А вот Раиса Андреевна, обещавшая посвятить себя внуку, не сдержала слова. Впрочем, никто ей не предъявлял претензий, наоборот. Примерно год назад у Раисы начался бурный роман. И несколько месяцев спустя она, съездив посовещаться с гадалкой в Одинцово, сочеталась законным браком.

Когда Варя торжественно сообщила об этом сестре, Галина даже вскочила с дивана, куда прилегла на минутку отдохнуть, и потребовала бокал красного вина.

— Хочу выпить за счастье Раисы. Какая женщина! — восхищалась Галя. — Она и в шестьдесят будет жить полнокровной жизнью, не то что мы, старые развалины.

Раиса провела медовый месяц на Крите. Не потому, что это считалось признаком хорошего тона, а потому, что они с Левочкой давно мечтали о Греции. Когда Галя впервые увидела их вместе в булочной, то сразу определила:

— Это последний муж Раисы! Они созданы друг для друга. Просто излучали свет от счастья, — с завистью рассказывала Галя матери.

Бурные перипетии личной жизни надолго выбили Раису из колеи. Но понемногу она в нее возвращалась. Стала приезжать к свекрови. Прасковья Ивановна временами совсем не вставала с постели, даже в церковь не ходила. И внука Раиса с удовольствием пестовала, когда Ольга Петровна уходила на работу.

Почти в каждую их встречу Варя преподносила сестре какую-нибудь новость из жизни родных и знакомых. Недавно вышла замуж Марианна и даже пригласила на свадьбу, но Варя приглашение вежливо отклонила.

— Наверное, знакомство было слишком кратковременным. Жених не успел как следует узнать это создание, — рассуждала Галина.

Когда год назад Варя со слезами поведала ей, как застала мужа в объятиях коварной подруги, Галина только расхохоталась. Еще она небрежно взмахнула ладонью, словно отгоняя назойливое насекомое, и посоветовала воспринимать это как пошлый житейский казус. Варя приняла совет, и теперь они весело хохотали и даже обыгрывали эту драматическую сцену.

— Гораздо больше меня заботит знаешь что? — спрашивала Галя сестру. — Как нам выдать замуж твою Ольгу? Это будет посложнее, чем найти пару Раисе Каштановой.

Варя согласно кивнула. Конечно, Мари еще раз пять может выйти замуж. В этом ее предназначение. А Ольгу ожидает аспирантура и большая научная карьера. Она уже и не мечтала о личном счастье.

— Наверное, нет у меня предрасположенности к семейной жизни, — грустно говорила Оля.

Галя очень надеялась, что сестра разведется с Романом после той гадкой истории. Она даже предприняла небольшую атаку, набросала портрет зятя:

— Ты уже сама разгадала природу этого существа мужского пола, дорогая. Но не до конца. Ромуальдос будет преподносить все новые сюрпризы. До тридцати ему суждено пребывать в поре детства и полудетства. Потом он отрастит бороду, полысеет и вступит в пору мужской зрелости. Но это будет не мужик, а недоразумение. Такие всю жизнь пребывают сначала под крылом матери, потом жены. Тебя устраивает роль няньки и опекунши?

Теперь уже Варя не протестовала и соглашалась с такой характеристикой. Но ведь она и раньше видела, что Ромка слабый, легкомысленный, избалованный. И выбрала, полюбила именно его, а не одного из умных, сильных ребят в их классе.

— Значит, я была запрограммирована на такого муженька, — смеялась Варя.

— Ты ведь уже решила развестись и вдруг передумала, потому что он лил вот такие слезы, — упрекала ее Галина, показывая кулак.

Варя покачала головой: нет, слез Ромка не лил. Но он так старался стать идеальным мужем, что долгое время ей не к чему было придраться, даже если бы она захотела. Он работал и с гордостью вручал ей деньги. Правда, на карманные расходы Раиса потихоньку давала ему сумму, намного превышавшую зарплату. Каждый вечер Роман проводил отныне дома, играл с сыном и укладывал его спать. Бабуля с Раисой нарадоваться не могли на такое превращение.

Вел он себя очень целомудренно, покорно спал на кушетке в своем углу. Снова преданно и верно смотрел Варе в глаза, целовал руки и как будто нечаянно касался, проходя мимо. Но повторного медового месяца не было. Варя все подмечала — и только. В ее душе уже наступила поздняя осень.

