Лина Мур - Королевство моих преступлений

Больше мне нечего сказать. Бессмысленно искать слова, потому что ничего не изменит того, как я поступил с тобой. Я виновен. Я жду наказания, Мира. Я хочу, чтобы оно было исполнено твоими руками и не буду противиться ему. Сделай мне так больно, прошу тебя… сделай больно, чтобы это убило меня и избавило тебя от страха. Сделай мне больно…»

Листы рвутся от силы, с которой я их сжимаю, и намокают от слёз, размывающих чернила. Очень много слов зачёркнуто. Много крестов, и я вижу кладбище, где похоронена любовь. Любовь… почему так больно? Почему это слово, проклятое слово, которое я искала, и чувства, исходящие от него, так жестоко наказали меня? И сейчас я верю… как бы ни хотелось этого делать, я верю, что он раскаивается. Рафаэль ни разу не упомянул о том, что с ним было. Ни разу не попытался найти себе оправдание, и мне так жаль… так жаль. Подскакиваю на ноги и бегу к двери, как неожиданно неприятные мысли заставляют задуматься. Сомнения в честности. Очередной страх поступить так, как шепчет израненное сердце. Замираю и оборачиваюсь к разбросанным бумажкам.

Только сейчас до меня доходит, что конверт был подготовлен заранее. В нём собрано всё, что должно было привести меня именно в такое состояние, когда сострадание и слабость превысили здравый смысл. А если это здесь, то, значит, и владелец тоже рядом.

Из груди вырывается горький смех, и я жмурюсь.

Глупая. Тебя что, ничему жизнь не учит? Тебе мало боли, и ты хочешь ещё? Мало того, что все в тебе видят вещь и манипулируют тем, что ты пыталась сохранить в себе долгое время? Мало, я тебя спрашиваю? Мало, видимо, раз ты всё забыла и понеслась куда-то, чтобы самой покаяться… глупая девочка, одинокая, и мне тебя очень жаль.

Всё это сделано специально, чтобы разрушить меня окончательно, добить. Подброшенный комикс, душераздирающее письмо, и он где-то рядом. Он ждёт, что всё это подкосит меня, снесёт мою крышу, и я прощу лишь потому, что он больной ублюдок? О, нет, все мои переживания, страхи и ощущения резко перечёркиваются от этих мыслей. Я не позволю больше с собой играть. Не дам ему вновь разбить моё сердце! Хочет боли? Так я с удовольствием подарю ему её!

Хлопаю дверью номера и иду к лифту. Я знаю все номера, которые университет бронирует для нас каждый год. Я их выучила, так что мне не составит труда вычислить, где находится этот ублюдок. Администрация отеля в курсе, кто я такая и какой могу быть, и сейчас злость и обида ведут мной и вынуждают воспользоваться самыми безобразными качествами, вложенными в меня с рождения. И мне плевать, как я выгляжу. Плевать, что в одном халате и тапочках. Плевать, что глаза опухли, а руки дрожат от беззвучной отравляющей ярости. Я заставлю отца избавиться от Рафаэля! Заставлю понять, кого подослал ко мне, и что он со мной сделал! Я…

– Мира! Мира, стой! – Оборачиваюсь на крик Сиен, видимо, услышавшей, с какой силой я закрыла дверь номера. Девушка бежит ко мне, завязывая пояс на халате, а дверцы лифта раскрываются.

– Хватит! Он получит у меня! Он у меня так получит! Мало было? Так я добавлю! Я…

Сиен перехватывает меня за талию и тянет обратно. Брыкаюсь в её руках, а она убеждает успокоиться и объяснить, что снова случилось.

– Ты только посмотри… он здесь, Сиен! Этот козёл здесь! Он не оставит меня в покое, пока я его не убью, – трясущимися от эмоций руками, бросаю лист, уже весь смятый и порванный, в подругу, когда мне удаётся вырваться из её рук.

Девушка поднимает его и быстро пробегается глазами, заметно бледнея.

– Он здесь, понимаешь? Он преследует меня, считая, что имеет на это право, после всего этого сумасшествия! Трус! Жалкий подонок! Ненавижу! Так его ненавижу! – Вскрикиваю я.

– Мира…

– Нет, не убеждай меня в том, что это нормально, и так должно быть. В том, что это не ложь, и что он снова не решился поиграть со мной, ведь я дура, которую можно бить и насиловать, которую можно резать и травить собой! Я не…

– Это я, Мира! Я положила этот конверт! – Перебивает меня криком Сиен. Ярость вмиг угасает, как и меркнет освещение вокруг меня, превращаясь в размытое облако из ужаса.

– Что? – Шепчу я, отшатываясь от неё.

– Пройдём в твой номер, хорошо? Мы же не хотим, чтобы гости на этом этаже услышали всё, – тихо говорит она и подходит ближе. Я в недоумении… нет, я в шоке. Выходит, она настолько верит Рафаэлю, что взяла на себя его вину, так как добрая и ещё больше дура, чем я. Она защищает его, даже несмотря на его жестокость и поступки. Это причиняет боль.

