— Без паники! — грозно крикнула она. — Все позади! Я буду выпускать по очереди! Не толпиться перед выходом! Мужчины, кто посильнее — прыгайте первыми! Будете принимать остальных внизу!

Она уже слышала сирены машин, мчавшихся через летное поле им на помощь...


Через день Галя с пластырем на лбу открыла дверь в палату Федора — и расхохоталась как сумасшедшая.

На первой кровати, с физиономией, выражавшей крайнюю степень отчаяния и злобы, с загипсованной ногой, подвешенной на кронштейне, лежал Р.

На второй, со сконфуженным лицом, обгоревшей сбоку шевелюрой и перебинтованной рукой, лежал Федор.

Не только ей, Гале, но им обоим, инвалидам, пребывающим во вражде, казалось, что эта ситуация проходит под рубрикой «Нарочно не придумаешь».

Оба соперника выглядели взъерошенными. Очевидно, между ними только что шла яростная перепалка, которую не могло остановить даже присутствие третьего лица.

— Представляете, девушка, — возбужденно обратился к ней Р., — этот тип меня спас! Он, видите ли, помог мне выбраться из горящего самолета!

— А что было делать, если вы потеряли сознание, а потом, придя в себя, ринулись к аварийному люку, прямо в огонь! — оправдывался Федор.

— Лучше бы мне сгореть! — подпрыгнул на кровати Р.

— Литература этого бы мне не простила! — мрачно отозвался Федор. — А вы, вместо того чтобы хныкать, благодарили бы судьбу если не за спасение, так за то, что она подбросила вам свежий сюжет! Это почище встречи Наташи Ростовой с умирающим князем Болконским!

— Вы так думаете? — желчно осведомился писатель, однако заметно успокоился. — А вы-то сами что от этого выиграете, скажите на милость?

— Я — ничего, — благодушно заверил его Федор. — В выигрыше останется ваш читатель. Вы разовьете мой отрицательный образ, с блеском намеченный в предыдущей вашей повести, до размера гротеска... Возможно, мое имя сделается нарицательным. Словом, ничто не препятствует вам свести со мной счеты, как Достоевскому с Тургеневым.

— Вы не Тургенев, — презрительно заметил Р.

— Да и вы, по правде сказать, не Федор Михайлович, — любезно отозвался Федор.

Гале это начало надоедать.

— Знаете, на кого вы сейчас похожи? — звонким голосом спросила она.

— На кого? — заинтересовались инвалиды.

— На Винтика и Шпунтика, травмированных после падения воздушного шара!

Федор радостно осклабился:

— Узнаю тебя, подруга моей ранней юности! Ты всегда стремилась занизить мой образ.

— А ты лез в герои, — упрекнула его Галя.

Федор удовлетворенно кивнул.

— Вот это и обидно, — снова подал голос Р. — Таким типам судьба, как нарочно, предлагает ситуации, в которых они могут проявить себя наивыгоднейшим образом, как герои, и явить всему миру свое разовое благородство. Тут живешь себе тихо, страдаешь над листом бумаги, стучишь на машинке — ничего героического! А эти вдруг застят своей мордой телевизионный экран, и пожалуйста — герой готов! Или вытащат своего врага из объятого пламенем самолета и тем самым поимеют героический поступок в биографии!

— Послушайте! — потерял терпение Федор. — Вы мне просто подвернулись под руку! И хватит приписывать мне свое спасение! Знал бы, что встречусь с вами в одной палате, честное слово, лучше бы вытащил из самолета свою авоську с боржоми!

— Я принесла тебе боржоми, — похвалилась Галя. — И яблок, и бананов!

— Сейчас он станет делиться со мной своим боржоми и опять поимеет в активе благородный поступок! — злобно проскрежетал писатель.

— И не подумаю! — возмутился Федор.

— Милая девушка! Дайте мне одну бутылку! — взмолился Р.

— Не давай ему ничего, Галка!

Галя протянула Р. бутылку, которую тот с ловкостью студента тут же откупорил о спинку кровати.

— Я вам это выставлю в счет, — предупредил его Федор. — И вы теперь обязаны написать в своей будущей повести, что ваш враг угостил вас бутылкой боржоми!

— Черта с два! — отозвался писатель. — Меня угостили не вы, а эта милая девушка... Кстати, девушка, в качестве ответной любезности позвольте дать вам совет: бросьте этого типа, который, имея счастье знать вас в своей ранней юности, увивался за другими юбками! Бегите от него прямо в Россию, сегодня же садитесь в самолет — и домой!

