— Добро пожаловать домой, мисс Кинг! — Роман энергично потряс мою руку.

— Привет, Роман.

— А я дни считал! Столько всего накопилось…

Мы с Романом часто сплетничаем о соседях.

— Жду с нетерпением.

Ник и Каспар уловили намек.

— Что ж. Оставляем тебя на попечение джентльмена. Еще раз — с возвращением.

— Спасибо, Ник. И спасибо, что подвез, хотя не стоило беспокоиться…

— Да я понимаю. Но Франческа прибила бы Каспара, если бы я не увез его из дома. Все равно куда, хоть в Хитроу.

Я улыбнулась, гадая, понимает ли Ник, насколько преуменьшает свои заслуги. Ничего он не понимает. Это ведь Ник, самый добродушный из всех моих знакомых мужчин. Вот только я больше не желаю быть ничьей последней надеждой.

Ник шагнул к двери.

— Франческа не успокоится, пока не услышит, что тебе полегчало. Ведь правда? Тебе легче?

О чем это он? Думал, я смирилась с тем, что в битве за внимание друзей всегда проигрываю их детям? Или с тем, что меня домогался собственный босс? Или с отсутствием семьи? Пустотой? Одиночеством?

— Разумеется, — улыбнулась я.

— Отлично. Так ей и передам. — Ник ушел счастливый. Поверил мне на слово.

Я обняла Каспара за плечи.

— Знаю, ты сердишься на предков, но не забывай: я тебе не враг. А если для тебя это еще не повод не ссориться со мной, вспомни про айпод.

Он на миг прижался к моему плечу. Я чмокнула его в макушку.

— В субботу увидимся, — бормотнула я в спутанные кудри. — И будь поласковее с мамой, хотя эта старая эгоистка подвела меня и опять поставила свою мелюзгу выше моих алкогольных потребностей. Да, и вот что: запомни, если твой отец не смотрит порно, это еще не значит, что с ним и поговорить не о чем.

Я пошутила. Но, как выяснилось позже, Каспар купился.


Как только дверь закрылась, Роман водрузил на свой стол табличку «Вернусь через 5 минут» и подхватил мою сумку.

— Миссис Б. из пятой наконец узнала, как развлекается ее муженек, пока она за городом.

Миссис Б. — толстуха, от которой всегда пованивает Лабрадором. Вид у нее жутковатый, бюст необъятный, но я бы не сказала, что мне нравится по выходным кататься в лифте с ее тощей заместительницей-малолеткой.

— Ужас что было. Она вернулась без предупреждения, застукала здесь другую женщину и взбесилась. Потом умоляла его не уходить. Кончилось тем, что она засела у меня в кухне и тыщу лет плакалась, жаловалась на свою семью, негодников отпрысков и мужа-подонка. Столько эмоций — и откуда что взялось.

Мы вошли в лифт. Я нажала кнопку с цифрой одиннадцать, предвкушение разрасталось во мне радужным шариком.

— Наверное, ей было просто некому излить душу, — отозвалась я и вдруг сообразила, что говорю о себе.

Роман сдвинул выразительные, как у казначея Нормана Ламонта, брови.

— Угу. А теперь она на меня даже не глядит.

Я ободряюще коснулась его руки:

— Она же англичанка. Не принимайте на свой счет.

Роман проводил меня до двери квартиры, остановился и посерьезнел.

— О нем ни слуху ни духу, — сообщил Роман, мой личный охранник с пышными усами. — Ни разу не объявлялся. Я смотрел в оба.

Я проглотила комок в горле.

— Неужели исчез с концами?

Я так надеялась на это, что на всякий случай сложила пальцы крестом.

— Вам молока не надо? — спросил Роман. — Могу поделиться.

— Нет, спасибо. Я все равно собиралась сбегать в магазин. Еще раз спасибо вам, Роман. Очень рада была повидаться.

Он внес мой багаж и ушел. Я дома.


Моя квартира имеет форму коробки, приблизительно поделенной на четыре зоны. Как зайдешь, сразу слева — ванная с единственной в квартире полноценной стеной. Под ванную я отвела чуть ли не четверть общей площади, подрядчик решил, что я спятила, и пришлось объяснять, что я обожаю валяться в ванне. Это правда, но вообще-то я планировала ванну не только для купаний, но и для секса. Даже предусмотрела плитку с пупырышками на полу в душевой: не хватало еще поскользнуться в самый ответственный момент. Полы в моей ванной с подогревом, ванна эффектно вделана в стену, все выложено плиткой, кроме зеркальных шкафов над раковиной. Словом, моя ванная — «влажная зона» — такой двусмысленный юмор в духе Бенни Хилла. Увы, случая обновить ванную в роли спальни мне пока не представилось.

