Лорд Стерлинг знал, когда дело, за которое он брался, было проиграно, но недаром же он слыл человеком, умеющим найти выход из самых затруднительных положений.

– Я взываю к вашей рассудительности, – сделал он еще одну попытку. – Ведь люди, несомненно, станут толковать о мести, о желании за зло отплатить злом. Подумайте о скандале, начало которому уже положено, о пятне на репутации человека, которого все считают безукоризненным.

– Так считают только пигмеи! Лично мне наплевать на его репутацию: это он ежеминутно был озабочен тем, чтобы репутация моей матери была не просто чистой, а стерильно чистой, фактически именно это и разрушило ее жизнь! А что до скандала, то и вам, и мне, и Билли давно известно, что в течение многих лет о его отношениях с моей матерью ходили и до сих пор ходят бесчисленные сплетни, о них пишут в газетах, их обсуждают на званых обедах и прочая, прочая, прочая. Неужели вы не видите, что действия моей матери продиктованы очень глубокими чувствами? Она ведь представляла последствия своего шага, но они были ей совершенно безразличны. Она хотела только одного: быть похороненной рядом с моим отцом, своим первым мужем. И так оно и будет, лорд Стерлинг. Понимайте это, как хотите, но так оно и будет. В противном случае... Честь имею.

Когда входная дверь кабинета захлопнулась, за спиной лорда Стерлинга открылась другая, и вошел Билли.

– Я же говорил вам, эта стерва упряма, как лошадь, – прорычал он.

– Но довольно толковая. Все было тщательно отрепетировано и блестяще сыграно. Кто-то весьма прилежно изучил вашу манеру игры, мой дорогой Билли, и не только подрезал вам струны, но и сломал смычок!

– Все это от начала и до конца – дело ее рук. Ливи и в миллион лет не додумалась бы до такого. Это было не в ее характере, но весьма типично для этой суки. Она возненавидела меня с самой первой нашей встречи. Мне вообще бы нужно было запретить ей возвращаться сюда.

– Однако, насколько мне известно, об этом попросила ее ваша жена?

– И чего я никак не должен был допускать.

– И чего, надеюсь, вы не станете утверждать, давая в суде свидетельские показания, если дело дойдет до него.

Под взглядом понимающих глаз своего именитого адвоката Билли отвел глаза в сторону.

– Вы же прекрасно понимаете, что так далеко я не намерен заходить.

– Она может и блефовать.

Билли отрицательно мотнул головой.

– Если она утверждает, что у нее на руках имена, адреса и даты, то, будьте уверены, они у нее есть – и не в одном, а сразу в трех экземплярах!

Наступила пауза, после которой именитый адвокат осторожно поинтересовался:

– Означает ли это, что мы больше не станем препятствовать мисс Рэндольф отвезти тело своей матери в Вирджинию для захоронения?

– Конечно, все это мне не по нутру, но есть ли другой выход? – вопросом на вопрос ответил Билли.

– Увы, мой дорогой друг, и еще раз увы! – Лорд Стерлинг с сожалением вздохнул, затем восхищенно покрутил головой: – Не думал, что доживу до того дня, когда увижу, как обставили самого Билли Банкрофта!

– Этот день еще не настал! – грозно прорычал Билли. – И никогда не настанет! Наш разговор с этой сукой еще не кончен! Еще никто не перебегал мне дорогу и не уходил безнаказанным!

В ту же ночь Дэвид Банкрофт был втянут в пьяную драку в одном из ночных клубов Сохо. Какой-то парень, приревновав к нему свою подружку, разбил о его голову пивную бутылку, один из осколков глубоко поранил ему щеку. От боли и шока Дэвид потерял сознание. Очнулся он уже в карете «скорой помощи», над ним склонился его отец.

– Па! Ой! – сморщился он от пронзительной острой боли. – Господи, у меня раскалывается голова и все лицо, как в огне... Что случилось?

– Какой-то недоумок набросился на тебя с разбитой пивной бутылкой и очень здорово порезал лицо. Я везу тебя в частную больницу. Не хочу полагаться на какого-нибудь шарлатана из национального здравоохранения, а кроме того, потребуется, видимо, пластическая операция: порезы очень глубокие.

Кто-то ткнул в руку Дэвида иглу, и он снова потерял сознание. Вновь очнулся уже в отдельной палате, окруженный непроницаемой тишиной, которую могут обеспечить только очень большие деньги. Лицо его было туго перебинтовано, и малейшее движение головы дикой болью отзывалось во всем теле.

