с сообщениями и щёлкаю на неё. Передо мной открывается несколько диалоговых окон, но фотографии Саммер нет, поэтому я начинаю с самой первой. Обычные вопросы о её самочувствии от разных студентов. И я кручу колёсико мышки вниз, пока не нахожу странный аккаунт с набором цифр и подписью – сайт. Выходит, есть ещё один аккаунт, на котором и содержится вся информация. Я рад, что они не так умны, как им хочется.

Достаю свой мобильный и фотографирую сообщение. Выключаю компьютер и пишу записку Флор о том, что меня вызвали к директору. Выхожу из её комнаты, забирая с собой поднос с остатками еды, который выбрасываю в ближайшую урну.

Если один из наборов цифр это пароль, то второй должен быть логином. Пока иду к сестринству, пытаюсь войти под этими данными на сайт, но не выходит. Хорошо, цифры могут означать буквы по их очерёдности в алфавите. Поехали. Пробую разные комбинации, затем проделываю то же на компьютере, и это занимает больше времени, чем я ожидал. Но всё же, нет ничего, чего я бы не смог угадать. Это моя стезя. И вот передо мной открывается страница, с которой и были выложены фотографии, обнажённой Миры, наши с ней снимки из кафе и много статей едкого содержания. Вот оно. Бывший профиль Беаты. И всё, что я вижу и читаю, вбивает в моё сердце острые гвозди, прорывающие его и окропляющие кровью мою боль. Я даю ей унести меня в тёмный и безграничный мир осознания потери из-за своей глупости и желания увидеть новую жизнь. Господи, как же невозможно сильно я раскаиваюсь во всём. Но теперь, получив доказательства, я отвечу. Отвечу так, чтобы никто больше даже не подумал о том, чтобы притронуться к Мире, подойти к ней или же посмотреть на неё. Я начинаю уничтожать… а потом самого себя, потому что прощения я не заслужил.

Для многих возвращение – это сложно и невыполнимо. Зачастую люди испытывают чувство стыда или же дискомфорта. Да, зачастую, но не тогда, когда они выжили даже после безумно болезненного внедрённого в сознание осколка воспоминаний и крушения абсолютной веры во что-то более лучшее. Нет, лучшего нет, и никогда не было. Мир не изменится из-за того, что ты вытерпела. Он продолжает существовать. И только ты в состоянии найти для себя спасительную шлюпку, чтобы навсегда исчезнуть из него. Только от тебя зависит, как будут складываться дела, и как повернутся обстоятельства.

Если раньше я могла легко и чётко представить себе будущее и модель поведения, то сейчас лишь одна цель заставляет меня гордо поднять голову и пройти мимо студентов, кричащих в спину нелицеприятные вещи, заметить краем глаза фотографии, на которых я обнажена, и усмехнуться тому, насколько уже обглоданы кости. Меня подобное поведение окружающих абсолютно не трогает, совершенно не задевает мои чувства, а причина в том, что их нет. Ничего нет. Я словно продолжаю пребывать в тяжёлом и тёмном забытье, не слыша больше ни единого звука, а только стук собственного изнурённого сердца.

Раны имеют свойство заживать. Синяки исчезать. А кровотечения с помощью денег и медперсонала останавливаться. А потом всё гаснет. Свет исчезает из груди, наполняя всё моё маленькое и изящное тело мраком. Но как же быть с тем, что я до сих пор не пережила произошедшее? Да, как бы ни убеждала себя в том, насколько всё стало бессмысленным, я продолжаю бежать от воспоминаний. Но они преследуют везде: в нечаянном повороте головы и в резкой вспышке искорёженного лица; в пропавшем голосе, хотя и звука не издала; в бессоннице и редких сновидениях; на венах рук и в отражении моих глаз. Везде, буквально везде я могу прожить то время, когда безволие стало смертью. И не тела, а моего сердца. Мне больно… до сих пор очень больно.

Укол печали и горечи пронзает, когда вижу, насколько сильно изуродовали то место, которое я создала в первую очередь для себя. Как разрушились все мои жалкие попытки уберечь здесь близких мне людей. И с каким сожалением смотрят на меня Белч и Оливер, ограждающие от нападок студентов и помогающие войти в дом под жуткие крики толпы. Вижу, как девушки, оставшиеся в доме, со страхом подходят ко мне, и тяжело встретиться с их добротой и переживаниями за меня.

– Мира, я так рада, что ты вернулась, – Сиен тянет ко мне руки, но я дёргаюсь. Нет, не могу больше позволить, чтобы ко мне кто-то прикоснулся. Мне больно. Кожа болит даже от взглядов, а что будет от рук? Я не вытерплю. Больше не сильная. Сломленная. Внутри. Но никто этого не заметит и вряд ли поймёт, потому что тогда это будет означать конец не для меня, а для них. И сейчас я должна сделать всё правильно. В последний раз.

Прохожу мимо девушек и медленно поднимаюсь на второй этаж. Я не могу подобрать иных слов к своему состоянию, кроме печали. Мне жаль… очень жаль, что из-за моей ошибки и желания быть хоть кому-то нужной, всё обратилось в ад. Жаль… просто жаль.

– Мира, – Сиен догоняет меня на втором этаже и перекрывает путь к комнате, которую я бы желала поджечь. Это личное тяжёлое испытание в попытке вернуться. Ведь как только я войду туда, где боль стала кислородом, а жестокость – истиной, то могу сойти с ума, если уже не сошла. Я не уверена в своём состоянии, потому что апатия и безразличие, с которыми я поворачиваю голову к Сиен совершенно не вяжутся с бурей, терзающей меня изнутри.

– Как ты?

– В порядке, – практически шёпотом отвечаю ей. Я забыла звук своего голоса, так было проще. Каждый удар, и я орала внутри. Орала громко, но не из-за того, что он делал, а из-за собственной глупости. А потом всё стихло, превратившись в стеклянную призму, в которой уже ничего не чувствуешь и тебе всё равно, что с тобой делают. Говорят, что люди учатся на своих ошибках. Ложь. Видимо, меня жизнь мало чему научила, раз я попала в капкан обманчивой нежности.

– Сегодня внутренний суд, и ты должна сказать им, что была не в себе, или же хоть как-то объяснить, что не заказывала парней. Не ты, Мира. Я не верю тебе и точно знаю, для чего ты это творишь. Есть же миллион других способов выбраться отсюда, понимаешь? Но не тюрьма, не то, куда ты себя тащишь, – шепчет Сиен. Её глаза слезятся, а на моих губах играет слабая улыбка.

– Ничего уже не важно, милая. Я больше не могу. Тюрьма намного приятнее, чем дальнейшее пребывание здесь. Это всё. Это мой конец, который я приму так, как меня учили. С достоинством. Но я не в силах встретить его, поэтому прекрати убеждать меня, как и Оливер. Это я спровоцировала извержение вулкана, и я же отвечу за него.

– Мира… нет, пожалуйста. Господи, ты подумай, что с тобой сделают. Мы найдём выход, обещаю, ты же не одна. Вспомни, что мы рядом и мы твои друзья, дай нам шанс. Один шанс и время, ещё немного, и мы найдём…