Он настолько ушел в свои мысли, что напрочь утратил чувство времени. Неожиданно в окне вспорхнула какая-то пичуга, и Люцифер зашелся сердитым громким лаем. Де Роуэн оторвался от бумаг и увидел, что давно рассвело и над Лондоном занялось ясное весеннее утро. В открытое окно он мог наблюдать картину пробуждающегося к жизни города: громко скрипели колеса карет, цокали копыта впряженных в экипажи лошадей, грохотали груженные углем подводы и повозки уличных торговцев, спозаранку направлявшихся к Челси-роуд. Между рамами окна предприимчивый паук усердно ткал серебристую паутину, явно рассчитывая полакомиться беспечной мухой. Де Роуэну как-то сразу подумалось о его собственной паутине, что он каждый вечер раскидывал в парке, едва закатное солнце разбрызгивало свои слабеющие лучи по крышам западного Лондона.

Он решительным жестом положил ручку на стол, собрал исписанные листы, сунул их в портфель и огляделся вокруг в поисках поводка для Люцифера. Подозвав собаку и прицепив к ошейнику поводок, он подхватил трость и устремился к выходу, чтобы направиться в Уайтхолл. Но прямо на пороге он чуть не споткнулся о Нейта Коркорейна, бывалого уличного пострела, с которым он сдружился, и время от времени использовал как семейного рассыльного.

Удалой малец вскочил на ноги, торопливо утер кулаком нос и поправил сбившуюся набок кепку.

– Бонджорно, дяденька, – пискляво поздоровался мальчишка. – Точнехонько в восемь, как сказали.

Де Роуэн улыбнулся мальчугану.

– Надо говорить «буонджорно», Нейт, – поправил он и отряхнул испачканный пылью рукав куртки мальчика. Он совсем забыл, что посылал за ним. – Соmе stai?

– Тетя София меня еще этому не учила, – с тяжелым вздохом признался он. – Навряд ли я смогу сколькому выучиться, чтоб стать речным полицейским.

– Я сказал «как поживаете?», – перевел де Роуэн и порылся у себя в кармане в поисках мелкой монеты. – Ты станешь отличным констеблем, если сначала научишься делать так, чтобы о тебя не спотыкался первый встречный. Значит, так. Отведи Люцифера на Веллклоуз-сквер и передай моей бабушке, чтобы она всю неделю выпускала его побегать в сад, потому что эти дни я буду сильно занят.

Нейт, увидев, как Люцифер приветственно завилял хвостом, состроил уморительную рожицу и шмыгнул носом.

– Слушаюсь, сэр!

Де Роуэн торопливо присел на корточки и растрепал Люциферу шерсть.

– Смотри, без своих фокусов, старина! – строго приказал он, но «старина» в ответ, как всегда, лишь насмешливо оскалился.

Де Роуэн выпрямился и предостерегающе положил руку на худенькое плечо мальчугана.

– Не забывай смотреть по сторонам, когда переходишь улицу, Нейт. И никому не позволяй его трогать, а то он вмиг оставит без пальца. И обязательно скажи тете Софии niente ricotta! – Он сунул в грязную ладошку мальчишки крону. – О деньгах ничего не говори.

– Ого! – Нейт расплылся в хитрой ухмылке. – Una bustarella?

Ничего себе! Где этот чертенок умудрился выучить такие слова? Де Роуэн грозно нахмурил брови:

– Никакая это не взятка. Просто присматривай, чем она его будет кормить, и, если что не так, сразу давай мне знать.

Он бросил на собаку скептический взгляд:

– Посмотри на него, совсем жиром заплыл!

Парнишка расплылся в довольной улыбке:

– Никакой рикотты! Никакого овечьего·сыра! – с видимым удовольствием перевел он. – Так она же, сэр, все равно будет его кормить, чем захочет.

– Неисправима, кому как не мне знать, – проворчал де Роуэн, передавая поводок Нейту, и похлопал его по плечу. – Скажи тете Софии, что я заберу его в субботу. Понял? Не забудь. До субботы я к ней зайти повидаться не сумею, разве что ей будет крайняя нужда меня увидеть. Ясно?

– Яснее·ясного, дяденька! – ответил мальчишка и зашагал по улице, приветственно махая рукой: – В субботу! Niente ricotta! И арриверча!

– Арриведерчи, – мягко поправил его де Роуэн. – Ты молодец, Нейт. Спасибо.

Однако мальчуган так резво заспешил вперед, что слов его не расслышал. Де Роуэн смотрел им вслед – мальчику и семенящей сбоку от него собаке – и на мгновение испытал чувство пронзительного одиночества и пустоты. Его крохотная квартирка сегодня вечером опустеет. Но все же лучше уж псину пусть раскормят снова, чем она останется в четырех стенах брошенной на произвол судьбы, пока ее хозяин будет засиживаться на работе допоздна.