– Не шевелись, – услышал он над собой. – Ты весь в бинтах. Я заставил их содрать то тряпье, которое намотали на станции «скорой помощи», велел все заново перебинтовать. Ты потерял очень много крови.

У Дэвида от страха сжалось сердце, и не столько от самих слов отца, сколько от тона, каким они были сказаны.

– Тебе понадобилось сделать переливание крови, но для этого им необходимо было выяснить твою группу крови.

Дэвид не смел открыть глаза.

– У тебя группа А. К тому же у тебя положительная реакция на ВИЧ-инфекцию.

Тон Билли заставил Дэвида пролепетать:

– Я сам собирался тебе об этом рассказать, правда-правда, я только ждал удобного момента, но не сейчас же, когда умерла мама и у тебя и без того забот полон рот. Мне казалось, я сам сумею справиться с этим...

Впервые в жизни лапша, которую Дэвид собирался навешать на уши Билли, пролетела мимо цели.

– Ее смерть, однако, не помешала тебе рвануть в ближайший притон в Сохо, где тусуются гомики!

Ужас сковал все члены Дэвида: ему хорошо был знаком этот тон и то, что за ним стояло. Господи, пронеслось у него в голове, Господи, Господи, Господи, спаси и помилуй меня! Он пытался придумать хоть что-нибудь, чтобы вывернуться, но его ум, всегда такой быстрый, вдруг как-то сразу обмяк и сделался медлительно-неповоротливым. Единственное, что пришло ему в голову, – это пустить слезу.

– Честное слово, я собирался сам обо всем тебе рассказать, – с мольбой в голосе, найдя нужную ноту кающегося грешника, сквозь слезы проговорил он. – Меня это ужасно угнетало... потому я и пошел туда... чтобы хоть как-то снять напряжение... все случилось так внезапно и быстро... сначала положительная реакция, потом смерть мамы... я не выдержал – мне хотелось немного побыть одному.

– Я исполню это твое пожелание. И чем дальше отсюда будет проходить твое одиночество, тем лучше. Но только после похорон матери...

Дэвид открыл глаза.

– Ты победил?

– ...которые состоятся в пятницу в «Кингз гифте». Я хочу, чтобы ты обязательно на них присутствовал. Даже если тебя придется нести на руках, ты будешь на похоронах вместе со всей семьей, словно ничего не случилось. Я ясно выразился? После этого ты отправишься в частную лечебницу. Ты очень тяжело пережил смерть матери, а тут еще навалилась усталость после напряженного семестра, и ты не выдержал совокупной их тяжести. Тебе необходим длительный отдых и полное уединение. В лечебнице будешь находиться до тех пор, пока я не решу, как поступить с тобой дальше. До того времени, начиная с этого момента, ты ничего, повторяю, ничего не будешь предпринимать без моего на то разрешения.

– Па!

Но отец уже выходил из палаты.

С дрожащих губ Дэвида сорвался долгий, протяжный вздох, в котором смешались и страх, и облегчение. Ну что ж, дело сделано. Была бы, конечно, его воля, он бы сделал это иначе. Но, по крайней мере, теперь отцу известно самое худшее. Что значат в сравнении с этим какие-то несколько месяцев одиночного заточения? Их он сумеет пережить без особых трудностей. Да и, по правде говоря, именно это ему сейчас нужнее всего. Отличный, длительный отдых. Если вдуматься, у него ведь не спид. Ни-ни! Он только инфицирован вирусом спида. А это может длиться и десять, и Бог знает сколько лет еще, пока болезнь по-настоящему не схватит его за горло. А к тому времени обязательно изобретут какое-нибудь средство против спида. Отец сам об этом позаботится, причем не важно, во сколько это ему обойдется. Черт побери! Конечно же! Все будет в порядке. Никогда и никому не удавалось еще обскакать Билли Банкрофта.

За исключением его собственной жены! Мысль эта ледяной струей сняла его эйфорию, когда до него наконец дошло, что случилось. Его кроткая мать, покорная и безропотная, вдруг взбунтовалась, подстрекаемая, естественно, своей феминисткой-дочерью, и ужалила Билли Банкрофта. Самой ей никогда бы не додуматься до такого. Папа отлично держал ее в узде. Нет, за всем этим стоит не кто иной, как Роз. Ни у кого не хватило бы для этого ни выдержки, ни смелости. Теперь папа ремни вырежет из ее спины. И все же, восхищенно подумал он, кто бы мог вообразить, что именно мама сможет дать папе под зад коленкой. Она, кто за всю жизнь и мухи не обидела. И вдруг обернулась зловредной Медузой! Кто бы мог подумать? А папа так привык, что все трепещут перед ним и любое его желание исполняется мгновенно. Несмотря на боль, Дэвид рассмеялся. Бедный папенька, веселился он от души, и все-то у него пошло сейчас сикось-накось...

