Кэсси кивнула. Ник прав, и это мудрые слова, но, к сожалению, они не утешают.

— Я всегда чувствовала свою вину за то, что вернулась живой, а он нет.

В первый раз Кэсси говорила об этом с другим человеком. Никому, кроме Ника, она и не могла бы это высказать. Ему одному поверяла она свои чувства и мысли.

— Так складывается жизнь. Это Его воля, — Ник указал вверх, — а не твоя.

Кэсси снова кивнула.

— Почему ты не позвонил, когда я вернулась домой?

Вот сейчас они подошли к самому главному. С Ником только так и надо разговаривать.

— Я много об этом думал. Раза два чуть–чуть не позвонил. Когда, бывало, выпьешь пинту–другую, как у нас здесь говорят… Но каждый раз одергивал себя. Твоему мужу это наверняка не понравилось бы. Где он сейчас, кстати?

Этот вопрос подтвердил ее догадки. Он ничего не знает. Как все–таки странно… сидеть тут рядом с Ником и разговаривать вот так… словно он ждал ее. Все вдруг оказалось до странности просто. Вот они сидят вдвоем на расстоянии четырех тысяч миль от дома и болтают в лучах осеннего солнца, как будто так и надо.

— Он в Лос — Анджелесе. — «С Нэнси Фэйрстоун, — подумала она. — Или с кем–нибудь еще».

— Поражаюсь, как это он тебя отпустил. Хотя в этом, наверное, нет ничего удивительного.

Ник снова почувствовал горечь. У него сердце разрывалось при мысли о том, что он ее потерял, что этот ублюдок не задумываясь рискнул ее жизнью ради своих самолетов. Часто он с трудом сдерживался, чтобы не позвонить Уильямсу, не сказать ему, какой он сукин сын. Но Ник так этого и не сделал.

— Как я понимаю, это его идея. Наверное, решил, что ты будешь хорошо смотреться в киножурнале. Его собственная патриотка… Скажи, это его идея или твоя?

Он надеялся, что Кэсси сама приняла это решение.

— Это моя идея. Ник. Я очень давно об этом мечтала, с того самого времени, как закончился наш перелет. Но после возвращения я чувствовала, что не должна оставлять отца. Кроме меня, у него теперь нет помощников. Боюсь, что в конце концов ему придется нанять кого–нибудь из женщин–пилотов, хотя большинство из них уже вступили в ВАФС или в отдел тренировок, как я.

— Не должна оставлять отца? Что ты хочешь этим сказать? Ты что, жила у родителей после возвращения?

Этот подонок даже из приличия не позаботился о ней! А ведь она, наверное, была едва жива после семи недель, проведенных на необитаемом острове.

— Да, я вернулась к родителям. — Кэсси смотрела на Ника, вспоминая ту счастливую ночь при лунном свете. — Я оставила Десмонда, Ник. Я ушла от него еще тогда, когда у отца случился сердечный приступ.

То есть больше года назад… А он ничего об этом не знал!

— Когда я вернулась в Лос — Анджелес после нашей с тобой последней встречи, я увидела, что все обстоит в точности так, как ты говорил. Он продолжал давить на меня, вздохнуть мне не давал. Пресс–конференции, съемки для киножурналов, испытательные полеты, интервью… В общем, все, как ты и предсказывал. Но до болезни отца он еще не раскрылся полностью. Когда же это произошло… он велел мне отправляться в перелет в точности по графику и запретил лететь домой к больному отцу.

— Но ты все равно отправилась в перелет?

Ник знал, что перелет отложили, а потом видел киножурнал, где Кэсси показывали в госпитальной палате.

— Да, я все равно полетела, и Билли вместе со мной. Десмонд пригрозил предъявить нам иск, если мы откажемся, и заставил подписать контракты, в которых говорилось: перелет состоится в октябре, что бы ни случилось.

— Ну молодец!

— Да, я все знаю. После этого я к нему больше не вернулась. А он мне ни разу не позвонил. Его заботило лишь одно — чтобы весть о нашем разладе не дошла до прессы, пока не закончится перелет. И насчет женщин ты тоже оказался прав. Нэнси Фэйрстоун — его любовница. Он женился на мне лишь для того, чтобы привлечь побольше внимания к перелету… как ты и говорил. Сказал, что без этого перелет не будет так интересен публике. Наш брак оказался сплошным притворством.

А потом, после катастрофы, когда меня привезли на Гавайи, он сказал, что моя работа у него еще не закончена и что он возбудит против меня судебное дело за невыполнение условий контракта. Там говорилось, что я должна пролететь на «Северной звезде» пятнадцать тысяч миль, а мне удалось пролететь только одиннадцать. Он и после этого рассчитывал на меня в отношении рекламы, но я отказалась. Отец повез меня к адвокату в Чикаго. Теперь мы с Десмондом официально разведены.