Ольга Петровна и Галя считали, что большую роль в примирении сыграли Раиса и бабуля. Особенно Прасковья Ивановна. Ольга Петровна даже ревновала к ней дочь, настолько эта простая старушка сумела привязать к себе Варю.

— Классический тип деревенской женщины, так художественно запечатленный нашими писателями-деревенщиками, — тут же классифицировала бабулю Ольга Петровна. — Мудрая, добрая, бескорыстная. Раечка говорит, будь она настоящей писательницей, а не халтурщицей, написала бы хороший роман, а то и двухтомник о своей свекрови.

Прасковью Ивановну привезли в Москву маленькой девочкой. Большая семья староверов бежала из Вятской губернии от раскулачивания. Они были не фанатиками, а людьми, почитающими традиции и установления, по которым столетия жили деды и прадеды — вятичи. Прасковья Ивановна шестьдесят лет прожила в столице среди отпетых атеистов, но чудом сумела сохранить свою веру.

Вскоре Варя поняла, что ей посчастливилось получить в родственницы не лубочную старушку из патриархальной деревни, а мудрого наставника и путеводительницу в жизни. Да и характерами они были схожи. Галя возмутилась, услышав про родство душ:

— Что общего между тобой и этой древней бабулей, женщиной из другого мира, другого времени? Просто когда дошло до развода, Раиса завопила о сострадании к ребенку-сироте, а бабуля извлекла из сундука пожелтевший от веков «Домострой», где прописано: «Да прилепится жена к мужу своему, какой бы он дурак ни был».

С этим Варя не могла согласиться. Все было несколько иначе. Еще Раиса ей рассказывала, какой непутевый муж достался бабуле. Пил без просыпу, пропадал неведомо где месяцами, а потом как ни в чем не бывало возвращался. Она работала на фабрике, дворничихой в ЖЭКе, одна растила двоих детей. И вот однажды Варя спросила:

— И почему ты жила так долго с этим чудовищем, бабуля?

Прасковья Ивановна ответила очень просто и спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся:

— Какой кому муж даден, кому какой достался, с тем и живи. Я за него сама пошла, никто не неволил.

Варя запротестовала, пыталась бабулю вразумить. Тогда она еще относилась к старушке с нежной снисходительностью, так же как Роман, почитавший свою бабуленьку ценной реликвией, домашней и общечеловеческой. На худой конец, рассуждала Варя, можно было попытаться перевоспитать этого дикого мужика, выгнать его из дому. Прасковья Ивановна почему-то заступилась за мужа с явным сочувствием:

— У него было что-то на душе нехорошее, червячок точил, вот он и напивался. А трезвый он был человек хороший, детей любил.

Варя тогда махнула на бабулю рукой: что поделаешь, иная, патриархальная ментальность. Но долгие месяцы носила в себе и обдумывала ее слова. И вдруг высказалась как-то Ольге:

— А ведь она права. Я сама выбрала свою судьбу. И как за нее боролась! Преодолела столько препятствий, почти порвала с матерью и сестрой. Мы в ответе за наших близких и домашних. Не имеем права бросать их, если они несовершенны. Как ты думаешь?

— Конечно. Мы в ответе за тех, кого приручаем, — поразмыслив, процитировала начитанная Ольга.

Галина бурно протестовала, Ольга Петровна умоляла, тем не менее через полгода после дня рождения Романа две половинки тахты были вновь сдвинуты в широкое супружеское ложе, а ширма выдворена в угол комнаты до новых семейных катаклизмов.

— Мне нужно тебе рассказать что-то очень важное.

Галина еще войти не успела, как сестра потащила ее за руку в свою комнату, где в беспорядке были разбросаны по дивану и столам карандашные эскизы.

Заметив вспыхнувший в Галкиных карих глазах интерес, Варя ее успокоила:

— Не радуйся. Речь пойдет не о твоем любимом зяте. Разводиться с ним не собираюсь. Муж как муж. Не лучше других, но и не хуже. Брак просто перешел в новую фазу. Любви больше нет. Ее сменила привычка — терпение, бытовое сожительство.

Галю даже передернуло.

— Представляю, какими будут следующие фазы, — бросила она. — У нас в соседнем подъезде жена отравила мужа. Вот что тебя ждет.

Но Варя вовсе не хотела говорить о такой рутине, как ее собственная семейная жизнь. Варю сейчас занимали совсем другие проблемы, более глобальные.

— Ты знаешь, Галка, я стала много думать! — сообщила она сестре. — О своем будущем, о работе, о карьере.