Затем он нахмурился и впервые с беспокойством подумал о собственном положении...


Роз сама привезла тело матери в «Кингз гифт». Сложилось впечатление, что Билли просто отошел в сторонку, как бы говоря: «Ладно. Хочешь по-своему? Пожалуйста. Но на мою помощь не рассчитывай».

Она и не рассчитывала. Ее сопровождали обе сестры Ливи, летевшие с ней в специально зафрахтованном самолете, так как Билли даже и не подумал предложить им свой личный «Грумман Гольфстрим 2». Рэндольфы оказались в немилости, и его покровительство больше не простиралось над ними.

Делия и Тони с восхищенным пониманием отнеслись к тому, как Роз в точности, до мельчайших деталей, выполнила инструкции своей матери, совершенно не удивившись, что вся операция прошла без сучка без задоринки, даже процедура остроумного и ловкого выдворения одной из претенденток на пустующий рядом с Билли трон, и только когда все действительно закончилось и завещание Ливи было выполнено по всем пунктам, только тогда ее дочь позволила себе немного расслабиться.

Тони нашла ее на террасе, где она смотрела, как в блеске золотого сияния за горизонт заходило солнце.

– Завтра будет отличный день, – сказала Тони. – Прими от меня это скромное воздаяние. – И она протянула своей племяннице высокий, покрытый капельками изморози бокал.

Роз благодарно приняла его и сделала длинный, затяжной глоток.

– Мммм... долго же я не могла привыкнуть к охлажденному виски с мятой, а теперь, когда наконец привыкла... спасибо тебе.

– Это тебе спасибо от всех нас. Сегодня Ливи могла бы по праву гордиться тобой. Все прошло как по маслу.

– Да... все прошло хорошо.

– Мне ужасно понравилось, как ты осадила эту блондинку.

– Мне плевать, со сколькими женщинами он собирается еще переспать, но только не здесь. И не в этот день.

– Да, место она себе выбрала прекрасное. Твоя мама вообще любила здесь бывать, даже когда еще жива была Долли Рэндольф, потому что именно здесь рождаются на свет и уходят из него все Рэндольфы.

– Мне кажется, потому мама так сильно и хотела вернуться сюда. На протяжении столетий здесь ничего не менялось: время словно замедлило здесь свой бег, и ничто не нарушало его медленного течения. Вот этого-то постоянства ей ужасно не хватало в бытность ее леди Бакнрофт. Все, что связано с Билли, еще слишком ново и сыро. Здесь же все старо и узнаваемо, одним словом, здесь правят бал вековые традиции. Я это и сама очень сильно сегодня почувствовала. Честно говоря, я уж было стала забывать, что здесь и моя родина тоже. Думаю, настало время и мне вернуться домой. Слишком долго уже нахожусь я в бегах.

– Что собираешься для этого предпринять?

– Национальной галерее требуется помощник куратора. Я могла бы подать заявление на замещение вакантной должности, но я сама еще толком не знаю, на что решиться.

– Опять эти проклятые музеи! – запротестовала Тони. – Почему бы тебе вместо этого не катануть ко мне в Нью-Йорк? Пожить там немного, развлечься. Завести себе мужика...

– Уже.

Глаза Тони заблестели.

– Ну-ка, ну-ка, рассказывай все по порядку.

Роз не заставила себя долго упрашивать.

– Звучит, как в лучших любовных романах.

Роз покачала головой.

– Какая там романтика! Просто я наконец нашла именно то, что мне нужно.

– Ты думаешь, что увлеклась им, как в свое время профессором?

– Нет... то было первой любовью: неким сумасшествием, которое накатывает на тебя один раз в жизни. С Джеком Россом все по-другому, но одновременно то же сумасшествие. Такое чувство, что мы узнали друг друга в огромной толпе народа.

Многоопытное ухо Тони сразу уловило, что Роз еще до сих пор не может опомниться от захватившего ее чувства, и, как всегда, оказалась права. Даже сейчас, рассказывая о нем, как бы вновь переживая те ощущения, когда длинные его пальцы касались ее тела, она чувствовала в себе горячую волну желания.

– От него есть какие-либо вести?

– Нет.

– Уже прошел целый месяц, в Заливе еще ничего не происходит. Объединенные Нации только и делают, что вздымают вверх руки. Мне кажется, что там сейчас патовая ситуация, чего же ему там болтаться без дела?