Энн Стюарт - Лабиринты лжи

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — тихим, слабым голосом попросила Рейчел. — Пожалуйста, останься со мной.

Он заколебался. Никогда еще она не выглядела столь желанной. Но сейчас ей это было надо меньше всего. Он сомневался, что сможет сдержаться, если останется. С другой стороны, превращение Стивена Эймса в отбивную должно было помочь облегчить тяжелый груз отчаяния, который он последнее время постоянно таскал в себе.

Опустившись перед ней на колени, он приподнял ее лицо за подбородок и сказал, щекоча большим пальцем ее нежную кожу:

— Я должен. — Ему до боли хотелось поцеловать ее, коснуться этих сладких мягких губ, которые он не успел как следует распробовать. Но убрал руку и поднялся в полный рост. — Я скоро вернусь, — и вышел.

Вокруг Рейчел разливалась тишина, но благотворная, а не пугающая. Крепче сжав в руке высокий холодный бокал, она поднесла его к губам и решительно сделала большой глоток. Огненная жидкость хлынула ей в горло, вызвав приступ судорожного кашля. Она не ожидала, что будет так сурово.

Наклонившись, она поставила бокал на пол. И это вдобавок к тому, что Стивен Эймс весь вечер вливал в нее ромовый коктейль, который грозил окончательно растопить мозг! Невероятно, сколько событий произошло за последнюю неделю. Чтобы переварить их, требовалась ясная голова. Обретения, потери, кровосмесительная страсть, ложь, гнев, обида, не говоря уже об ужасах воздушных перелетов, подводного плавания и боли от ожогов, — все это разом обрушилось на нее. В завершение ее чуть не изнасиловал пьяный плейбой, который был ей заведомо не пара. И во всем виноват Бен О'Хэнлон. Когда он вернется, проучив Стивена Эймса, она ему так и скажет. Признаться, мысль о том, как Бен дерется со Стивеном Эймсом, доставляла ей удовольствие. Она только надеялась, что Бен побьет Стивена, а не наоборот. Подтянутый и мускулистый Стивен был на десять лет младше Бена. Но ему определенно не хватало той жестокости, которая в изобилии имелась у Бена. «Той самой жестокости, которая позволяла ему снова и снова лгать», — напомнила она себе. Может быть, было бы неплохо, если бы Стивен Эймс пару раз врезал по цели, прежде чем Бен окончательно его уложит.

Вздохнув, Рейчел растянулась на диване. Усталость и грусть овладели ею. Откровенно говоря, она слишком много выпила, чтобы перебираться к себе. «Достойная племянница Харриса Чандлера», — подумала она. Интересно, что скажет Бен, когда придет и увидит ее здесь. Это было откровенное искушение, которому Рейчел не в силах была сопротивляться. Имей она хоть каплю благоразумия, она бы встала и кое-как добрела до своей комнаты. Но где было ее благоразумие всю последнюю неделю? И стоило ли создавать прецедент?

Вокруг была ночная тишина. Она лежала, вслушиваясь в ее звуки — вскрики ночных птиц, шорох пальм, шепот прибоя на темном пляже. К немалому ее удивлению, ей нравилось лежать вот так и ждать Бена. Не было ни тревоги, ни обиды в ее ожидании. Лишь глубокая уверенность, что он придет. Вернется к ней. И она, счастливо вздохнув, уснула.

Когда Рейчел открыла глаза, было совсем темно. Темно и тихо. Даже вездесущие ночные птицы, казалось, угомонились и уснули. Приподняв голову, весившую не меньше тонны, она взглянула на светящиеся часы у кровати и вздрогнула. Никогда в жизни ей не было так холодно, одиноко и тоскливо. Часы показывали двадцать пять минут третьего. Глубокая ночь. Она с тихим стоном отчаяния уронила голову на подушку. И только потом до нее дошло, где она находится. И во что одета.

Последнее, что ей запомнилось, — она лежит на диване в порванном платье, сильно нетрезвая, и блаженно ожидает, когда вернется защитник ее чести, чтобы бесстыдно предать эту честь немного помятому победителю.

Очевидно, у Бена были другие планы, куда не входило спать с Рейчел Чандлер. Должно быть, он принес ее сюда — в ее спальню, не свою. Он даже переодел ее в легкую ночную рубашку. И удалился.

Она резко села, полностью проснувшись от охватившего ее бешенства. Тоненький голос в глубине сознания говорил ей, что он просто не хотел пользоваться ее беспомощностью, ведь целый день она держалась с ним подчеркнуто враждебно… Но она не хотела ничего слушать. Она любила его, хотела его и нарочно подстроила все так, чтобы он отнес ее к себе в постель. А он не отнес!