Галина изобразила такое притворное изумление, что Варя расхохоталась:

— Да-да, ехидна, представь себе! У твоей сестрицы-квочки еще не засохли мозги, не распрямились извилины. Помнишь, как мы с тобой спорили раньше о женской судьбе, о предназначении женщины. Так вот — ты была права. Сейчас я полностью с тобой соглашаюсь. Никогда бы не смогла я стать матерью пятерых детей и хорошей женой. Все равно бы заскучала. А сейчас мне вдруг так захотелось работать, учиться, чего-то стоящего достичь в жизни. Ты не представляешь, как сильно это желание!

Галина внимательно слушала и вдруг усмехнулась:

— Эту ситуацию можно определить так: из пункта А и пункта Б одновременно вышли два пешехода навстречу друг другу. Я ведь тоже собиралась сказать тебе при случае, что ты была права. Стыдно вспомнить, какой я была высокомерной, самоуверенной дурой. А теперь признаюсь честно: мне тоже порой хочется этого примитивного, маленького, будничного счастья.

Но этот раз пришел черед удивляться Варе. Галка вовсе не синий чулок. У нее есть ребенок, был муж и какая-то вихрем промчавшаяся страсть. И все же по глазам сестры Варя видела, что та не очень счастлива.

— Наверное, решение проблемы где-то на полпути, между пунктами А и Б, где встретятся путники, — предположила она и смущенно поспешила перевести разговор на другое.

Ей не терпелось рассказать сестре, какие грандиозные события назрели в ее жизни, еще недавно такой убогой, предсказуемой, неинтересной. Как трудно угадать свое призвание!

Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Ее скоропалительный брак и рождение Сержика заставили бросить институт. За эти годы истинное призвание созрело, окрепло и властно заявило о себе. С детства Варя шила — платья куклам, халатики матери и сестре, потом платья по выкройкам из «Бурды». Но больше всего ей нравились воплощения собственных фантазий. Все считали ее занятие очень полезным хобби и, возможно, прибавкой к скромному семейному бюджету в будущем.

Но Варе все больше нравилось шить. Она испытывала что-то вроде вдохновения, когда брала в руки красивую ткань и представляла себе будущее платье. Это представление требовалось запечатлеть. Варя хватала карандаш, лист бумаги и набрасывала будущий силуэт. Вскоре это стало привычкой. Варя даже завела специальный альбом, потом другой.

Она выбрала текстильный институт, хотя Ольге Петровне и Гале он казался слишком прозаическим. Когда на втором курсе началась специализация и объявили о наборе в группу модельеров, у Вари даже заныло сердце. Это была ее мечта. Скорее всего, несбыточная. На эти места претендовали выпускники художественной спецшколы. Она же в свое время не догадалась всерьез заняться рисованием. Родичи сватали ее в медицинский.

И все же Варя собрала две дюжины своих лучших рисунков и отнесла на конкурс.

— Варвар! Тебя взяли? — вскричала Галя, не поверив своим ушам. — Я знала, я всегда знала, что тебя ожидает великое будущее. Предчувствия меня никогда не обманывали.

Но Варя никогда не отличалась честолюбием. Великое будущее ее не манило. На лавры Кардена и Юдашкина она никогда не претендовала. Варя мечтала одеть самых обычных женщин, которые покупают себе обновки на многочисленных вещевых рынках — столичных барахолках. Скоро, скоро наступят цивилизованные времена, когда женщины станут регулярно посещать фирменные магазины одежды — «Наташа», «Ева», «Елена», — на каждой улице будет открыт такой маленький или многоэтажный «Женский мир». И из десятков моделей они смогут выбрать приглянувшийся костюм или платье. Это светлое будущее Варя и рисовала в своих мечтах.


Глава 23


Галя любит летать с Женечкой Голубевой.

Когда Женя на борту самолета, все внимание мужской части пассажиров устремлено на нее, а не на Галю, которую это внимание тяготит. Женечка не просто красавица, а ослепительная красотка. Непонятно, почему она не участвует в конкурсах красоты. Прими она в них участие — быть бы ей мисс Вселенной или мисс Галактикой.

И в самом деле, вторую такую красавицу не найти. Синие Женечкины глаза под темными длинными ресницами — истинно северные озера, губы — лук Афродиты, благородный, точеный нос, шелковистые каштановые волосы, туго схваченные простой аптекарской резинкой, лебединая шея, белоснежная кожа, изумительная фигура, словом, женщина — находка для поэтов!