Сиен проводит меня в номер и усаживает на кровать.

– Что он с тобой сделал? – Шепчу я, смотря на подругу, нервно покусывающую нижнюю губу.

– Ничего, просто я…

– Он что, знает нечто такое, что позволило ему шантажировать тебя, и быть его рабыней? Что он знает, Сиен? Что он откопал, раз ты превратилась в предателя, который встаёт на его защиту, когда это уму непостижимо? Ты разве не понимаешь, что этот подонок издевается надо мной, или ты хочешь, чтобы он извёл меня окончательно, и я оказалась на месте Беаты? Чего ты добиваешься этим?

– Мира, нет, ты всё не так поняла. Я…я попросила Белча украсть эти рисунки и его письма, чтобы показать тебе правду. Рафаэль ни о чём не подозревает, и меня не шантажирует, хватит видеть в нём вселенское зло. Я решила, что так ты осознаешь причины его поступков, и то, как он себя паршиво чувствует. И он… нет, я буду говорить честно, раз ввязалась в это. Тебе нравится сейчас видеть в себе жертву, тебе это выгодно, потому что тогда у тебя будут основания уничтожить его или сделать что-то похлеще, чтобы выместить на нём свою боль и обиду. Но вот ему тоже больно, Мира, – Сиен делает взмах рукой, указывая на бумагу, разбросанную по полу.

– Затевая всё это, я желала, чтобы ты поняла, что вы оба являетесь жертвами и вам необходимо разобраться с этим вместе. Ему не так хорошо, как ты думаешь. Рафаэль не такой плохой, каким ты его видишь. Он просто вот так попал и корит себя за всё. Мир не вокруг тебя вертится, и есть ещё люди, которые нечаянно оказались в не менее жуткой ситуации, что и ты. Но ты видишь только себя и свою боль. Я не отрицаю, нет, не смотри на меня осуждающе и не планируй отомстить мне за честность, которая разрывает и моё сердце за тебя. Ты пережила многое, он избил тебя, затем изнасиловал, а потом сделал то, что, в принципе, ещё более ужасно, чем остальное, – помочился на тебя. Всё, Мира, это сделано. Этого не изменить. Это прошлое. Оглянись. Сейчас мы в настоящем, в котором есть другие обстоятельства и человек, переживающий не менее болезненно события той ночи. И это Рафаэль. Он ни за какие деньги не рассказал бы тебе обо всём. Он хочет быть виновным, потому что это для тебя удобно, не для него. Но если кто и виноват, то это Саммер и Флор. Последняя уже наказана, а вот первая… Что же ты для неё ненависти не оставила, почему ты добиваешь его, когда надо отомстить другому человеку? Нет, ты нападаешь на ранимого и сломленного, потому что любишь его и хочешь причинить боль из-за страха признаться в этом. Рафаэль тебе нужен, и ты нужна ему не меньше. Поэтому я не раскаиваюсь в том, что заставила Белча украсть вещи Рафаэля и показать тебе, что не ты одна страдаешь, он тоже, – она, замолкая, тяжело дышит, а я и слова ответить не могу.

– Мира, подумай, прошу тебя, что будет дальше? Сегодня тебе плохо, и ты винишь во всём его, а что потом? Чем сильнее ты его ненавидишь и себя тоже за свои, так и не умершие, чувства к нему, тем слабее он будет. Оливер, думаешь, оставит всё так, как есть? Нет. Ему безразлично, как ты себя чувствуешь, какая ты на самом деле, как сложно тебе было пережить ту ночь, его преступление, покрывая его, а потом ещё и снова пройти через ад, и он даже не представляет о том, какие у тебя мечты. Но зато он знает, насколько ты выгодная партия для него, и так просто не сдастся. Именно из-за него тебе пришлось усомниться в Рафаэле и узнать, что Флор следила за вами. Именно из-за того, что он выставил те фотографии, ты испугалась довериться ему и выставила всё так, как будто ты, действительно, чудовище. Клянусь, даже я в это готова поверить. А он, Рафаэль? Человек, который абсолютно ничего не знает ни о тебе, ни о нашем мире, ни о том, как могут подставить. Он видит здесь одну жестокость, слышит о ней постоянно, и ты это подтверждаешь. Рафаэль очень многое об этом может рассказать, ведь бедность – это тоже тропа выживания, как и у нас. И он боялся именно этого, потому что он по горло сыт подобным, и хотел лишь быть любимым и любить, иметь шанс на более светлое будущее, чем его ждало раньше. Думаешь, Оливер хоть палец о палец ударил, чтобы найти улики, доказывающие, что ты непричастна к случаю с Флор? Нет. Он защищал себя, а потом уже нас, да и то нехотя. А Рафаэль даже под сильной дозой наркотиков, которые его чуть не убили, боролся за тебя и выиграл. Он выиграл не для себя, а для тебя. Сравни их, Мира. Научись сравнивать поступки, те, которые ради тебя делают и те, которые только обещают сделать. Научись отличать трусость от страха причинить боль любимой. Прошу тебя, дай ему шанс хотя бы объясниться, иначе вы оба окажитесь в тупике, и вас сломить будет проще простого. Оливер не упустит этой возможности, а, кроме Оливера, есть и другие, – Сиен садится рядом со мной, а я опускаю взгляд, ведь до меня только сейчас доходит, что она абсолютно права. Карстен вернулся, и он не упустит шанса снова сделать меня своей жертвой, чтобы добиться своего, а Оливер из-за своих страхов ему поможет, и единственный человек, из-за которого мной можно манипулировать – Рафаэль и его прошлое.

