— У него есть женщина. Я ему не нужна.

— Нет, нужна, — спокойно возразила Верена, — хотя я допускаю, что он просто пока не осознал это. Но не надо осуждать его за то, что он такой, какой есть, Джоли. Множество людей совершают эту ошибку. Да, Даниель острый, как лезвие опасной бритвы, но где-то в глубине души он знает, что именно ты сможешь дать ему то, чего ему так хочется.

Джоли медленно отпила кофе.

— И что же это?

— Дети! — улыбаясь, ответила Верена. — Ему нужна орава сыновей, чтобы было кому передать хозяйство, и целая стайка дочерей, чтобы они надоедали ему своими пустяками, а он бы задаривал их подарками.

Для Джоли стало ясно, что Верена видит Дани-еля совершенно в ином свете, чем она. А если бы Джоли нужно было что-то предсказать, то она предсказала бы, что он юдождет, пока она отработает те пятьсот долларов которые он внес за ее освобождение, затем отвезет ее в Спокан и спокойно с ней разведется.

Верена поставила чашку с кофе на перила веранды и легонько дотронулась до руки Джоли.

— Дай ему время, — сказала она. — Даниель всего лишь простой фермер. Он понимает вещи постепенно и очень медленно. — С этими словами Верена поднялась и объявила, что пробыла в гостях достаточно долго i теперь ей пора домой. Она только простится с Даниелем и тотчас отправится обратно. Верена дошла кофе и вошла в дом.

Джоли продолжит сидеть на веранде, покусывая губы, затем вылиа остатки кофе под куст розовых петуний и снощ вернулась к своему шитью. Когда она убедилась, что Даниель все еще занят своей работой, Джоли быстро положила остатки ветчины и фасоль m сковороду и поставила ее на печь. Она высчитала, что если ее муж предпочитает очень плотный завтрак, то все последующие приемы пищи будут значительно уменьшены.

К тому времени как мужчины почти закончили свои сегодняшние дела, Джоли в соседней комнате тоже заканчивала свою работу над платьем. В дорожном сундуке она нашла люрекс и ленты и украсила ими платье, как посоветовала ей сделать Верена.

Услышав за дверью приближающиеся шаги, она затаила дыхание. УДотера была своя комнатушка в сарае, и ему не быю ровно никакой нужды подниматься по лестнице на второй этаж, значит, это мог быть только Даниель.

Дверная ручка легко повернулась, и дверь открылась. Муж Джоли остановился в дверном проеме, с головы до пят покрытый густой дорожной пылью. Его попытка смыть грязь только ухудшили дело.

— Ты разве не собираешься обедать? — нетерпеливо спросил Даниель.

Джоли поднесла руку ко рту, чтобы подавить смешок, затем решила побить Даниеля его же оружием. Окинув его суровым взглядом, строго сказала:

— Вы очень грязны, мистер Бекэм. Я была бы вам крайне признательна, если бы вы не заходили в дом в таком виде.

Пораженный, Даниель ретировался, не проронив ни слова, а Джоли ликовала: наконец-то она поняла, как с ним обращаться. Однако всего лишь час спустя она не была так уж в этом уверена. Джоли прошла на кухню, чтобы убрать со стола и помыть посуду после того, как Даниель и Дотер пообедали, а также поставить на огонь кастрюлю с фасолью. Однако на кухне был Даниель, который сидел в металлической бочке посреди кухни и мылся.

Джоли застыла на месте, не в силах отвести взгляд или просто повернуться и уйти. Она, конечно же, видела обнаженный мужской торс, когда жарким летом отец увозил ее в фургоне на Запад. Видела она это и когда работала в качестве прислуги в доме, где жили двое молодых людей. Но такого, что предстало сейчас перед ее глазами, она еще не видела. Она почувствовала себя так, словно кто-то выдернул пол у нее из-под ног и она падает в бездну.

Даниель же, напротив, казался абсолютно невозмутимым. Откинувшись в бочке, вздохнул и сказал, закрывая глаза:

— Не поскользнись: на полу вода.

Эти простые слова дали Джоли толчок, в котором она так нуждалась. С трудом оторвавшись от созерцания курчавых мокрых волос, густо росших на его крепкой груди, она пошла в кладовую за шваброй.

— Вы могли бы предупредить меня о том, что собираетесь принять ванну, — проговорила Джоли, вытирая мокрый пол и стараясь не смотреть на Даниеля, плескавшегося в бочке.

— Сегодня суббота, — заметил Даниель таким тоном, как будто это объяснило все. — Не принесешь ли мне еще горячей воды?

