Максин Барри - Ловушка для Лиса

Каролина сбросила скорость перед крутым поворотом. Вдалеке неподвижно горели фары.

Видимо, кто-то остановился на обзорной площадке, подумала она. Ничего не скажешь, подходящее время обозревать окрестности! Должно быть, это влюбленные. Кому еще придет в голову путешествовать в такую ночь?

Гроза разошлась не на шутку. Ветвистые молнии так и сверкали в мрачном небе, и Каролина подумывала уже остановиться и переждать непогоду. В машине ей молнии не страшны: каучуковые шины сами по себе — отменное заземление.

Проехав поворот, она наконец увидела загадочную машину. Свет фар выхватил из темноты одинокую фигуру рослого рыжеволосого мужчины.

Он смотрел на долину, и вдруг…

Девушка невольно вскрикнула, когда молния ударила прямо по шоссе, и резко затормозила.

Ослепленная яркой вспышкой голубого света, она все же успела разглядеть, как стоявший на площадке мужчина внезапно взмыл в воздух, словно обрел способность летать. Он рухнул неподалеку от своей машины, неловко разбросав руки, и, что самое страшное, больше не двигался.

Все это произошло в какую-то долю секунды, и молния тут же погасла.

Каролина заморгала, свыкаясь с кромешной тьмой. Ее трясло, зубы выбивали громкую дробь. Она нашарила замок пристежного ремня, но пальцы, онемевшие от холода, слушались ее с трудом.

Неужели этот человек мертв? Неужели она только что своими глазами видела смерть?

Мелодичный причудливый звон разнесся по салону, и Гилберт Льюис неохотно поднял глаза.

— Добрый день, дамы и господа. Наш самолет начинает снижение. Пожалуйста, обратите внимание на надписи «Не курить» и «Пристегнуть ремни». Стюардессы помогут вам при любых затруднениях. Надеюсь, что полет доставил вам удовольствие, и желаю приятно провести время на Лаоми.

Гилберт устало вздохнул и потянулся к пристежному ремню. Полет был долгий — из Лондона с пересадкой в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, а затем бесконечный, казалось, путь над просторами Тихого океана.

Он судорожно зевнул, стараясь не замечать признаков недомогания, которое неизбежно вызывает резкая смена часовых поясов.

Стюардесса, та же самая, что обслуживала Гилберта во все время трансокеанского перелета, сейчас задержалась возле его кресла.

— Все в порядке, сэр?

При звуке женского голоса Гилберт вскинул голову. Дежурная улыбка замерла на губах стюардессы, как случалось всякий раз, когда пассажир с места сорок три Б смотрел на нее… хотя во взгляде этом не было ничего особенного.

Девушку звали Джин Дэвис, и она работала стюардессой уже почти десять лет. До недавних пор ей казалось, что она повидала уже все на свете — от арабских принцев, сопровождаемых закутанными в паранджу женами, и пьяных бизнесменов, ищущих удовольствий, до боязливых туристов, которые весь полет так и проводят в кресле, намертво вцепившись в подлокотники.

Однако за все это время Джин еще ни разу не сталкивалась с подобным пассажиром. До чего же трудно оказалось ей сохранять на губах безличную профессиональную улыбку, когда возле кресла под номером сорок три Б у нее всякий раз подгибались ноги!

— Спасибо, Джин, все хорошо.

Гилберт прочел ее имя на визитке, еще когда она впервые подошла к нему, чтобы предложить кофе, и, конечно же, вмиг распознал эту робкую зачарованную улыбку. Именно так, с небольшими вариациями, улыбались ему женщины с тех пор, как он перестал быть подростком. Вначале это было для него внове, но теперь, когда ему стукнуло тридцать четыре, он почти не обращал внимания на подобную реакцию слабого пола. Вот и сейчас лишь слегка улыбнулся в ответ, не подозревая, что обрушил на девушку всю силу своего магического обаяния, так что у нее захватило дух.

Стюардесса неохотно кивнула. Правила компании строго запрещали своим сотрудницам флиртовать с пассажирами, а уж тем более — напрашиваться на свидания! Однако на миг, завороженно глядя в янтарные лисьи глаза, Джин едва не послала к черту и правила, и свою карьеру.

Затем Гилберт отвел взгляд и принялся застегивать пристежной ремень, а девушка едва сдержав разочарованный вздох, двинулась дальше. Думая об этом потрясающем мужчине, она привычно помогла справиться с ремнем почтенной матроне, обремененной голосистым семейством, а затем прошла в начало салона, где ее напарница проверяла запоры на дверях и убирала грязную посуду.