– Мира, пришла пора решать, как быть дальше, времени на длительные страдания ни у тебя, ни у него нет. Накажи Саммер, и я помогу тебе в этом, потому что считаю такой поступок верным. Её желание уничтожить тебя перешло все границы, из-за неё ты снова пострадала, как и Рафаэль. И последний тоже об этом знает, а она, вероятно, в курсе того, что вы сейчас с ним слабы. Так стань снова сильной, а такой ты будешь только с ним. Разве тебя волновало то, что он беден? Нет. Можешь сколько угодно убеждать меня в том, что это он так задурил тебе голову, что ты забылась. Нет, я тебя знаю. Деньги тебя пресытили, и в своей роскоши ты никогда не видела любви, а с ним… ты была любима. Порой люди стараются не показать на первых этапах отношений, какие они на самом деле, какие у них страхи, но у вас всё иначе. Вы уже продемонстрировали друг другу всё самое ужасное в себе, и вряд ли может быть ещё что-то хуже. У вас случилось «перевёрнутое знакомство», и это значит, что свой максимум в роли «чудовища» вы уже выполнили. Так пришло время для минимума. Прими тот факт, что Рафаэль лучше, чем ты о нём хочешь думать, – она тянется к моим безвольно лежащим рукам и осторожно касается пальцев.

– Ему плохо? – Выдавливаю из себя, встречаясь с её напряжённым взглядом.

– Очень. Я видела его и говорила с ним, он так же переживает и страдает, как ты. И это не игра, Мира, он это делает не для окружающих, а внутри себя. Он защищает тебя от самого себя, только бы не встретиться с тобой снова, только бы не усугубить твоё состояние. Разве человек, который видит в тебе лишь выгоду, будет прятаться от стыда и боли, сидеть рядом с тобой каждую ночь и охранять, как верный пёс? И я чувствую его мучения, хотя он старается взять себя в руки, а потом замолкает и, уверена, внутри вновь переживает всё, что сделал. Да и взять то, как он сошёл с ума от твоего признания в том, что было тогда. Он свихнулся на почве боли и искал вариант избавить тебя от неё, не себя, а тебя. Я принимаю тот факт, что ты не можешь больше думать о чувствах к нему, и никто не будет винить тебя в том, если вы не будете вместе. Ведь если посмотреть честно, то у вас нет будущего, как и у меня с Белчем. Но отвергать чувства и не дать себе шанса узнать, а что такое любовь, чтобы вспоминать потом, мы не имеем права. Ты моя семья, Мира, и я хочу, чтобы ты решилась взглянуть правде в глаза. Твои воспоминания, подпитанные наркотиком, убивают тебя. Так защити себя сейчас, очнись от боли и подумай о том, как жить дальше. Ты должна это сделать ради себя. Хорошо? – Могу только кивнуть в ответ.

Сиен улыбаясь, немного сильнее сжимает мои пальцы и выходит из номера, оставляя на моей кровати разорванную и смятую бумагу с чувствами Рафаэля. Да, мне страшно поверить в это. Страшно увидеть то, что кто-то тоже мог быть жертвой обстоятельств, кроме меня. Страшно ошибиться снова. Страшно принять правду, которую я постоянно ставлю под сомнение. Страшно довериться прошлому. Думаю, что мне, как и любому человеку, прошедшему через такое, просто страшно. Я люблю его… люблю, как никогда и никого в жизни не любила. Рафаэль стал для меня особенным человеком, любимым, и от осознания этого горький ком застревает в горле, ведь нет никакого будущего, если было бы за что бороться… а так лишь пустота. И самое противное, что я ощущаю это прощение, которое уже давно засело внутри моего, до сих пор обледеневшего, сердца. Раньше я осуждала тех, кто продолжает жить с насильниками, а теперь сама стала такой. Но ведь они делают это, потому что хотят, а, может быть, Рафаэль, правда, не хотел? Господи, я хочу думать о тех событиях именно так, и это тоже отдаётся болью в груди.