Ник сидел не двигаясь, потрясенный всем услышанным. То, что Десмонд Уильямс — подлец, не стало для него новостью. Однако этот человек оказался еще большим мерзавцем, чем Ник мог предположить.

— Как вам удалось скрыть все это от прессы?

— Ну, в этом он большой мастер. Это ведь основное в его бизнесе. Вернувшись в Лос — Анджелес перед перелетом, я жила у Билли. Никто ничего не знал. Мы отправились в перелет через несколько недель. На публике Десмонд вел себя совершенно иначе, чем наедине со мной. Он настоящая коварная змея, Ник. Ты во всем оказался прав.

Мне с самого начала хотелось тебе обо всем рассказать, но я не знала, как это сделать, с чего начать. Вначале я молчала из самолюбия. Стыдилась признать, что мое замужество с начала до конца оказалось всего лишь фарсом. А потом… потом я уже не была уверена в том, что тебя все еще интересует мой брак. Ты столько раз давал мне понять, что у нас не может быть ничего общего… что я тебе не нужна. Не знаю… Я подумала, что это как–нибудь выяснится… Надеялась, что ты приедешь домой и мы сможем поговорить. Но после Перл — Харбора это, наверное, стало невозможным.

— Да, теперь нам не дают отпусков, Кэсс. Но что ты имеешь в виду? Когда это я давал тебе понять, что ты мне не нужна? Разве ты не помнишь ту ночь?

— Помню каждую минуту. Только эти воспоминания порой и давали мне силу жить на том островке… и потом тоже… Мысли о тебе помогли мне многое перенести. Например, развод с Десмондом. Он вел себя ужасно…

— Почему же ты мне не написала? Почему не рассказала обо всем?

Кэсси вздохнула. Посмотрела ему в глаза.

— Наверное, боялась снова услышать в ответ, что ты для меня слишком стар, слишком беден, что мне лучше найти себе кого–нибудь вроде Билли.

Ник улыбнулся. Она права. Когда–то он был таким остолопом, что действительно говорил все это. Однако после того как Кэсси чуть не погибла, он, кажется, образумился. Сейчас, сидя рядом с ней, просто глядя на нее, Ник снова осознал, каким был глупцом, что оставил ее.

— Ну и как? Нашла ты себе кого–нибудь вроде Билли?

Он смотрел на нее с такой тревогой… На минуту Кэсси почувствовала искушение вызвать в нем ревность. Но не смогла на это решиться.

— Наверное, мне следовало бы тебе доложить, что я встречалась со всеми мужчинами из семи округов.

— Боюсь, что я бы не поверил.

Ник откинулся назад, закурил сигарету, не отрывая глаз от Кэсси. Вот она, его девочка, всегда любимая, ставшая теперь совсем взрослой женщиной.

— Это почему же? Неужели я слишком безобразна для того, чтобы встречаться с мужчинами?

— Нет. Просто с тобой не так–то легко иметь дело, Кэсс. Для того чтобы встречаться с такой девушкой, нужен мужчина достаточно зрелый, умудренный и понимающий. В нашем округе таких немного найдется.

— Не хочешь ли ты сказать, что ты и есть именно такой мужчина? Того самого возраста? Или ты все еще считаешь, что слишком стар для меня? — Кэсси твердо решила выяснить все до конца.

— Когда–то я действительно так считал. Боюсь, я был не слишком стар, а слишком глуп. Знаешь, когда я узнал о катастрофе с вашим самолетом, меня чуть не отправили в отставку. На какое–то время я просто рассудка лишился. Только о тебе и думал. Мне надо было сразу же лететь домой, тогда я мог бы еще успеть застать тебя в Гонолулу.

— Да, это было бы чудесно.

Сейчас Кэсси его ни в чем не обвиняла. Она просто хотела знать теперешнее положение вещей.

— Полагаю, я застал бы там Десмонда Уильямса с командой репортеров.

— Естественно. Но у меня там оказалась потрясающая медсестра, которая не давала им шагу ступить в мою палату. Десмонда она буквально возненавидела. Она его раскусила, когда он угрожал мне судебным иском за невыполнение условий контракта. Может быть, он даже считает, что я намеренно взорвала его самолет. Знаешь, Ник, это было ужасно… Оба мотора загорелись. Боюсь, никто так и не понял, в чем дело. Думаю, теперь они уже и не разберутся.