— Что, Джин, не повезло? — Мэри Джонс, одна из самых опытных стюардесс компании, бросила на коллегу сочувственный взгляд. — Не грусти. Он тебе не пара.

Джин усмехнулась, тряхнув коротко подстриженными каштановыми волосами.

— Это почему же? — задорно спросила она.

— Я видела его фотографию в одном из американских деловых журналов, которые всегда возят с собой бизнесмены. Этот парень — птица высокого полета. Все говорят, что лет через десять он будет миллиардером. Мужчины такого сорта предпочитают иметь дело с женщинами, которые их не боятся.

В голубых глазах Мэри блеснула добродушная насмешка, и Джин отчаянно покраснела. Она и вправду побаивалась пассажира с места номер сорок три Б с той самой минуты, как впервые увидела его.

И вовсе не потому, что этот человек казался способным к жестокости. Просто от него волнами исходила некая притягательная сила и неуловимый аромат, ощутить которые мог ли лишь женщины. Эта аура сексуальности неодолимо влекла к нему всех особ слабого пола, оказавшихся в радиусе ее воздействия, но она же и предостерегала их об опасности, словно говоря: «Берегись! Это настоящий Мужчина, с большой буквы. Слабая духом с таким не справится».

Джин тихонько вздохнула. Пожалуй, лучше все-таки иметь дело с Тедом. Они знакомы целую вечность, чуть ли не с самой школы. Вот уже несколько месяцев Тед собирался с духом, чтобы сделать ей предложение, и в глубине души Джин знала, что даст согласие. Да и маме он тоже нравится.

Забыть об осторожности и потерять работу только ради того, чтобы подцепить притягательного мужчину с янтарным взглядом? Что за нелепая фантазия! Да, но какая сладкая!

— Не могу понять, — задумчиво продолжала старшая стюардесса, — почему такой человек, как Гилберт Льюис, не летит первым классом?

Стюардессы уселись на свои места и пристегнули ремни. Джин сдвинула брови.

— А ты уверена, что это тот самый человек, чья фотография была напечатана в журнале?

Мэри засмеялась. Она летала последний год перед выходом на пенсию и действительно повидала все.

— Думаешь, такого человека можно с кем-то спутать?

Джин припомнила колдовские янтарные глаза и невольно вздрогнула. Эта дрожь отозвалась сладостным трепетом во всем ее теле.

— Нет, черт побери!

Женщины все еще смеялись, когда лайнер мягко приземлился на посадочную полосу аэродрома.

Не ведая о том, какие толки вызвала его персона, Гилберт дожидался, пока выйдут остальные пассажиры, чтобы потом без помех покинуть самолет. Мимо него текли ручейком озабоченные мамаши с горластыми детишками, а обрюзгшие от пива мужчины, перебрасываясь сальными шуточками, стаскивали с верхних полок багаж и шумно проталкивались вперед.

Наконец Гилберт Льюис поднялся на ноги, выпрямившись во все свои шесть футов роста. На нем были всего лишь светло-зеленые легкие брюки и ослепительно белая рубашка из прохладного шелка без пиджака и галстука. Этот легкомысленный наряд сидел на нем, словно элегантнейший смокинг, быть может, потому, что Гилберт был строен, худощав и обладал грацией танцора. Впрочем, когда он потянулся к верхней полке, сторонний наблюдатель мог бы отметить, что этот мужчина вдобавок широкоплеч и мускулист.

Взяв в руку плоский кейс из крокодиловой кожи, Гилберт направился к выходу.

У двери стояла уже другая, незнакомая стюардесса, но Гилберт автоматически улыбнулся и ей, а потом, пригнув голову, вышел на трап под палящие лучи тропического солнца.

Белокурая головка женщины повернулась ему вслед, невольно провожая взглядом. Джин могла бы посочувствовать этой женщине.

Гилберт остановился, чтобы перевести дыхание. Чтобы после искусственной прохлады самолета привыкнуть к влажной жаре, требовалось время. Затем он в потоке пассажиров направился к зданию аэропорта и встал в длинную очередь к окошку паспортного контроля. В этой толпе Гилберт единственный выглядел свежо, без следов усталости на лице. В электрическом свете его волосы искрились рыжевато-золотистым отливом, словно лисья шерсть.