Де Роуэн добрался до Гайд-парка через Конститьюшн-хилл и свернул на дорожку, которая вела на запад вдоль Серпантина, узкого искусственного озера. Сейчас публики в парке почти не было. Пройдя спорым шагом наиболее посещаемые парковые аллеи, он направился в те места, которые предпочитали любители кататься на лошадях в одиночку или искатели уединения. Последние интересовали де Роуэна больше всего, и, кажется, впервые за две недели удача повернулась к нему лицом. Когда он осторожно приблизился к тому месту, где тропинка исчезала в зарослях вереска – тех самых, где накануне он встретил ту женщину, – то услышал неразборчивый шепот. Шептались двое – один что-то бубнил на жутком просторечии, второй изредка отвечал хриплым, грубым голосом, потом цинично рассмеялся.

Наконец-то! Делом о взятках в полиции они занимались многие месяцы. Со спокойной уверенностью де Роуэн крадучись обошел заросли вокруг, чтобы оказаться там, где его меньше всего могли ожидать. Самое главное для него сейчас – суметь хорошенько разглядеть обоих. Еще лучше увидеть, как деньги переходят из рук в руки. Тогда все его подозрения подтвердились бы, и он смог бы стать заслуживающим доверия свидетелем.

Радостное возбуждение горячило кровь. Он уже почти наполовину обошел вокруг, осторожно пробираясь среди высоких кустов, когда обнаружил, что он здесь не один. Чуть дальше по тропинке виднелась садовая скамья, заботливо задвинутая в гипсовую нишу. На скамье сидела женщина – та самая женщина, черт возьми! – и преспокойно читала какую-то проклятую книгу. Де Роуэн забеспокоился. Беспокойство его усилилось, когда он услышал, что голоса за кустами стали громче. Сквозь редкие ветви он увидел, как женщина вскочила на ноги. Она что, услышала, как он подходит? Или ее внимание привлекло преступное деяние, совершающееся неподалеку?

Все его наихудшие опасения подтвердились, когда он осторожно выбрался на тропинку. На него она не смотрела. Напротив, склонив голову, она неотрывно глядела в ту сторону, откуда доносилось перешептывание, которое, между прочим, слышалось все ближе и ближе.

Обескураженный донельзя, де Роуэн оступился, и гравий громко заскрипел у него под ногой.

С негромким испуганным криком женщина выронила книгу и бросилась бежать по тропинке в его сторону, путаясь в длинных темно-вишневых юбках. Шляпа с широкими полями и длинным красным пером скрывала ее лицо, но разглядеть ее ему все же удалось.

– Кого там принесло? – донесся из-за кустов грубый окрик.

При виде де Роуэна женщина с внезапно расширившимися от ужаса глазами поднесла к губам затянутую в перчатку руку, явно собираясь закричать. Тяжелый топот двух пар сапог слышался уже совсем рядом и явно направлялся в их сторону. И де Роуэн в мгновение ока сделал наиглупейшую вещь, то, о чем ему грезилось все последние семь дней. Быстрым движением он привлек женщину к себе, шагнул назад в кусты и накрыл ей рот долгим поцелуем.

Цепко обнимая ее одной рукой за талию и погрузив пальцы другой руки в пышную копну каштановых волос, мужчина притиснул ее к себе так, что у нее перехватило дыхание.

– Ради Бога, целуйте меня, – прошипел незнакомец, на миг отрываясь от ее губ.

Кэтрин задохнулась от возмущения, но все ее благие намерения поставить нахала на место не могли осуществиться благодаря новому, совсем уж бесстыдному поцелую незнакомца, потому что язык его, прорвав слабое сопротивление ее губ, оказался у нее во рту. Его опытность в обращении с женщинами поражала. Объятия его были мягкими, но неожиданно на удивление страстными... Однако в его поступке было столько отчаяния, как будто он на самом деле страшно боялся, что она сейчас вырвется и уйдет. Мужское тепло обволакивало, запах мужчины щекотал ей ноздри. Удары ее сердца оглушительно отдавались в ушах. Мужчины, только что вовсю ругавшиеся за кустами, стали далеким и зыбким воспоминанием. Ошеломленная Кэтрин в смятении едва расслышала, как под их сапогами скрипит гравий на дорожке.

– Господи! – пробормотал с нескрываемым отвращением голос у нее за спиной. – Чертовы охальники, другого места не сыскали!