На остальную квартиру тоже была убита масса времени и сил. Я чуть было не погрязла в образчиках цветов и фактур. И разумеется, в итоге выкрасила стены в белый цвет. Кухня начинается там, где кончается стена, границей кухни служит барная стойка. Люблю бары. Остальное пространство занимает зона гостиной и спальни. Как таковой спальни нет, есть угол, отгороженный невысокой, по грудь, стенкой — по совместительству книжным стеллажом. Книги я тоже люблю. Рука не поднимается выбрасывать их, даже самую что ни на есть макулатуру. Квартирка выглядела бы тесноватой, не располагайся она в юго-восточном углу здания, так что одна стена моей коробки — окно от пола до потолка. Вид оттуда такой, что дух захватывает.

С порога я направилась прямиком к окну и уставилась на грязный речной поток, бурлящий подо мной, на расстоянии сотни футов. На кристальные ручьи штата Керала не похоже, но по-своему красиво. Хорошо все-таки вернуться домой. Да, мне полегчало. Длинный отпуск — это приятно и полезно, но нельзя всю жизнь провести в бегах. Надо бы разложить вещи, помыться и сгонять за едой. Вместо этого я рухнула на диван и схватилась за телефон.


Мои родители живут в коттедже в Бэкингемшире, куда переселились после того, как папа вышел на пенсию. А было это давным-давно. Папе за восемьдесят, но можете мне поверить: с виду ни за что не скажешь. Подозреваю, прикладывается потихоньку к источнику вечной молодости. А вот маме не повезло: двенадцать лет назад у нее обнаружили рассеянный склероз, и она держится до сих пор только потому, что следит за здоровьем. Когда-то все считали маму сумасшедшей: чего ради выходить замуж за человека, который на двадцать лет старше тебя, — чтобы тратить время и силы, ухаживая за беспомощным стариком? Но жизнь умеет неожиданно подать крученый мяч. Родители многому научили меня, и в первую очередь — не строить планы: неизвестно, что ждет тебя за поворотом.

— Девочка моя, какая радость! Наконец-то ты дома, — воскликнул папа.

— А вы как? Мои письма получали?

— Письма чудесные, будто сам там побывал. Я всегда говорил — ты отлично пишешь.

Я все делаю отлично. Ведь я у папы одна. Его единственный ребенок. Однажды я спросила родителей, почему они ограничились мною — подозревала, что тут кроется какая-то мрачная тайна. Но оказалось, что они с самого начала хотели иметь только одного ребенка. Меня часто спрашивали, не скучно ли мне без братьев и сестер. Но как можно скучать о том, чего никогда не имел? В детстве все мои друзья то и дело ссорились с братьями и сестрами. Нет уж, спасибо. Сейчас я не прочь бы иметь близких родственников, но их заменяют мне друзья. Мы с ними как родные. Все мы дороги друг другу. Я болтала с папой, пока не узнала, что моя бедная мамочка уже давно ждет в машине: родители как раз собирались проведать друзей. Чтобы их не задерживать, я пообещала перезвонить завтра утром, попрощалась, как всегда взбодренная гордостью в папином голосе, и принялась набирать следующий номер.


Билли — мать моей второй крестницы, чудесной малышки Коры. На самом деле Билли зовут каким-то непроизносимым польским именем. Уже не помню, как к ней пристало нынешнее. Когда нам обеим было чуть за двадцать, мы снимали квартиры напротив друг друга и так сроднились, что подыскали дешевое жилье с двумя спальнями и перебрались туда. Нам хорошо жилось, пока на сцене не появился Кристоф; украв сердце Билли, он начал с изощренным садизмом калечить его.

Я представила, как на другом конце города, в крохотной квартирке Билли на Кенсол-Райз, зазвонил телефон. Трубку взяла Кора, самая умненькая семилетка из всех, кого я знаю.

— Алло! Сиденция Билли и Коры Таррно.

— Привет, Кора, это крестная Т.

— О-о-ой, где же ты была?

— В Индии.

— Дядя с работы и там за тобой гонялся?

— Вроде того.

— Пешком?

— Не совсем. Ты зубы чистишь?

Кора упрямица, от интересной темы она откажется только ради еще более увлекательной. Раньше такой была гигиена.

— А-а! На велике? Или переплыл Индийский океан вместе с китами?

Видно, теперь к гигиене Кора равнодушна. Пять недель — долгий срок для семилетнего ребенка. Пришлось импровизировать.

— А я привезла тебе из Индии подарок.

— Слоника с маленькими ушами?

— Как ты догадалась?

— Загадочная потому что, — объяснила Кора.

Разговаривая с ней, нельзя не улыбаться. Рот растягивается сам собой.

— Правильно, за это я тебя и люблю. А мама дома?