Давным-давно, еще в школе, цвет его волос и глаз служил мишенью постоянных шуток, и в конце концов он приобрел неизбежное прозвище: «Лисенок».

Оно повзрослело вместе с Гилбертом и в юношеские годы обрело в устах женщин иной, интимный смысл. К тому времени, когда он возмужал, не было ни одной из его знакомых, которая не считала бы, что он весьма сексуальный Лис.

Гилберт протянул свой паспорт в окошко, прямо глядя офицеру в глаза. Как опытный путешественник, он давно убедился, что подозрительность является профессиональной чертой таможенников.

Чиновник, обрюзгший мужчина лет пятидесяти с наглыми усиками, беспрерывно жуя резинку, встретился с прямым взглядом янтарных глаз, пожал плечами и без лишних вопросов проставил в паспорте все необходимые печати.

Гилберту повезло — неприметный чемоданчик, составлявший весь его багаж, одним из первых выплыл из отверстия подъемника.

Все это для него было внове. До сих пор он путешествовал только первым классом, да и то только тогда, когда возникала необходимость воспользоваться услугами авиакомпаний, а такое случалось нечасто. Обычно Гилберт предпочитал летать в собственном самолете, но, увы, эта машина не годилась для перелетов через океан. Кроме того, его багаж обычно забирал шофер, а у дверей аэропорта ожидал лимузин. Таможенный досмотр вообще не нужно было проходить, эту проблему заранее улаживал его секретарь.

Люди, возглавлявшие пограничную службу той или иной страны, обычно хорошо знали, кто такой Гилберт Льюис, а потому не только не чинили ему препятствий, но и всячески приветствовали его прибытие. Это имя в любой стране мира означало подъем промышленности, новые рабочие места и баснословные прибыли, так что знающие люди, расталкивая друг друга локтями, спешили урвать свой кусочек от этого сладкого пирога.

Только не на сей раз. Сейчас Гилберт Льюис должен был стать серым и неприметным, как мышь-полевка, а это было не слишком-то легко для человека по прозвищу Лис.

Он вышел в просторный светлый зал прибытия, где в бесчисленные окна лилось щедрое солнечное тепло острова Лаоми. Повсюду сновали молодые женщины, судя по всему, студентки, которые таким образом зарабатывали на оплату обучения. Руки их были увешаны яркими цветочными гирляндами.

Всякого, кто не мчался сломя голову по своим делам, они встречали дружеской улыбкой и с негромким приветствием вручали гостю цветы.

Девушка, первой добравшаяся до рыжеволосого пассажира, была на вид не старше восемнадцати лет, с пышными черными волосами до плеч и дерзкими, чуть раскосыми глазами. Она улыбнулась и негромко произнесла свое приветствие.

Гилберт улыбнулся в ответ и наклонился, иначе миниатюрная девушка ни за что не смогла бы надеть гирлянду ему на шею. При этом взгляды их встретились, и ее черные глаза заблестели ярче.

— Меня зовут Айна.

— Привет, Айна.

— Я учусь в университете. — Ослепительная улыбка на этот раз сопровождалась влекущим блеском черных глаз.

Если учесть, что на две тысячи миль окрест есть только один университет, то становилось ясно, что найти ее будет нетрудно.

Гилберт благожелательно улыбнулся и чуть заметно качнул головой:

— Спасибо, Айна.

Он вышел наружу, в тропическое пекло, и остановился, щурясь на солнце.

Судя по всему, подумал Гилберт, первой вещью, которую я выну из чемодана, будут солнечные очки. Глянув по сторонам, он убедился, что ни один прохожий не забыл об этом столь необходимом предмете. Даже водитель такси, притормозившего рядом с Гилбертом, тоже был в черных очках.

Молодой человек поставил чемодан на заднее сиденье и устало опустился рядом с водителем.

— Отель «Меридиан», — сказал он.

Таксист с легким изумлением глянул на пассажира в зеркальце заднего вида, столкнулся с непроницаемым взглядом янтарно-лисьих глаз и пожал плечами. «Меридиан» был вполне приличным трехзвездочным отелем на главной деловой улице города, однако его никак нельзя было назвать шикарным, в отличие от тех, где обычно останавливались все богачи и знаменитости. А он наметанным глазом тотчас определил своего пассажира как самую подходящую кандидатуру для «Шератона» или, по крайней мере, двух других роскошных отелей, которые красовались на набережной Лаоми.