Кэтрин начала яростно вырываться из рук насильника и хотела позвать на помощь. Однако мужчина дернул головой буквально как вспугнутый зверь, уставился на нее темным холодным взглядом, В котором ясно читался приказ молчать и, не поворачивая головы, негромко, но отчетливо процедил сквозь зубы:

– Проходим. Не задерживаемся.

Слова, как сразу сообразила Кэтрин, он произнес из-за мужчин, которые стояли на дорожке. Похоже, он еще не понял, что те уже и сами уходят, если судить по удаляющимся шагам. Еще какое-то время, достаточно долгое, рот незнакомца требовательно прижимался к ее губам, однако взгляд его потеплел. Он вновь предостерегающе легонько поводил головой из стороны в сторону, но Кэтрин и так продолжала хранить молчание. Наконец он медленно и, кажется, неохотно отстранился, отпустил ее и шагнул назад, отведя взгляд в сторону.

Колени у Кэтрин вдруг подогнулись, и она, покачнувшись, упала бы, хотя неловко протянула руку, чтобы ухватиться за спинку скамьи. Но тут же ее под локоть осторожно поддержала крепкая мужская рука.

– Полагаю, что за случившееся вы должны надавать мне по щекам, – проговорил он приятно низким голосом, причем его странный акцент стал еще более заметным.

– Я должна – что? – с трудом выдавила Кэтрин.

– Как что? Заехать мне по физиономии, – ответил он, раздвигая губы в неуверенной улыбке. – И со всего маху, – добавил он, причем Кэтрин заметила, что хрипловатый голос у него дрожит едва ли не точно так же, как и у нее. Однако взгляд оставался таким же твердым, как хватка его руки.

Странным образом желания наброситься на обидчика у нее пока не возникало. Более того, она умудрилась выдавить улыбку.

– Считаете, что полученное удовольствие стоит хорошей трепки, выходит так? – спросила она и, склонив голову чуть набок, посмотрела на него изучающим взглядом. – Между прочим, могу вас заверить – у меня очень сильная правая рука.

Мужчина торопливо отвел взгляд.

– Да, удовольствие я получил отменное, – уныло признал он. – Настолько отменное, что его хватит, чтобы меня утопить и четвертовать, какое уж там избиение до бесчувствия.

Кэтрин не смогла удержаться от смеха, который, впрочем, быстро смолк. Великий Боже! В случившемся ничего смешного не было. А что же было? Только вот рука, которой он продолжал поддерживать ее под локоть, оставалась теплой и сильной. Живой.

– Скажите, а как вас зовут? – мягко спросила она и немного отодвинулась от него. – Только не надо вежливо подносить два пальца к полям шляпы и молча удаляться, как вы сделали в прошлый раз.

Ничего не ответив на ее вопрос, он с едва уловимой поспешностью выпустил ее руку. Лицо его приняло бесстрастное выражение.

– Между прочим, вы позволили себе в отношении меня вопиющие вольности, – напомнила ему Кэтрин и протянула руку: – Я леди Кэтрин Вудвей.

Незнакомец с явной неохотой взял предложенную руку, но не пожал ее, а элегантно склонился к ней.

– Де Роуэн, – коротко представился он официальным тоном. – Максимилиан де Роуэн.

Кэтрин чуть помедлила, прежде чем убрать руку.

– Вы пытались укрыть меня от тех мужчин, так ведь?

Она успела заметить, как в его глазах промелькнуло неприкрытое изумление.

– Да уж, вид они имели весьма отталкивающий, что и говорить, – легко согласился он и нагнулся, чтобы поднять с земли ее книгу и свою трость.

– Что вы, в самом деле, мистер де Роуэн! – рассмеялась Кэтрин, принимая от него книгу. – Я же не глупышка, право слово. Отчего вы не говорите, что произошло на самом деле?

Де Роуэн почувствовал, что ее настойчивость начинает выводить его из себя. Леди Кэтрин Вудвей имела касательство к его делам в такой же степени, в какой знание ее имени давало ему право на фамильярность. Однако как ее зовут, он уже узнал. Более того, узнал-то он гораздо больше, чем просто ее имя. Но, черт возьми, она кругом права. По отношению к ней он допустил вольности весьма отвратительного свойства. То, что она им не очень противилась, отнюдь не лишало ее права получить объяснения.

– Я из полиции, – решился он наконец ответить. – Подобные типы не выносят, когда их разговоры о темных делишках долетают до чужих ушей. А чьи уши, им совершенно все равно.

– Ах, вот оно что! – протянула леди Кэтрин и заметно побледнела. – Кажется, начинаю понимать.

Де Роуэн покосился на книгу, которую она стиснула в руках. Увидев потрепанный экземпляр «Ораторского искусства для женщины», он протянул руку, тронул пальцем обложку и с искренним интересом спросил: