Кэтрин Стоун - Красотки из Бель-Эйр

– Правду. Что выглядишь ты ужасно. Потерянной. Печальной. – Уинтер помолчала, потом участливо спросила: – Эллисон, может, расскажешь? Позволь мне помочь тебе.

– Нет, Уинтер, я не могу об этом говорить.

– Еще одно знаменитое быстрое и не подлежащее обсуждению решение.

– Уинтер…

– Прости, – быстро сказала Уинтер, увидев, что в глазах Эллисон внезапно появились слезы. Взгляд Эллисон стал каким-то затравленным и измученным. Знакомое выражение серьезной решимости – взгляд чемпионки, которая принимает быстрые, приносящие золото решения, – исчезло. – Эллисон, я просто не представляю, что могло произойти у вас с Питером. Вы оба так любили – любите – друг друга. Я знаю, что это не кто-то третий, потому что страдаете вы оба. Скажи мне. Может, если ты расскажешь, все покажется не таким уж страшным?

– Не могу, Уинтер, – прошептала Эллисон. «Я не могу тебе рассказать, потому что это невообразимо».

Невообразимо. Только теперь Эллисон могла заставить свой мозг это вообразить. Она очень живо помнила кошмарный сон о зловещем Арлекине, воспоминание было ярким и свежим, оно обновлялось каждую ночь, истязая и заставляя просыпаться с судорожным вздохом.

Эллисон могла это представить – сюрреалистичную фантазию, – но ее сердце, бросая вызов, отказывалось этому верить.

И тем не менее она высилась перед ней, огромная, крепкая стена, сложенная из тяжелых, говорящих о преступлении кирпичей-фактов…

«Почему?» – требовала Эллисон ответа у этой массивной стены.

«Как почему? – следовал ответ. – Потому что он виновен, потому что он – тот зловещий Арлекин».

Эллисон знала, как чемпионы берут препятствия, которые кажутся немыслимо высокими и опасными, – ты думаешь о том, что за препятствием, и делаешь это место своей целью. И всегда, кроме одного раза, ей удавалось благополучно приземляться – сначала посылаешь через препятствие свои мечты, а затем просто следуешь за ними.

Эллисон не знала, что лежит за страшной стеной. Хочет ли она там оказаться? Существует ли там ее мечта – их с Питером любовь?

Эллисон не могла в одиночку найти ответы на эти вопросы и знала, что Уинтер не поможет ей в этом. Ответить на вопросы, на которые нет ответа, может только Питер.

Эллисон нужно было услышать ответы Питера. И она их услышит. Она отправится в Нью-Йорк, посмотрит в его темные глаза и послушает, что он ей скажет. Это было единственное быстрое решение, которое могла принять Эллисон, это даже не было решением, потому что сердце не оставляло ей выбора.

Взявшись за руки, они прогуливались по римской виа Кондотти. Эмили замедлила шаги. В кинотеатре шла «Любовь».

– С кем ты смотрел «Любовь», Роб? – ласково поддразнила Эмили. Это было не важно, Эмили была уверена в его любви.

Эмили ожидала чудесной невинной улыбки, но увидела нечто другое – незнакомое выражение лица, незнакомое и непонятное.

– Роб?

– Я не видел «Любви».

– Правда? Тогда давай сходим. Сейчас.

Эмили мягко потянула его за руку, но Роб не двинулся с места, и его глаза наполнились гневом.

– Нет, Эмили. Я не хочу смотреть «Любовь».

– Роб? Что такое? Скажи мне, пожалуйста.

Роб взял жену за руку и, гуляя по улицам Рима, по которым он когда-то гулял с Сарой, все рассказал Эмили. Он уже говорил ей о своей любимой сестре, которая умерла от диабета, но это была история о Саре, о ее жизни, о том, какой она была славной, а не о ее смерти. Но теперь Роб рассказал ей все.

– Я не верю, что Питер мог причинить ей зло, – сказала Эмили, когда Роб закончил. Эмили сама удивилась уверенности в своем голосе, а своими словами удивила и встревожила Роба.

– Питер? – спросил Роб. – Ты его знаешь?

– Питер и Эллисон…

– Боже мой!

– Я его почти не знаю, Роб. Я только раз с ним столкнулась. Питер подвез меня в аэропорт в тот день, когда я улетела в Париж. Я была очень напугана. Думаю, Питер почувствовал мой страх и хотел мне помочь. И он действительно помог. Он был очень добр. – Эмили ласково улыбнулась. – Питер Дэлтон напомнил мне тебя, Роб, и это подарило мне надежду.

В голове Роба все смешалось. Сара тоже говорила, что они с Питером похожи, но его сестра ужасно, смертельно ошиблась!