Отбросив тонкое одеяло, она топнула босыми ногами об пол. Нелогичность такого поведения ее нисколько ее смущала — в тот момент она была выше логики. Бен О'Хэнлон отверг ее предложение любви, эффектно швырнув его обратно ей в лицо. И она не будет лежать и тихо скулить в подушку. Она ему отомстит.

Она с силой толкнула дверь, так что та отлетела и ударилась в стену. Гостиная была пуста, освещенная лишь призрачным светом молодой луны. Снятая с петель дверь его комнаты по-прежнему стояла у стены. Не тратя времени на раздумья, она ворвалась к нему, точно разгневанная богиня.

Но стоило ей его увидеть, она тут же смягчилась. Он спал как убитый, ничего не слыша. Золотистые ресницы веером лежали на нижних веках. На скуле чернел порез, на виске был синяк, на подбородке — свежие ссадины — очевидно, последствия схватки со Стивеном Эймсом. Она наклонилась над ним, щекоча его ноздри запахом жасмина, осторожно вытащила из-под его головы подушку, размахнулась и изо всех сил треснула его по лицу.

Он мигом проснулся и закричал, вскакивая:

— Какого черта?!

Ответить на этот вопрос было нелегко. К счастью, она была не безоружна.

— Пришла попрощаться, — ответила она и снова обрушила на него подушку.

На этот раз он успел подготовиться. Он вовремя уклонился, схватил подушку и вырвал ее из рук Рейчел. Лишившись своего оружия, беззащитная перед лицом его чудовищного гнева, она сделала то, что сделали бы большинство Чандлеров, — она бросилась наутек.

Он настиг ее уже на крыльце. Крепко схватил за руку и сердито крикнул:

— Что ты делаешь?!

На нем были только синие жокейские шорты в обтяжку и больше ничего. Его грудь шумно поднималась и опускалась. Усилием воли она заставила себя смотреть ему в глаза.

— Ничего! — Зная, что это бесполезно, она вырывалась, так и сяк выкручивала руку. — Я уезжаю!

— Прямо так? — саркастически усмехнулся он, и она вспомнила, что на ней только кружевная ночная рубашка и даже туфель нет.

— Если ты меня отпустишь, — надменно заявила она, — то я зайду переодеться. Я попрошу кого-нибудь отвезти тебе «лендровер».

Он молча окинул ее долгим взглядом, будто пытаясь угадать, что означают это холодное выражение и сверкающие глаза.

— Какая муха тебя укусила, Рейчел? — наконец спросил он нарочито нежным голосом, и ее решимость поколебалась.

— Я хочу уехать, — пролепетала она.

— Зачем? Я думал, дела у нас с тобой пошли на лад. Я тебя не трогал, уложил только в кровать, как примерный бойскаут… — Что-то, некий огонек, промелькнувший в темных глазах, навел его на мысль. Он изумленно разинул рот. — Ах вот оно что! Ты злишься, потому что я не взял тебя к себе?

— Дебил! — зашипела она. — Представь себе, не все женщины хотят залезть к тебе в постель.

— Не все, — согласился он, — но ты хочешь.

— Ты эгоист и свинья! — Она стала вырываться с удвоенной силой.

— Похоже, ты хочешь меня так же, как я тебя, — заметил он, хватая ее за второе запястье. В его карих глазах вспыхнул волнующий и властный огонь, и от его взгляда внутри у нее потеплело. Но теперь, когда она почти добилась своего, из чувства противоречия ей захотелось отсрочить этот момент.

— Чушь собачья, — возразила она, но голос, низкий и хриплый, выдал ее, а взгляд теплых и взволнованных глаз, устремленный на него, был полон любви.

— Если только ты не возбуждаешься от мысли, что я твой брат, — прибавил он, и гипнотическое, чувственное томление лопнуло, как струна.

— Да пошел ты к черту! — Она попыталась пнуть его, но его мощные руки в мгновение ока обняли ее и крепко прижали к божественно теплой груди. Нечего было и думать, чтобы разорвать эти объятия. От его горячего дыхания волновалось облако ее волос, на виске трепетали его губы.

— Так-то лучше, — прошептал он, ведя языком от виска к мочке уха. — Я не могу бороться сам с собой, — сказал он ей на ухо, — да и с тобой тоже. Идем в постель.

Она открыла было рот, собираясь отказать, потянуть время, но он не дал ей говорить, залепив ее рот жадным поцелуем. Было слишком поздно для раздумий и возражений. Пламя, вспыхнувшее в нем, перекинулось на нее, и она растаяла, ощущая рядом его упругое тело, желая каждой порой впитать его грубую силу.

Вначале его язык был бесцеремонным захватчиком, вторгшимся в мягкий, сладкий рот, где пустился обыскивать все тайные уголки. Так она думала, а ее тело между тем отвечало ему, и ее собственный язык стремился навстречу. Отдавшись во власть его рта, потерявшись среди его чудес, она не заметила, как ее руки скользнули вниз и цепко обхватили его за пояс, будто боясь, что он исчезнет из ее жизни, как многие другие до него.

