На этот раз Марианна сделала последний шаг и влепила Барбаре пощечину.

— Ты никогда больше не повторишь этого, — сказала она угрожающе низким голосом — Никогда! — Она резко повернулась, придавая равновесие кринолинам своего голубого платья со шлейфом, прежде чем протянуть руку к стопке бумаг, которые лежали на стоящем позади нее столике в стиле королевы Анны.

— Сколько, по-твоему, я буду продолжать оплачивать вот это? — Она швырнула счета в Барбару.

Словно огромные снежные хлопья, они разлетелись вокруг девушки, падая на персидский ковер. Барбара коснулась одной бумажки носком своей изящной туфельки.

— Просто последние несколько недель мне не везет в игре в вист, вот и все. Скоро фортуна снова будет ко мне благосклонна.

— Ты каждый месяц тратишь больше положенной тебе суммы. Твой отец проиграл добрую часть нашего состояния. Я не стану спокойно наблюдать, как ты расправляешься с тем, что от него осталось!

— По этой причине ты так скорбишь о потере Дартa? Он был щедрым покровителем, да, мама? Но он никогда не женится на тебе. В этом я абсолютно уверена.

— Ни один джентльмен не женится и на тебе, если ты будешь продолжать в этом духе. Ты дочь барона! Ты должна выгодно выйти замуж. Учитывая твою страсть к светским развлечениям, советую тебе внять моему предостережению. — Марианна остановилась и многозначительно взглянула на Барбару. — Граф Уикерсхэм снова нанес нам визит вчера утром.

Барбара застыла, затем негодующе фыркнула.

— Уикерсхэм — фигляр, жирный, старый…

— И богатый. Он подыскивает себе жену, и ты ему нравишься. Я уверена, он даже был бы настолько снисходителен, что оплатил бы твои карточные долги, если бы ты была к нему благосклоннее — Марианна ждала, приподняв одну изящную бровь.

— Никогда, — Барбара вздрогнула от отвращения. — Чтобы завоевать его снисходительность, мне придется терпеть его отвратительное дыхание, слюнявые губы и извращения. Или ты не слышала, о чем шепчется весь город, мама? Его последняя жена покончила с собой, потому что он принуждал ее присоединиться к нему в его развлечениях с юношей.

— Уикерсхэм — граф с земельными владениями, простирающимися отсюда до самой Ирландии. А ты просто распространяешь беспочвенные слухи. Девушке твоего возраста не следует даже знать о такой непристойности, а тем более говорить об этом! А наша семья нуждается в его деньгах, поэтому совершенно не имеет значения, каковы его нравственные устои или его внешность.

— У меня есть другие предложения от намного более приятных мужчин.

— Но и вполовину не таких богатых. Молодые повесы, чьи отцы контролируют их расходы.

— Пойми, мама. Я бы не вышла замуж за Уикерсхэма, даже если бы он был последним пэром королевства.

Леди Марианна поджала губы, и глаза ее потемнели от раздражения.

— В таком случае тебе придется самой расхлебывать то, что ты заварила. Посмотрим, кто оплатит все это. — Она указала на счета, лежащие на полу. — Я больше не намерена покрывать твои долги. Ты также лишаешься своего месячного содержания в дальнейшем.

— Если бы Монти был здесь, ты бы не посмела так со мной обращаться!

— Твоего брата здесь нет. Он там в ужасных диких колониях сражается со всяким сбродом. Я распоряжаюсь твоими расходами, а не Монтгомери.

— Тогда я просто заложу свои драгоценности. Дарт поможет мне, если я его попрошу, — добавила Барбара с вызовом в голосе.

Боже, как она презирала бесконечную вереницу мужчин, которые с самого ее раннего детства входили и выходили из спальни матери, задолго до того, как умер отец. В действительности она связалась с Дартом Кенсингтоном, чтобы привести в ярость Марианну. Он нравился ей немногим более чем Уикерсхэм.

Две женщины уставились друг на друга, состязаясь в силе воли. Марианна все еще была красива и привлекательна, но явно уже оставила в прошлом свой расцвет. Ее кожа под пудрой и кремом стала дряблой, а когда-то великолепные голубые глаза теперь были окружены сетью мелких морщинок. Барбара унаследовала совершенное лицо матери и рост отца, была стройная и гибкая, с изящными формами сильного молодого тела без единого изъяна.

