Энн Стюарт - Лабиринты лжи

— Я знаю, — тихо ответила она.

Он принес ее к себе в спальню, закрыл ногой дверь и только потом осторожно опустил ее на пол. Пока его рот покрывал ее лицо мелкими жадными поцелуями, его руки пытались сделать невозможное, а именно — освободить ее от облепившего ее тело костюма. Она тряслась как осиновый листок — равно от холода и от чего-то еще. Наконец, ее пиджак упал на пол, а следом и погибшая безвозвратно шелковая блузка.

Недолго думая, Бен занялся ее тонким и прозрачным бюстгальтером. Взяв в руки ее холодные груди, он принялся согревать их, лаская снизу большими пальцами. У нее вырвался тихий стон, когда его рот присоединился и ее продрогшая плоть ощутила его теплое дыхание. Одно умелое движение — и бюстгальтер упал, а его губы сомкнулись на восставшем соске, превращая лед в пламень. К тому времени, когда он добрался до второго, она уже пылала как в аду. Вскоре юбка упала к ее ногам, и на ней остались только трусики персикового цвета, в которых он застал ее как-то в ванной.

Он опустился перед ней на колени. Его умные, чувственные руки, спустившись по спине, проникли под резинку и обхватили ее круглые ягодицы, а рот приник к ней впереди, лаская ее сквозь тонкую ткань. Ее отклик был почти мгновенным — теплая жидкость хлынула из нее. Колени задрожали, и она должна была опереться о его загорелые плечи. Она беспомощно цеплялась за него, пока его рот медленно исследовал покрытую шелком форму. И потом она снова оказалась в его руках — когда он поднялся и подхватил ее, чтобы опустить на кровать, а сам с ленивой грацией накрыл ее своим телом.

Почувствовав его силу и мощь, она опустила руку между их тел, чтобы ощупью оценить степень его желания. Она намеренно неторопливо изучала его жесткость, длину и толщину, пока он не зарычал ей в ухо и не откатился на спину. Ей только того и нужно было. Она стащила с него плавки и стала целовать его живот, узкие бедра, колени, голени и ступни, смакуя соленый вкус его кожи, пробуя на язык его жесткие волосы и тепло нагретой солнцем плоти. И потом он схватил ее, привлек к себе на грудь, заключил в монолитное тепло своих объятий и с жадностью впился губами ей в губы, до боли прижимая ее затылок одной ладонью.

Рейчел закрыла глаза и прильнула к нему всем телом. Его умелая рука скользнула вниз и с легкостью сорвала с нее персиковые трусики, чтобы проникнуть в самую влажную и жаркую ее сердцевину и довести ее до экстаза. Она не отставала от него, действуя не столь умело, но с не меньшим воодушевлением. Когда под ее руками он потек тягучим шелком, желание в ее членах вспыхнуло и поглотило ее. Ее бедра похотливо изогнулись, из горла вырвался низкий нечленораздельный стон. Он опрокинул ее на спину и овладел ею, наполнил ее страждущую пустоту одним уверенным мощным толчком. Она вдруг оцепенела, сжимая его в тисках своих рук и ног, и содрогнулась несколько раз подряд. Он бережно держал ее и не шевелился, пока не замер ее последний спазм.

И затем он начал двигаться — в сладострастном, нарочито медленном, вечном ритме любви, точно океанский прибой, шумевший в это яркое, солнечное утро у них под окнами. Рейчел растворилась в нем, отдалась на волю волн, навеки связанная с океаном и землей и мужчиной, что снова и снова доводил ее до самой крайней точки удовольствия, пока она не зарыдала, беспомощно уткнувшись в его липкое от пота плечо.

— Не оставляй меня, будь со мной, — попросила она сквозь слезы.

И со следующей волной она ощутила, как он напрягся и вздрогнул, услышала его сдавленный вскрик, и они стали нераздельны и вместе поплыли в нежно колышущий их океан вечности. В тот момент они были одни в целом мире. Все потеряло смысл, кроме мужчины в ее объятиях, который хрипло и устало дышал, уткнувшись мокрым лбом ей в шею. Скоро реальность снова вступит в свои права, неся ей обиды, боль и ложь. Новую ложь. Это неизбежно. Но пока что она крепко его обнимала, пряча лицо в его влажных светлых волосах, и улыбалась.

Долгое время Бен лежал без движения, затем перевернулся на спину, на измятые белые подушки, и стал потягиваться, многозначительно поглядывая на Рейчел.

Она лениво откатила свое усталое, теплое и довольное тело на другую сторону кровати и улыбнулась ему осторожной вопросительной улыбкой. Ей показалось, что он едва заметно вздохнул.