— Ушла, но, если хочешь, могу позвать Магду.

Магда помогает Билли по хозяйству.

— Не стоит. Просто скажи маме, что я звонила.

— Скажу, — пообещала Кора и брякнула трубку на рычаг.

Билли не раз пыталась привить дочери навыки телефонного этикета. Надеюсь, у нее ничего не выйдет. Не хочу, чтобы Кора взрослела еще быстрее.


Хэлен, мать последнего прибавления в моем списке крестников, наверняка измотана пятимесячными двойняшками. Я взглянула на часы. Звонить ей сейчас бессмысленно: как раз время купания. У Хэлен целая орава прислуги, и все равно близнецы не оставляют ей ни единой свободной минутки. Когда я уезжала в Индию, Хэлен еще кормила детей грудью и мы с ней почти не виделись. Я честно пыталась, но у моей подруги, как выяснилось, особые взгляды на грудное кормление: она предпочитала заниматься им в полном одиночестве, в детской, под музыку Моцарта. Я не шучу. А организовать встречу между кормлениями было почти невозможно. Хэлен домоседка по натуре, она подолгу спит. В Индии я с грустью осознала: познакомься мы с ней сейчас — ни за что не стали бы подругами. Слишком уж Хэлен неврастенична и одержима сыновьями, еще и не работает вдобавок. Но мы познакомились давным-давно, на пляже во Вьетнаме. В те времена Хэлен целыми днями валялась в гамаке, а под кайфом оглушительно хохотала. Такое не забывается. Я рванула во Вьетнам вместе с лучшими друзьями по классу, после сдачи экзаменов повышенного уровня. Мы обошли все кладбища, все храмы, все поля боя, какие только нашлись в стране. А потом встретили Хэлен — наполовину китаянку, наполовину швейцарку, прекраснейшее из творений природы. Помесь Люси Лиу и Джеммы Кидд с поистине бесконечными конечностями. Сейчас у нее прибавилось грациозности, а в те времена она была порывистой, резкой и угловатой, как новорожденный жеребенок, — вполне возможно, и от наркоты тоже. Ее длинные, абсолютно прямые волосы струились по спине черной тушью. Из всех известных мне туристов только Хэлен путешествовала без рюкзака. Зато с феном.

Хэлен можно назвать мажоркой. Ее отец, на редкость преуспевающий бизнесмен, китаец из Гонконга, всегда считал Восток местом безграничных возможностей. Когда он скоропостижно скончался сравнительно молодым, Хэлен унаследовала его предприятия, но не деловую хватку. Она была «детищем вселенной» — ее собственное определение. Могла без конца цитировать отрывки из «Дезидераты». Это стихотворение в прозе Макса Эрманна служило ей инструкцией, как следует жить. Пристрастие Хэлен к нему я поняла только позднее, когда лучше узнала ее. Практически лишенная родительского руководства, Хэлен черпала мудрость из «Дезидераты». Мгновенно заворожив нас, она так же стремительно вызвала токсикоз. Немало счастливых вечеров прошло с тех пор, как Хэлен читала нам один и тот же стих на каменистом пляже Чайна-бич, пока мы не заучили его наизусть. Сейчас он красуется в роскошной рамке на туалетном столике Хэлен, в гигантском доме у ворот Ноттинг-Хилла. Сдается мне, только стих напоминает Хэлен о том, какой она была когда-то.

А теперь все по-другому. Почему же мы до сих пор дружим? Потому что Хэлен единственная в мире знает все мои секреты, а я, в свою очередь, понимаю, что у нее есть смягчающие обстоятельства, и не обижаюсь. Порой приходится твердить про себя отрывки из «Дезидераты», сдерживая желание процитировать Хэлен: «…выслушивай каждого, даже зануду и невежду — им тоже есть что рассказать». Увы, искренность дается мне все труднее.


Передумав звонить Хэлен, я набрала номер Клаудии. Мы с ней дружим с семи лет. Детей у Клаудии нет, зато есть Эл — длинный, лысый, надежный Эл. По Вьетнаму я как раз скиталась с Элом и Клаудией. Когда Эл перешел в нашу школу, мы были подростками. А когда нам перевалило за двадцать, его затяжная дружба с Клаудией претерпела метаморфозу. Произошло нечто сказочное и романтичное: они скоропостижно влюбились. В том, что это всерьез и надолго, можно не сомневаться: за последние десять лет они пережили больше, чем другие пары за всю жизнь. Вот уже девять лет Клаудиа и Эл пытаются завести детей. Оба не живут, а томятся в чистилище, в доме царит атмосфера помешательства — из тех, что ощущается даже по ночам. По моему звонку включился автоответчик, но я-то знала: не факт, что хозяев нет дома.