— Именно так я и собираюсь поступить, — смеясь, сказала Галя. — Слава богу, мои девушки не очень пострадали. Отделались синяками и ссадинами, только у Жени на большом пальце треснула надкостница... Вечером мы все улетаем в Москву.

— Жертв и разрушений не было? — допивая боржоми, справился Р.

— К счастью, обошлось. Экипаж эвакуировался. Некоторые пассажиры загорают в этой стране с переломами и вывихами...

— Так ты правда сегодня улетаешь? — с досадой спросил Федор. — Передай дочери от меня привет. Знаешь, мы с ней замечательно пообщались, она тебе не говорила?

— Не говорила.

— Она играла в твои игрушки, я их узнал, мишка Миша и жираф Маша. Я у нее спросил: «За что ты их любишь?» Люба показала мне проплешины на Мише и Маше и ответила: «Потому что они бедные». Я говорю: «Какие же они бедные, если ты их любишь?» Эта мысль показалась ей неожиданной и свежей...

— Еще бы! — с сарказмом подал голос Р. — Это же ваша мысль!

— ...и Люба просияла от счастья, поняв, что Миша с Машей не такие уж бедные, хоть и лысые. Представь, она бросилась меня обнимать... Неужели ты правда улетаешь?

Лицо Р. скривила злорадная усмешка.

— А вы рассчитывали, что эта милая девушка станет за вами ухаживать, как Наташа Ростова?

— Улетаю, — подтвердила Галя.

— Эх, а я-то рассчитывал жениться на тебе, — вздохнул Федор. — Считал, что обязан теперь, как честный человек, это сделать, после того как ты всех нас спасла...

— Он — жениться! — завопил Р. — Да кто вы такой, чтобы жениться! Женятся серьезные люди, это они создают семьи, а вы, герои, только и умеете, что играть с людьми!

Федор нахмурился:

— Послушайте, мне это надоело. Вы пользуетесь своим беспомощным положением. Сломанная нога служит вам щитом, и вы прекрасно понимаете, что я сейчас не могу намылить вам шею!

Галя поддержала Федора:

— В самом деле, перестаньте куражиться, господин писатель. Подождите моего ухода наконец.

— Ладно, — проворчал Р. — Но мы непременно вернемся к разговору о намыленной шее после того, как заживет моя нога. — И писатель отвернулся к стене.

Галя села на край кровати Федора. Он протянул ей здоровую руку, и она вложила свои пальцы в его ладонь. Галя чувствовала себя немного смущенной.

— Когда я снова тебя увижу?

— А когда тебя выпишут? — спросила Галя.

— Через неделю-другую.

— Вернешься в Москву — заходи.

— Вот так и пропадают хорошие девушки, — прокомментировал Р. и, уловив негодующее движение Федора, примирительно добавил: — Ну ладно, молчу, молчу.

— Ты меня будешь ждать? — понизив голос, спросил Федор.

Галя удивленно глянула на него. Удивление было немного наигранным, и она подумала, что Федор не мог не заметить этого.

— В каком смысле? — спросила она.

— В смысле — меня — будешь — ждать?

— Сейчас он вам сделает предложение, — снова не утерпел Р. — Умоляю вас, как отец, как старший товарищ, не выходите замуж за этого типа!

Федор, кивнув в сторону писателя, произнес:

— Много сегодня чепухи наговорил уважаемый инженер человеческих душ, но сейчас он точно выразил мое намерение... Что бы ты ответила, если бы я предложил тебе руку и сердце?

— Эту покалеченную руку? — протянула Галя. — Обручальное кольцо наденешь прямо на гипс?

— Шуткой не отделаешься, — Федор легонько сжал ее пальцы, — запомни это!..


Глава 24


Первой, кого увидела Галя в аэропорту Шереметьево, оказалась Таня Градова.

Все похолодело у Гали внутри — она совершенно не ожидала увидеть здесь Таню.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

Таня окинула ее быстрым взглядом, коснулась пальцем пластыря на Галином лбу.

— Ничего, все в полном порядке, — успокоила она Галю. — Ольга Петровна позвонила в Шереметьево, узнала, что ты сегодня прилетаешь, и поручила мне встретить тебя. Мы ведь не были уверены, что ты так дешево отделаешься.

У Гали отлегло от души.