– Когда я была в посольстве, – тихо начала Эмили, – мне нужно было как-то убедить себя остаться в живых. Я очень легко могла умереть, Роб. Я могла дать им повод убить себя.

– Эмили…

– Но, – негромко продолжала Эмили, – за три дня до этого я посмотрела «Любовь». Я выжила в посольстве, потому что все время мысленно проигрывала «Любовь», представляя, что это мы были теми влюбленными, Роб, ты и я. И именно это меня спасло. «Любовь» – это фильм Питера, его видение, его дар. Я просто не могу поверить…

– Питер Дэлтон – зло, Эмили, – спокойно вставил Роб. И уже мягче добавил: – Уж ты-то должна видеть злых людей.

– Ты действительно веришь, что Питер убил Сару?

Роб несколько секунд обдумывал вопрос, прежде чем ответить:

– Сразу после смерти Сары, когда все чувства были свежи и я был в страшном гневе, а мама в этом не сомневалась, я верил. – «Но время шло, и на смену эмоциям пришел разум. Я решил, что это не было обдуманным намерением, просто беспечность, неосторожность погруженного в себя человека. Я винил Питера в смерти Сары, но не считал, что он ее убил. Но теперь…»

– Из-за меня, – тихо прошептала Эмили, – из-за меня ты узнал много нового о жестокости.

Это была правда. Роб узнал о таких грязных сторонах человеческой натуры, о каких даже не подозревал. Но благодаря Эмили он научился и многому другому…

– Благодаря тебе, моя милая, я узнал много нового о любви.

Роб и Эмили молча сидели, омываемые звуками вечернего Рима – резкими сигналами автомобилей и мягким плеском фонтанов, где загадывают желания, которые сбываются.

– Роб, – сказала наконец Эмили, – я вижу злых людей и не верю, что Питер Дэлтон к ним принадлежит.

– Он очень умен, очень хитер.

Эмили долго молчала, а когда заговорила, слова шли из глубины ее сердца.

– Ты доверяешь мне, Роб?

– Конечно.

– Я доверила тебе свою жизнь, – прошептала Эмили. – Всю без остатка, ничего не утаив.

– Знаю, родная.

Эмили взглянула в его глаза цвета океанской синевы.

– Посмотри «Любовь» вместе со мной, Роб.

– Эмили…

– Доверься мне, Роб. Доверься мне.

Посмотрев фильм, Роб и Эмили молча бродили по римским улицам, она – в страхе, он – в терзаниях. Не так давно, январской ночью, Роб следовал за Эмили по Парижу, чувствуя свое бессилие и отчаянно желая защитить ее от ее демонов.

А в этот вечер Эмили отогнала демонов Роба, годы ненависти, которые разрушали его сердце.

«Прости, Роб, – думала Эмили, глядя в глаза, которые, казалось, не видели ее и были полны муки, смятения и гнева. – Я полагала, что это поможет».

Рассвет уже поджелтил осеннее небо, когда Роб наконец заговорил, голос его звучал мягко и удивленно:

– Неужели это возможно и Питер действительно ее любил?

Роб увидел то, о чем Эмили только догадывалась. «Любовь» была глубоко личным произведением, а милая, любящая и любимая Джулия действительно была Сара.

– Почему это невозможно, Роб?

– Потому что, если бы Питер любил Сару, он никогда не позволил бы ей забеременеть.

– Может быть, Сара хотела забеременеть. Может, это было ее решение.

– Эмили, ты говоришь, что Сара хотела смерти?

– Нет, мой милый, – тихо ответила Эмили. Она-то знала о желании жить и желании умереть. – Сара не смерти хотела, Роб, она хотела жизни, она хотела быть как все.

Когда Эллисон прилетела в Нью-Йорк, шел дождь. Дождь напомнил Эллисон о более счастливых временах… радостный, наполненный любовью обед с шампанским мокрым, серым днем… промокшие волосы, нежно вытираемые полотенцем… влажный шелк и кружева, ласково снимаемые дрожащими от желания сильными руками.

Дождь напомнил Эллисон о любви.

Но сегодня было холодно и темно, и любовь затерялась где-то в темноте.

Эллисон не сообщила Питеру о своем приезде. Когда в девять вечера она добралась до его квартиры в Челси, полоски света под дверью не было. Где же он? Наверное, в театре, хотя его участие в постановке Шекспира на Бродвее закончилось. Это была неделя, чудесная, счастливая неделя, когда Питер должен был укладывать вещи, завершать дела, а через два дня переехать в Лос-Анджелес, чтобы навсегда остаться с ней.

Эллисон постучала в дверь квартиры, не ожидая ответа и раздумывая, стоит ли входить, если Питера там нет.

Но Питер был там, в темноте.