Кэсси устремила взгляд вдаль. Ник прижал ее к себе:

— Не думай об этом, Кэсс. Все это осталось позади. Как и многое другое.

Для нее закончилась целая эпоха. Пора начинать новую жизнь. Ник с улыбкой смотрел на нее сверху вниз, ощущая ее тепло, вспоминая ту летнюю ночь, почти два года назад. Только воспоминание о том счастье дало им силы прожить все это время.

— Ты к нам надолго?

— Я получу инструкции в четверг. Могу задержаться здесь на неделю–две, а могу и на несколько месяцев. Но в любом случае я буду часто сюда летать. Я состою в эскадрилье воздушных перевозчиков. Мы перегоняем самолеты из Нью — Джерси в Хорнчерч.

— Боюсь, эта работа покажется тебе скучноватой, Кэсс.

У Ника немного отлегло от сердца. Хорошо, что она не нашла для себя чего–нибудь более опасного. С нее станется. Ведь у Десмонда Уильямса Кэсси испытывала истребители для армии. Слава Богу, это тоже позади.

— Ничего, на какое–то время сойдет. Ну так что ты мне скажешь?

Взгляд Кэсс, казалось, проникал ему в самую душу, не давая уклониться от ответа. Вначале Ник не понял, о чем она спрашивает. Но потом сообразил. Значит, Кэсси не случайно оказалась здесь. Единственное совпадение состояло в том, что он сразу же натолкнулся на нее.

— О чем ты спрашиваешь, Кэсс?

— Я хочу знать, стал ли ты смелее. И умнее. После того как столько времени рисковал здесь жизнью.

— Думаю, что я поумнел… немного постарел… и остался таким же бедным, как и был. — Ник прекрасно помнил свои собственные слова. Ах, какого же он тогда свалял дурака… — А ты, малышка Кэсси? Хватит ли у тебя смелости и безрассудства? Ты действительно этого хочешь? После всего, что тебе пришлось испытать за последние два года, ты все еще этого хочешь? Хочешь меня и мою старую «Дженни»? Ты ведь знаешь: это все, что я имею, — «Дженни» и «белланка». Ничего такого, к чему ты привыкла.

Роскошная жизнь и прекрасные самолеты у нее уже были и оказались ненужными. Ей нужен только он.

— Если бы мне все это нравилось, я бы осталась в Лос — Анджелесе.

— Ну нет.

Кэсси хорошо знала это выражение упрямства на его лице.

— Почему это?

— Я бы тебе не позволил. Никогда больше не позволю тебе рисковать собой понапрасну. С самого начала не следовало отпускать тебя в Калифорнию.

Оба они извлекли уроки, которые дорого им обошлись. Теперь они чувствовали себя намного мудрее, чем когда–то. Да, они далеко зашли и дорого заплатили за понимание того, что им на самом деле нужно.

— Я люблю тебя, Кэсс, и всегда любил.

Ник привлек ее к себе. Кэсси подняла на него глаза и улыбнулась. То самое лицо, которое она так хорошо знает и любит с самого детства. Те же морщинки вокруг глаз, оттого что он все время щурится на солнце. Красивое лицо, сильное, мужественное и доброе. Единственное, на которое ей хотелось бы смотреть всю жизнь. Она прилетела сюда, чтобы найти его. И нашла. Если у нее есть Ник, больше ей ничего не нужно.

— Я тоже люблю тебя, Ник.

Он крепко прижал ее к себе, ощущая тепло ее тела, ее близость, по которой так стосковался. Все это время он жил в аду, который сам себе создал. Он мучился, не зная, как выйти из ада. Для этого понадобилось, чтобы Кэсси прилетела и нашла его.

— А если один из нас не вернется после этой войны живым? Что тогда?

Он все еще боялся разбить жизнь Кэсси, связав ее со своей. Такова обычная плата за любовь к летчику.

— Смерть грозит нам каждый день. Ты сам мне об этом говорил. Мы должны набраться смелости признать это и жить дальше, если хотим получить то, что нам так необходимо. И еще мы должны позволять друг другу поступать так, как каждому из нас предназначено.

Это, конечно, очень высокая плата за возможность любить, но они всегда были на это готовы.

— А что потом?

Он все еще продолжал тревожиться. Кэсси, однако, давно перешагнула через свои страхи. Если даже у него нет ни цента, ее это мало волнует.

— Потом мы вернемся домой. Отец в конце концов удалится от дел и оставит нам аэропорт. Если же нам придется жить в лачуге, потому что ничего другого у тебя нет, значит, так тому и быть. Мне все равно. А если нам станет не все равно, мы это изменим.