— Почему тебе? — скованно спросила она.

— Олег в деревне, — спокойно объяснила Таня, приглядываясь к ней. — Он отправился туда своим ходом, на электричке. Ольга Петровна узнала, что машина в моем распоряжении, и позвонила, чтобы я тебя встретила. Мы ведь думали, что ты, чего доброго, в гипсе...

Галя рассмеялась:

— В гипсе не я. Со мной, как видишь, все обстоит вполне благополучно.

— Теперь вижу, — еще внимательнее присматриваясь ней, проговорила Таня. — А с кем обстоит не так благополучно? Кто оказался-таки в гипсе?

Танина прямота никогда не смущала Галю, но тут она несколько сконфузилась.

Ей показалось, что Таня откуда-то знает о Федоре, хотя это было невозможно.

— Да все нормально. — Галя изобразила на лице полное простодушие.

— Ты как-то странно выглядишь тем не менее, — как будто что-то подозревая, сказала Таня. — Помолодела... Это на тебя так авария подействовала... или что-то другое?

— Что другое? — стараясь скрыть смущение, спросила Галя.

— Вот и я думаю: что? — покрутила головой Таня. — Знаешь, в каком случае женщины молодеют?

— В случае пластической операции, — отводя глаза, сказала Галя. — Еще в случае подтяжки кожи в институте косметологии.

Взгляд Тани сделался еще более пристальным.

— Но поскольку тебе еще рано заниматься такими вещами, значит, секрет твоего помолодения в чем-то другом, — настаивала она.

Галя подумала: откуда такая проницательность и почему Таня не обладала ею прежде — возможно, тогда не произошло бы все то, что случилось с ними обеими... Но тут лицо Тани снова стало вежливо-безразличным, и она сказала:

— Ладно, пошли...

Но не успели они подойти к выходу, как их настиг голос из динамика:

— Галина Тихомирова, вас просят подойти к первой стойке.

— Интересно, зачем? — удивленно пробормотала Галя.

— Весьма интересно, — подтвердила Таня.

Как только они вдвоем подошли к указанной стойке, к Гале приблизился огромный букет желтых роз. Человека, который его нес, не было видно из-за цветов. Галя недоуменно посмотрела на это редкостное зрелище и невольно оглянулась — может, эти цветы предназначены кому-то другому? По губам Тани бродила многозначительная ухмылка.

— Вы Галина Тихомирова? — прогудел букет.

— Она, — подтвердила Таня, поскольку Галя растерянно молчала.

Молодой черноволосый человек выглянул из-за букета и вежливо спросил:

— Куда прикажете отнести цветы?

— От кого это? — ничего не понимая, спросила Галя.

Таня же насмешливо произнесла:

— Сейчас выясним...

Похозяйничав в букете, она извлекла из него глянцевую визитную карточку.

— «Федор Витальевич Ступишин, дворник», — вложив в голос все ехидство, на которое только была способна, прочитала Таня. — Интересное знакомство. Дворник! Я знаю известного тележурналиста Федора Ступишина... И вот выясняется, у него есть тезка!

Галя вспомнила эту визитку.

Когда-то, в девятом, кажется, классе, Федор подрядился работать дворником в том квартале, где жила его семья. Он объяснил это намерение тем, что хочет беспрепятственно каждый день встречать рассвет. Работа настолько пришлась ему по душе, что очень скоро к обязанностям дворника Федор присоединил обязанности садовода, разбил во дворах клумбы, обнес их кирпичом, посадил под окнами домов дикий виноград. У его отца был приятель в издательстве «Молодая гвардия», ему-то Федор и заказал сотню визитных карточек, которые щедрой рукой раздавал одноклассникам. И вот, как выяснилось, не все раздал...

— Дворник, — продолжала разглагольствовать Таня ехидным голосом. — Дворники нынче неплохо получают... Букет потянет на пару миллионов... Или я ошибаюсь, молодой человек? Что вы там прячетесь за веником?

— Я не прячусь, — вежливо произнес букет.

— Но откуда все это? — вырвалось у Гали.

Букет с достоинством ответил:

— У Федора Витальевича повсюду есть друзья. И они всегда готовы выполнить его поручение...

Таня продолжала разыгрывать удивление:

— Подумать только, как нынче преуспевают дворники! Куда до них летчикам международного класса! У летчиков нет таких связей... Вы из цветочного магазина, молодой человек? Я не ошиблась?