В этот момент Марианна ненавидела ее. Она всегда считала свою дочь не более чем раздражающей помехой, которую можно было всучить нянькам. Теперь же та превратилась в соперницу — женщину, которая обнаружила то же ослиное упрямство, как и Монтгомери, когда он приобретал патент на офицерский чин, несмотря на отцовские угрозы и ее мольбы. Откуда в ее детях это своеволие? Должно быть, они унаследовали это от каких-то далеких предков, решила она. Затем, когда мысли о Монти пронеслись в ее сознании, ей в голову пришла новая идея.

— Барбара, — промурлыкала она, — вы с братом всегда были так близки.

Барбара пожала плечами:

— В детстве. Я не видела его уже шесть лет. Он посвятил свою жизнь армии.

— Да, он сделал неплохую карьеру, полагаю, став майором под командованием генерала Превоста. Хотя он находит жизнь в южных колониях еще более грубой, чем в Филадельфии, где, насколько я понимаю, было просто ужасно.

— Никогда не думала, что ты утруждаешь себя чтением его писем.

Год за годом письма от Монти приходили все реже, по мере того, как росли его чин и обязанности, особенно с тех пор, как началась эта ужасная война.

— О да, некоторые я внимательно прочитала. Этого было достаточно, чтобы знать, что сейчас он находится в каком-то тропическом болоте, кишащем москитами и ядовитыми змеями, окруженном бандами всякого сброда, терроризирующими окрестности. — Она помолчала. — Если ты находишь жизнь под моей крышей настолько невыносимой, что должна прибегать к необдуманным поступкам, и отказываешься от ухаживаний графа Уикерсхэма, то, возможно, будет лучше, если ты поедешь к Монтгомери. Пусть твой брат разбирается с тобой. Я умываю руки.

— В Саванну?! — взвизгнула Барбара. — Я не поеду.

— Поедешь, даже если мне придется заставить слуг связать тебя, как рождественского гуся, и погрузить на корабль.

Барбара поглядела на Марианну и, увидев злобный блеск ее глаз, поняла, что она не шутит.


Глава вторая


Июнь 1780 года

Почтовая дорога Чарлстон-Саванна


Мадлен стояла на ухабистой, пыльной дороге, переводя взгляд со сломанной багажной повозки на полуголых краснокожих дикарей, приближающихся к ним. «Я не буду паниковать. Я останусь спокойной ради Джемми». Молодой грум лежал рядом с обрушившейся повозкой. Его придавило отвалившимся колесом, которое он пытался поставить на место. Уилл Таррант и другие мужчины быстро освободили его. Но теперь краешком глаза она видела, как Таррант в страхе сжимает свое охотничье ружье.

— Не будь глупцом. Их по крайней мере два десятка, а нас всего шестеро, — сказала она с малой уверенностью. — Они, должно быть, друзья тех, кто предан королю.

Все индейцы были неприлично одеты в набедренные повязки и мокасины. Самый высокий из них медленно ехал впереди, подняв правую руку с раскрытой ладонью. Мадлен изучала его ясные карие глаза, стараясь не таращиться на гротескные татуировки, расчерчивающие грудь темно-синими полосами. Как и у других, мочки его ушей были деформированы, вытянуты и проколоты тяжелыми медными украшениями. Голова была частично выбрита, оставались лишь небольшая бахрома волос вокруг лба и одна длинная прядь, украшенная перьями и бусами, которая ниспадала до середины спины. Его щеки были разрисованы более мелкими, чем грудь, вариантами отвратительных синих татуировок.

Гулливер глухо зарычал, почувствовав страх Мадлен, но она погладила и успокоила пса.

«Он выглядит довольно миролюбивым. Теперь остается лишь молить бога, чтобы он говорил по-английски».

Собака настороженно подняла голову и наблюдала, как дикарь остановился футах в десяти от Мадлен.

— Добрый день, сэр. С нами случилась неприятность. Колесо нашей повозки отвалилось, и мой грум был сильно ранен, когда повозка упала на него. Вы можете нам помочь?

Дикарь слушал с непроницаемым выражением лица. Затем он спросил на гортанном, но довольно сносном английском.

— Вы мятежники?

— Конечно же, нет! — Мадлен выпрямилась на все свои пять футов и один дюйм и вызывающе вздернула маленький подбородок. — Мы верноподданные его величества короля Георга. Я Мадлен Мари Дево, помолвленная с мистером Блэкхорном из Саванны.

При упоминании имени Блэкхорна глаза индейца неожиданно вспыхнули. Он ткнул себя пальцем в грудь и сказал:

— Я Бешеный Индюк; брат Блэкхорна. Что значит «помолвлена»? — он тщательно произнес это слово.