Она упивалась ощущением его теплых голых рук у себя на спине, ласкавших ее через тонкую ткань рубашки, она дрожала дрожью желания и любви — как никогда раньше. Сила ее любви была такова, что в глазах темнело от страха, но ей хотелось, чтобы это длилось вечно.

Когда он поднял голову, глядя на нее взглядом полным страсти, она болезненно вскрикнула.

— Рейчел? — хрипло спросил он.

— Да, — ответила она с тихим вздохом, — да, да, да.

Бен сгреб ее в охапку и понес в дом — мимо знакомых силуэтов мебели, в темную спальню. Первый раз они были одни. Не было ни Эммета, ни Харриса, ни лжи, ни мести, ни сомнений. Они были вдвоем — Бен и Рейчел, одни в ночи.

Он медленно и бережно опустил ее на широкую смятую кровать и лег рядом. Обнял ее и лежал неподвижно и молча, своим теплом прогоняя ее страхи, передавая ей свою нежность и доверие. Прижимаясь к нему всем телом, она ощущала — сквозь тонкий хлопок его шорт, — как он хочет ее. «Так же, как и я тебя», — повторила она про себя и мысленно улыбнулась. Но это было не состязание, не спор — это была любовь, знал Бен об этом или нет.

Разомкнув свое крепкое собственническое объятие, он бережно повернул ее на спину, приподнялся и стал расстегивать ряд мелких пуговиц среди оборок ее ночной сорочки.

— Когда я надевал, возни было меньше, — пробормотал он, путаясь в петлях.

Рейчел провела рукой по его светлым жестким волосам, как ей давно хотелось.

— Мне кажется, что я сплю.

— Все может быть. — Он расстегнул последнюю пуговицу.

Рейчел лежала неподвижно, словно паря над мягкой постелью, и смотрела на него с молчаливой мольбой. За короткое время их знакомства он два раза ее поцеловал, спал с ней вместе в одной кровати, но ни разу не касался ее грудей. Они уже истомились от ожидания его больших, красивых рук, а он все не двигался. Соски напряглись под тонкой тканью, она часто и мелко задышала, когда он, наконец, коснулся ее. Он положил ладони ей на плечи и большими пальцами массировал напряженные мышцы. Затем он наклонился и нежно лизнул ямочку у основания шеи, где бился бешеный пульс.

— Бен… — мучительно простонала она.

— Покажи мне, что ты хочешь, Рейчел, — шепнул он в теплоту ее шеи.

В ответ она взяла его ладони и переместила их на свои страждущие груди.

Чувствительность ее обострилась до предела, когда его длинные пальцы нежно сжали тугие соски. Это было почти невыносимо. Тонкая ткань рубашки под его руками только сильнее раздражала возбужденную плоть. И вдруг он одним движением оголил ее плечи, и она почувствовала кожей его шершавые ладони, жарко набросившиеся на теплые холмики ее грудей. И когда Рейчел показалось, что она больше не вытерпит, его рот стал работать поочередно с руками.

Ей тоже хотелось ласкать его, обнимать, но странное бессилие охватило ее, и ей оставалось только с трепетом принимать его искусный натиск, возбуждающий все новые и новые ощущения. Он полностью овладел ее чувствами, так что ее тело, ее разум и душа способны были лишь подчиняться.

Затем он распахнул ее рубашку до конца. Его рот, неохотно расставшись с мягкой щедростью ее грудей, проложил влажную дорожку вниз, осыпая поцелуями ее живот. А его руки приподнимали ее бедра. И не успела она возразить, как он уже проник к ее вратам.

Невиданная ранее сила ее ощущений потрясла ее. Ее тело мощно содрогнулось, словно от взрыва. Она закричала, зовя его, в ужасе и восторге, и он пришел, он обнял ее и прижал к себе, шепча на ухо нежный, бессмысленный вздор. Она уткнулась лицом в теплые волосы на его груди, пахнущие морем и солью. Ее дыхание постепенно выровнялось. Он стал целовать ее — вспотевший лоб, щеки и дрожащие веки. И затем губы — медленно, протяжно, пока она не зашевелилась у него в объятиях, не прильнула к нему с вновь вспыхнувшей страстью. Когда он отстранился, чтобы сорвать с себя последний разделяющий их покров, она чуть не расплакалась. Но он мигом вернулся, и она жадно обхватила его руками и ногами, выгибаясь ему навстречу, требуя, чтобы он завершил свое обладание. Он навис над ней, как темная тень, ее ноги ощутили шероховатость его волосатых бедер. Он был готов, они были готовы, но все-таки он колебался.