— Иди сюда, — проворчал он, притягивая ее к себе на грудь и устраивая ее голову на своем плече. Ей было хорошо лежать так, чувствуя, как его рука ласкает ее спину с нежностью, в которой его трудно было заподозрить.

— Я все равно не забуду об Эммете, — упрямо прошептал он ей на ухо.

— Я знаю, — шепнула она в ответ.

— Ты меня возненавидишь еще сильнее, — продолжал он, мысленно спрашивая себя, зачем он мучается сам и мучает ее.

Она качнула головой, и ее волосы у него на груди шелохнулись.

— Нет. Я не могу ненавидеть тебя, Бен. Как бы я ни старалась.

Ее губы дрогнули, целуя его плечо, вновь наполняя его болезненным напряжением, которое никогда надолго не покидало его.

У него был выбор: он мог остаться в постели и заниматься с ней любовью, пока они оба не насытятся сполна. Он мог встать и положить конец их связи, в которую впутался по глупости. Залечивать раны было уже слишком поздно. Ему нужно было избавиться от нее, физически и эмоционально. Если она останется, будет только хуже.

Но сначала он последний раз поддастся искушению. Не важно, что им больнее будет расстаться, что это продлит агонию. Прижав к себе ее хрупкое тело, он потянулся губами к ее губам. Поцелуй был долгий, изматывающий. Он сокрушил последние преграды между ними и привел его в состояние дикого возбуждения.

Она обиженно вскрикнула, когда он отстранился. Но он, не оборачиваясь, пошел в ванную. Он знал, что оглянись он сейчас — и расставание станет невозможным. Навсегда.

Рейчел грустно посмотрела ему вслед, чувствуя себя покинутой.

«Придется привыкать», — сказала она себе. Как бы она ни любила Бена, у них нет будущего. Прошлое, кровные узы — все это было сильнее того, что их связывало. Он не пожертвует сестрой ради нее, а она не откажется от брата. Их отношения зашли в тупик. Ничего, кроме боли, не ожидало их.

Льняной костюм был испорчен безвозвратно. В любом случае было бы немыслимо надевать его снова. Подобрав его с пола, где костюм лежал мокрой кучей, она сунула его в корзину для мусора и босиком пошлепала в гостиную. Из ванной доносился шум воды — Бен отгораживался от нее. Манил залитый солнцем океан. Она без раздумий последовала его зову. Она вышла на пляж в чем была и с разбегу нырнула, приветствуя и любовно обнимая холодные соленые волны.

Упругая морская вода придавала чувство свободы. Все страхи ее исчезли. Она перестала бояться медуз, акул и мириад других существ, снующих в сине-зеленой глубине и готовых, как ей раньше казалось, в любую секунду атаковать ее. Она погружалась, выныривала, снова ныряла, слившись воедино с океаном — наяда в своей морской стихии, — наполняя рот, глаза и сердце водой, из которой произошло все живое. Наплававшись до изнеможения, она медленно побрела на берег.

Бен ждал ее на крыльце в выцветших джинсах и джинсовой рубашке. Она вышла из моря с беззастенчивой грацией, откинула назад мокрую гриву волос и направилась к нему. В ее наготе не было сексуальности, было только чистое здоровое тело и свободные движения. Он никогда не хотел ее сильнее.

Когда она подошла, он приветствовал ее слабой улыбкой.

— Ты хочешь принять душ перед отъездом?

Она выслушала вопрос не дрогнув. Она не хуже его знала, что ей нужно уезжать, и как можно скорее.

— Я хочу привезти в Сан-Франциско частичку Гавайев на своей коже. — На миг ей стало жаль, что она смыла с себя все его следы и запахи, — она бы предпочла, захватить в Сан-Франциско именно частицу его. А она отдала это все океану. Хотя, наверное, правильно, что отдала.

— Одевайся, а я приготовлю нам перекусить.

Он не коснулся ее — стискивая кулаки от усилий. Лишь годы тренировки позволяли ему скрывать свои чувства и сохранять на лице невозмутимость.

Она поняла. В ее глазах зажглась грустная улыбка.

— Хорошо. Может быть, если я потороплюсь, мы успеем на самолет, который вылетает в два.

— Лучше в три, чтобы не торопиться.

«Или в четыре, — мысленно прибавил он. — Или завтра. Днем раньше, днем позже — какая разница? Не валяй дурака, О'Хэнлон. Отпусти ее».

Ленч в исполнении Бена был не лучше того ужина, который он приготовил в первый вечер. Черствый хлеб, водянистый тунец и вялые картофельные чипсы не вызывали ни малейшего аппетита. Они почти не притронулись к еде.