Под его любопытным испытывающим взглядом Мадлен вспыхнула, отвечая:

— Я направляюсь в Саванну, чтобы выйти замуж за мистера Блэкхорна — стать его женой.

Силы небесные! Квинтин Блэкхорн не только груб и угрюм, он, вдобавок, еще и в родстве с дикими индейцами! В какую семью отец отдает ее?!

— Его женщина? — пробормотал индеец.

Затем он отдал несколько резких команд двум своим сородичам, которые выступили вперед. Не обращая внимания на ее четырех вооруженных сопровождающих, они присели возле бедняги Джемми. После беглого осмотра, произошел еще один быстрый обмен репликами на их странном языке. Затем тот, кто представился как Бешеный Индюк, сказал:

— У парня много повреждений. Вам нужен лекарь. Вы поедете в мой лагерь.

Оцепенев от страха, Мадлен смотрела, как несколько индейцев начали приспосабливать примитивные носилки из невыделанных оленьих шкур, которые они достали из тюка, навьюченного на одну из лошадей.

— Мы едем сейчас, — сказал Бешеный Индюк, указывая на извилистую тропу, исчезающую в густых зарослях дуба.

— Не лучше ли будет послать за помощью и подождать здесь с моим багажом? Все мое приданое в этой повозке, а мой слуга слишком тяжело ранен, чтобы передвигаться.

«Они не собираются причинить нам вреда», — сказала она себе, расправляя зеленые твидовые юбки своего дорожного платья.

Еще несколько приказов были отданы индейцам. Когда они начали вытаскивать сундуки и коробки из повозки и грузить их на своих лошадей, Клайд и Авери вопросительно посмотрели на нее, а Уилл Таррант, похоже, был готов начать угрожать дикарям. Мадлен покачала головой, прошептав Джасперу Олдхэму, который стоял ближе всех к ней:

— Если бы они хотели завладеть нашим багажом, они бы, не раздумывая, убили нас. Мы поедем с ними. До Саванны уже недалеко. Вождь племени пошлет за помощью. Это не займет много времени, я уверена.

— Вы можете верить этим вонючим дикарям, но только не я, — угрюмо сказал Уилл.

Мадлен проигнорировала его и подошла к Джемми. Гулливер побежал за ней. Парень был без сознания, и его положили на приспособленные носилки. Когда Мадлен и ее сопровождающие повели своих лошадей, следуя за индейцами, в черные объятия деревьев, она горячо надеялась, что не совершила грандиозную ошибку, быть может, последнюю в своей жизни.


Июнь 1780 года

Саванна


Городской дом Блэкхорнов стоял на Санкт-Джеймской площади, напротив официальной резиденции губернатора Райта. Как и подобало дому самого известного торговца, плантатора и родовитого дворянина в колонии, здание было выстроено из обожженного кирпича и имело три этажа. В окнах первого мерцали свечи в канделябрах. Сегодня вечером Роберт Блэкхорн и его сын Квинтин принимали у себя старших офицеров личного состава британской армии.

— Жаль, что губернатор Райт не смог прийти. Превосходная мадера, Роберт, — сказал полковник Ашбертон, проглотив добрую порцию густого вина.

— Надеюсь, губернатор не болен. Сейчас малярийный сезон, — сказал Квинтин.

— Ничего подобного. Они с генералом Превостом обсуждают планы по захвату Севера, — ответил майор Оливер, когда слуга поставил перед ним блюдо веджвудского фарфора.

Изысканный, острый аромат черепахового супа наполнил комнату. Потянув носом, майор сказал:

— Ты знаешь, как накрыть великолепный стол, Роберт.

Старший Блэкхорн кивнул головой, позволив едва заметной улыбке слегка смягчить свои аскетические черты. Он не носил парика, и его седые волосы не были напудрены — традиция Джорджии, продиктованная жарой. Но покрой его черного атласного жилета и сюртука был безупречен. Строгий шелковый воротник усиливал впечатление угрюмой властности, окутывающей его личность.

— Даже среди нас, колонистов, Майлз, встречаются такие, кто культивирует тонкости цивилизации.

Глаза Роберта окинули великолепный чиппендейлский стол, накрытый скатертью из дорогого ирландского полотна и уставленный тончайшим фарфором. Массивные серебряные канделябры поддерживали спермацетовые свечи, которые заливали всю комнату золотым светом.