Джоли обреченно вздохнула и поставила швабру в угол, затем наполнила чайник кипятком и не глядя вылила его в бочку. Даниель издал протестующий вопль и высоко подпрыгнул, разбрызгивая воду.

— Черт тебя побери, женщина! — вопил Даниель. — Я не просил тебя выливать кипяток мне на живот и ошпаривать меня, словно петуха, которого собираются ощипать.

Выронив чайник, Джоли опрометью выскочила в ночь. Всякий раз, когда отец вот так же орал на нее, он всегда тут же прекращал, как только на глазах у нее появлялись слезы. Сейчас Джоли забилась под защиту колодезного домика, забравшись в самую его глубину, и рыдала, не сознавая этого, пока не заметила, что ее юбка насквозь промокла от слез. Ее плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Наконец она выплакалась и в последний раз промокнула почти сухие глаза.

Через некоторое время она услышала, что Даниель зовет ее. Страх ее улетучился, уступив место упрямству, и она не ответила. Она просто сидела в углу на глиняном корытце с водой, в котором охлаждались куриные яйца, и думала, как бы было хорошо, если бы ее жизнь сложилась по-иному.

Она представляла себя замужем за богатым, красивым, добрым и мягким человеком, который любил бы ее и выполнял любое ее желание. Ей представлялись шелковые платья, блестящие драгоценности, красивые экипажи, дворцы с колоннами, словно сошедшие с картинок из книг по истории Древней Греции, которые она видела. У нее была бы дюжина детей, и все они были бы одеты в бархат и говорили бы с ней только по-французски.

— Джоли! — Даниель был где-то поблизости, и по его голосу Джоли стало ясно, что терпение его на исходе.

Она вскрикнула, когда Даниель внезапно распахнул дверь колодезного домика, и внутрь ворвался лунный свет, заливая все вокруг чистым серебром.

— Не надо… — забормотала она, тщетно пытаясь прикрыть руками голову и грудь. — Пожалуйста… не бейте меня!

Даниель издал низкий горловой звук, и его большие руки сомкнулись у нее на талии, но он только притянул к себе Джоли и стоял так, прижавшись подбородком к ее прическе в виде короны.

— Никто здесь до тебя пальцем не дотронется, Джоли, — хриплым голосом пообещал Даниель. — Ни сейчас, ни потом.

Джоли повисла у него на руках, у этого сводящего ее с ума, сбивающего с толку человека. Она больше не могла козырять своим гордым пренебрежением, которое пыталась сохранить, сопротивляясь его натиску. Она прижалась лбом к его груди и взвыла от горя и отчаяния.

Даниель легко поднял ее на руки, вынес из ее укрытия и пошел к дому.

— Я никого не убивала, — жалобно рыдала Джоли, потеряв надежду, что этот человек поверит ей. — О, Даниель, клянусь, я не уб…бивала этого несчастного старика, и я ничего не знала о том, что Роуди и Блейк собирались ограбить банк»

— А теперь помолчи, — ответил на это Даниель, когда они поднялись по ступеням и прошли на кухню. Там Даниель притушил огонек керосиновой лампы и остановился посреди кухни, все еще держа Джоли на руках.

А ее причитания потихоньку перешли в едва слышные всхлипывания и шмыганье носом. Даниель чуть подумал и направился вверх по лестнице. Джоли поняла, что оказалась в его спальне, а не в той, по соседству, где провела вчера бессонную ночь. Даниель осторожно опустил девушку на залитую лунным светом кровать и стоял, глядя на нее, казалось, целую вечность.

Потом очень медленно начал расшнуровывать ее платье. И его пальцы уже не казались такими толстыми и неуклюжими…

ГЛАВА 5

То, как Даниель раздевал Джоли, порождало в лей чуть ли не болезненную чувственность. Не в ее натуре было так легко подчиняться, однако в душе своей Джоли не могла обнаружить и тени сопротивления. А Даниель медленно, немыслимо легко касаясь ее пальцами, снял с ног туфельки, скатал ее длинные чулки, которые доходили до середины бедра.

Джоли издала какой-то тихий хныкающий звук и тут же закусила указательный палец.

Затем настал черед ее ситцевого платьица. Джоли увидела, как плотно сжались, а потом расслабились его челюсти, когда Даниель рассматривал ее. И впервые за всю свою жизнь Джоли почувствовала себя прекрасной, вызывающей восторг у мужчины, несмотря на довольно высокий рост, некоторую угловатость, ну и, конечно, бедность. Возможно, потом она вспомнит об этом и испугается, но в данный момент она могла только удивляться, как это неожиданно сладко ощущать себя просто женщиной.