Она сидела на высоком стуле на кухне, свесив длинные ноги. Оба имевшихся у нее платья порвались и пришли в негодность. Оставались шорты и длинная туника. Когда она приземлится в Калифорнии, будет холодно, но ей было все равно.

— Попрощайся за меня с дядей Харрисом, ладно? — попросила она, кладя на тарелку нетронутый сандвич.

Он кивнул и потянулся было за сигаретой, но его рука замерла над пачкой и затем медленно отодвинулась.

— Так и быть, попрощаюсь.

— Ты расскажешь ему, кто ты? — с любопытством спросила она. — Он ведь и не догадывается, бедняжка.

— Он уверен, что я мелкий мошенник по имени Джек Аддамс, которого интересуют только деньги. Нет, я не собираюсь рассказывать ему правду, чтобы он мне не помешал. — Взгляд в его глазах опровергал прямолинейную честность его слов. — Я не откажусь от своих намерений, Рейчел. — Он мысленно укорил себя за это напоминание. Хотя, может быть, он напоминал только себе.

— Это все совершенно не важно, — сказала она, откидываясь к стене и поджимая ноги. — Эммет умер.

— На самом деле ты так не думаешь.

— Думаю. Сердцем я отказывают верить, но головой понимаю. И пора бы мне уже научиться не доверять своему сердцу. — Она произнесла это без тени упрека, но Бен недовольно поморщился.

— Ты считаешь, что он умер, поскольку забыл о твоем дне рождения? — спросил он с усмешкой.

— Как ни странно, как ни по-детски это звучит, но да. Он появился бы, когда умерли бабушка и дедушка, он не бросил бы меня, — она пристально взглянула ему в глаза, — на съедение волкам. Если он жив, он должен знать, что он наследник целого состояния — газеты только об этом и трубят. Десятки частных детективов искали его все пятнадцать лет — и ничего не нашли. Он исчез с лица земли.

— А может, он не читает газет? Живет где-нибудь в Коннектикуте, работает на бирже и растит двоих-троих детей.

— Не может быть. — Она грустно покачала головой. — История об исчезнувшем наследнике попала даже на обложку «Ньюсуик». Об этом не слышали разве что в монастыре… — Не успела она договорить, как ее словно током ударило. — Нет, — сипло прошептала она.

— Что с тобой? — услышала она его голос будто издалека, сквозь внезапный грохот в ушах и черноту, грозившую поглотить ее. Его руки крепко схватили ее, встряхнули. — Что с тобой, Рейчел? — допытывался он.

— В монастыре… — обморочным шепотом повторила она. — Это отец Фрэнк.

— Чушь какая! — воскликнул Бен, и его глаза сердито сверкнули. — За последние дни ты встречалась с ним не один раз, как ты могла не узнать его?

— Но я не видела его с двенадцати лет! Для ребенка это долгий срок. К тому же я запомнила его совсем другим. У него были волосы чуть ли не до пояса, густая длинная борода, и он был тощий как жердь. А отец Фрэнк бритый, толстый и лысый. И он священник! Мне и в голову не могло прийти, что Эммет — священник!

— Рейчел, ты уверена? — спросил он подозрительно тихим голосом.

Рейчел была слишком увлечена своим открытием, чтобы заметить угрозу.

— Уверена? Конечно! Зачем ему тогда было бегать от вас с дядей Харрисом? Я-то была ребенком и многого не помню, но в том, что вы двое его узнаете, он не сомневался. — В ее голосе звенело горькое сожаление. — Черт его возьми! Чтоб ему провалиться!

— Когда у него самолет?

До Рейчел наконец дошло, чем это все может обернуться, и она вдруг стихла.

— Не скажу.

— И не говори. Я знаю, что в два часа. Я успею его перехватить.

Она бросилась за ним к машине и успела выхватить ключи из зажигания.

— Не надо, Бен, — она крепко сжала ключи в кулаке, — не трогай его, пусть он улетает.

— Отдай ключи, — произнес он ледяным тоном, способным устрашить даже храбреца, но Рейчел только покачала головой:

— Нет, Бен.

— Я не хочу делать тебе больно, но придется. — Он медленно, зловеще надвигался. — Отдай ключи.

Она снова покачала головой и попятилась, пряча руку за спину. Но он одним молниеносным движением схватил ее запястье и ловко вывернул его, так что она вскрикнула от боли и разжала кулак, роняя ключи. В его лице не было ни злости, ни сожаления, лишь одна тупая решимость. Он сел в «лендровер» и завел двигатель. Она успела вскочить на пассажирское сиденье рядом с ним, когда автомобиль уже тронулся. Он не сказал ей ни слова, не посмотрел на нее, не сводя глаз с крутого шоссе, по которому они мчались.