– Эллисон? Входи…

Прежде чем войти, Эллисон всмотрелась в темноту. Она увидела частично уложенные коробки, которые уже были бы отправлены, если бы… Увидела и маленькую тень – Оладью. Но Оладья не завиляла хвостом, не бросилась, как обычно, к Эллисон. Оладья ощущала печаль. Последние одиннадцать дней она снова жила в когда-то знакомой, но давно забытой мертвящей тишине.

Когда Эллисон вошла, Питер включил маленькую лампу, взял ее мокрый от дождя плащ и взглянул на влажные золотисто-рыжие кудри.

– Дать тебе полотенце, чтобы вытереть волосы? – тихо, печально спросил он, как и она, вспомнив другой день, когда надо было высушить намокшие под дождем кудри.

– Нет, спасибо. – Эллисон прошла в гостиную и села на диван. Она не смотрела Питеру в глаза, не могла, но когда он брал ее плащ, увидела муку на его застывшем красивом лице. Муку, бессонницу, боль. – Питер, пожалуйста, расскажи, что случилось с Сарой.

Питер сел на стул напротив нее, нашел взглядом зеленые глаза, которые не хотели смотреть на него, и стал рассказывать свою историю с самого начала.

– У тебя был зеленый «фольксваген»? – спросила Эллисон, перебив его, едва он заговорил о весне, когда они с Сарой встретились и полюбили друг друга, создавая розовый сад.

– Да. Откуда ты знаешь, Эллисон?

– Я знала Сару, Питер. В тот год я училась в Гринвичской академии. До весны Сара обычно приходила смотреть, как я езжу верхом, в полдень. – Эллисон вспомнила радостное лицо Сары, нежно порозовевшую кожу и сияющие синие глаза, когда она садилась в потрепанный «фольксваген» к мужчине, которого любила.

– Ты знала Сару? – не веря своим ушам прошептал Питер. И, тоже вспомнив, тихо добавил: – Ты была та девочка с огненными волосами, наездница-чемпионка. Сара любила смотреть, как ты скачешь. Она говорила, что ты выглядела такой свободной и счастливой, когда взлетала над препятствиями. Благодаря тебе, Эллисон, мы с Сарой стали ездить верхом в Центральном парке.

– Питер, прошу тебя, расскажи, что случилось, – помолчав мгновение, прошептала Эллисон.

Она услышала любовь в голосе Питера – воспоминание о Саре, полное любви, и любовь к девочке с огненными волосами. «Скажи мне, Питер, умоляю тебя. Если есть хоть какая-то возможность объяснить…»

Эллисон молча слушала, как спокойно, негромко Питер рассказывал ей все. Его низкий, приятный голос помог Эллисон совершить эмоциональное путешествие во времени, туда, где были огромная любовь и огромная радость… а потом огромная печаль.

Питер рассказал Эллисон о желании Сары быть свободной, получить хоть какой-то контроль над болезнью, которая ее убивает, о своем обещании позволить Саре быть свободной, о собственных страхах и сомнениях, когда он держал это обещание, несмотря на отчаянное желание защитить ее, укрыть от опасностей.

Питер едва слышно прошептал, что почти верил, будто диабет Сары можно вылечить. В последний год своей жизни Сара выглядела очень больной, словно умирала. А затем, за два месяца до поездки в Рим, все снова, как по волшебству, изменилось. Сара выглядела чудесно, лучилась здоровьем и счастьем. Такую энергию и надежду дала ей беременность, беременность, которую она планировала и хотела.

Он спокойно рассказал Эллисон, как умерла Сара, быстро, мирно, с улыбкой, взяв с него еще несколько обещаний.

Питер замолчал, потому что Сара умерла и его рассказ был окончен.

– Сара умирала, Питер, – наконец прошептала Эллисон, уйдя в воспоминания, едва ли сознавая, что знает те детали истории, которые неизвестны Питеру. Разве Питер не знал, что Сара умирает? Неужели он верил, что Сара может выжить, если он будет оберегать ее? Добавило ли это страданий к тому чувству вины, что он испытывает?

Эллисон слышала эту вину в его тихом голосе, но теперь она знала правду, знала, что Питер Дэлтон виновен только в одном. И это не было преступлением.

– Ты слишком сильно любил Сару, – прошептала Эллисон. «Ты виновен только в щедрой, самозабвенной, безграничной любви». Взгляд ее зеленых глаз наконец встретился с его глазами.

Усталый, измученный мозг Питера искал слова, чтобы признать это преступление, его единственное преступление, и позволить его любви к Эллисон выжить и расцвести вновь.

Телефонный звонок прервал поиски Питера и нарушил тишину. Эллисон была ближе к аппарату. Она автоматически сняла трубку, потому что в квартиру Питера звонили и ей и потому что хотела прервать звонок.