Джоли откинула голову, когда Даниель развязал ее ленты, расшнуровал блузку и отложил тонкую ткань в сторону. У Даниеля пресеклось дыхание, когда он увидел ее обнаженные груди с набухшими, заострившимися сосками. А Джоли почувствовала, как забурлила ее кровь, теплом разливаясь по телу. Джоли хотелось растаять в этом бушующем пламени, но в то же время внутри ее росло какое-то беспокойство, потребность в чем-то, что она понимала только отчасти.

Даниель опустился на колени перед кроватью, на которой лежала Джоли, положил широкую ладонь на ее грудь, словно это было драгоценное произведение искусства, огрубевшими кончиками пальцев погладил ее затвердевший сосок. А когда наклонился ниже и коснулся его языком, Джоли охватила такая страсть, что она вскрикнула и выгнулась дугой.

Даниель одновременно и успокаивал, и разжигал ее, продолжая языком ласкать ее грудь, а рукой круговыми движениями плавно гладя живот Джоли. Когда он потянулся к другой груди, Джоли замотала головой по подушке, испытывая невероятно острое чувство радости — радости капитуляции и полной сдачи на милость победителя. Никогда, даже в самых смелых своих фантазиях, Джоли и предположить не могла, какое наслаждение мужчина может подарить женщине.

Рука мужа продолжала гладить ее, но не только живот, но и другую грудь, особенно сосок — это ему доставляло несомненное удовольствие. Затем рука разгладила ее спину и скользнула в панталоны, чтобы нежно сжать ягодицы Джоли.

Некоторое время спустя Даниель начал поглаживать внутреннюю поверхность ее бедер, как бы давая понять Джоли, чтобы она раздвинула их, и они откликнулись на этот призыв с необъяснимой готовностью. Но Даниель всего лишь положил ладонь на влажный, шелковистый холмик ее женственности, все еще укрытой тонким муслином, и вдавил ее в матрас.

— Нет, не сейчас, — хрипло прошептал Даниель, словно только что вынырнул из глубины и глотнул воздуха. — Господи, еще немного, не сейчас!

Даниель склонился над ее вздрагивающим животом и сначала губами, а потом языком нежно коснулся его. Джоли судорожно вцепилась в его рубашку, тщетно пытаясь уложить его на себя, но Даниель поймал ее запястья и прижал ее руки у нее над головой.

К этому моменту Джоли уже жаждала его с почти животной страстью, хотя даже не представляла себе, что он станет с ней делать. Тело ее было мокрым от пота, разметавшиеся пряди волос прилипли к щекам, лбу, шее. Даниель одним пальцем неспеша принялся снимать с нее панталоны.

Все еще удерживая руки Джоли у нее над головой, Даниель продолжал ласкать Джоли, испуская при этом короткие хриплые вскрики. Джоли отвечала тем же. Она была поймана, ей уже не сбежать, но Джоли никогда и в голову не приходило, как это восхитительно-сладостно — быть покоренной, быть побежденной!

Даниель провел носом по животу к самому ее уязвимому месту, и Джоли испытала от этого сладостный, трепетный шок. Когда же он дерзко и бесстыдно прижался к нему ртом, Джоли издала сдавленный крик удовольствия и стала извиваться на кровати, не испытывая никакого чувства стыда, словно дикая кобылица под своим жеребцом.

— Я так и думал, — услышала сквозь бурю бушевавших в ней чувств и желания Джоли, и в голосе Даниеля она не услышала вражды или злобы, а только покорность судьбе и налет грусти.

Подсунув руку под ее правое колено, он высоко поднял ногу Джоли, чтобы получить полный доступ в нее. Джоли закусила уголок подушки, чтобы заглушить стоны экстаза, до которого доводил ее Даниель своими губами и языком.

Страшное напряжение внутри нее все росло и росло. Она уже не могла с ним справиться. Мышцы живота и те, что были ниже, сокращались и расслаблялись в ответ на половодье чувств, захлестнувших ее.

И тогда Джоли почувствовала, как в самой сердцевине ее женского естества взвихрилось что-то очень горячее и сильное. У нее было такое впечатление, словно внезапно в глаза ударил яркий луч солнца, словно вспыхнул фейерверк из миллиона искр, воспламеняя каждую клеточку ее души и тела.

Даниель отпустил Джоли, и та, вся трепеща, откинулась на спину на мягкий матрас. Даниель продолжал свои ласки, поглаживая ей живот и бедра, но уже более медленно и спокойно, постепенно приводя ее в себя. Когда у Джоли почти восстановилось дыхание, Даниель поднялся, выпростал рубашку из штанов, расстегнул ее и повесил на спинку кровати. Пряжка ремня тихонько звякнула, и Джоли закрыла глаза, боясь, что то, что она увидит вблизи, лишит ее мужества.