Она старалась не допускать своим мыслям уноситься к Маркусу, но иногда ничего не могла с этим поделать. Это, конечно же, были конкретные, личные воспоминания: впечатляющие навыки Маркуса как фельдшера и массажиста, его обращение к ней за советом по поводу незаконченных текстов песен, их «случайные» посиделки в автобусе – но больше всего она вспоминала настроения и эмоции. Она нигде, кроме как рядом с ним, не чувствовала себя настолько живой, настолько спокойной, настолько самой собой. Она никогда не была окружена такой нежностью и лаской. Иногда она спрашивала себя, доведется ли ей встретить когда-нибудь мужчину, хоть немного похожего на Маркуса Троя.

«Признайся уже», – думала Райан. – «Ты любишь его. Ты все еще любишь его».

Райан совершенно не чувствовала себя одинокой. Она была рада, что у нее есть какое-то время для осмысления того, что произошло – она почти наслаждалась возможностью наказывать себя, снова и снова перебирая в памяти события лета – и весь сентябрь она пыталась разобраться, удалось ли спасти бы их отношения с Маркусом, если бы она поступила по-другому. Она знала, что СМИ, конечно, набросились бы в случае любого намека на отношения между Маркусом и няней – избитый сюжетный ход был слишком хорош для того, чтобы пройти мимо. Но разве она сама, в некотором смысле, не подлила масла в огонь? Маркус не был мастером самоконтроля, но Райан всегда думала, что сама она была. Почему она позволила представителям семейства Троев – двух ее поколений – затащить ее на сцену, и не один раз, а дважды? И почему она опустилась до уровня Джейси Ричардс, не говоря уже о Бенджамине Литтле? Райан никогда не была неуравновешенной личностью, и то, что она позволила этим двоим спровоцировать ее, до сих пор приводило в шок.

На третьей неделе октября Райан решила сделать пробежку за пару часов до заката. Она заканчивала третью петлю вокруг поля для гольфа парка Лесли в довольно быстром темпе – 1,609 км за восемь минут и двадцать секунд, – и собиралась уже бежать через лес. Деревья преображались ежедневно, и ей нравилось наблюдать за изменениями. Сегодня последние зеленые листья исчезли, их заменили ослепительные желтые, оранжевые и рыжевато-коричневые, и пока она рассматривала невероятный лесной покров, сомкнутый над ней, пришлось напомнить себе о необходимости следить за случайными камнями и корнями деревьев на своем пути. Если она подвернет лодыжку здесь, в Энн-Арборе, то под рукой у нее не будет рок-звезды, чтобы позаботиться о ней.

Проверив свои результаты, Райан выбежала из леса и набрала скорость, направляясь к озеру Лила. Она действительно улучшила свое время, бегая вокруг поля для гольфа, и была на пути к тому, чтобы побить свой личный рекорд. Завершая второй круг вокруг озера, она набирала скорость с каждым шагом. Ей не хотелось замедляться, не тогда, когда она набрала такой темп, но было понятно, что если она продолжит бежать, то, вероятно, не сможет остановиться и опять пробежит мимо этого чертово дома.

Первый раз, когда она оказалась на Эйвон-Стрит, это вышло абсолютно случайно. Райан видела Крейн Хаус на планшете Маркуса только один раз. Она забыла адрес и даже не собиралась искать его в Гугле. Она была не из тех, кто будет себя мучить – или она так думала.

Но как-то раз в конце сентября она пробегала около дома, спрятавшегося в самой обычной пригородной местности, и, словно увидев призрак из своих снов, остановилась как вкопанная. Сначала она подумала, что это может быть и не Крейн Хаус, но перед домом была табличка с объявлением о продаже. Не в силах сдержать себя, она шла по газону, и почти повернула обратно, когда датчик движения включил фонари и осветил каменную дорожку, ведущую к входной двери. Она продолжала идти, прикрыв глаза от яркого света и, вглядываясь в одно из окон справа от двери.

Было семь часов вечера, и внутри довольно темно, но это определенно был Крейн Хаус. Похоже, сейчас там никто не жил, но скудная обстановка, светильники, кухонный остров – все было точно таким же, как и на сайте. Она даже видела дверь в комнату, которая должна была стать ее рабочим кабинетом. Зная, что это чистый мазохизм, она вообразила себя, работающей за маленьким старинным письменным столом, который она видела на снимке, а дом в это время был бы наполнен звуками голоса Маркуса и акустической гитары.

Испытывая боль и тоску, Райан повернулась и оказалась перед брюнеткой средних лет в брючном костюме, покачивающей связку ключей с брелоком Мичиганского университета.

— Интересует? — спросила женщина.

Райан, чей легкий костюм для бега больше подходил для тренировок в бабье лето, чем для экскурсий по ретро-архитектурным достопримечательностям, поняла, какой глупый вид она, должно быть, имела в глазах агента недвижимости.

— О, нет. Просто... я когда-то читала про этот дом и узнала его, когда пробегала мимо.

— Ты, должно быть, будущий архитектор? Учишься в Мичиганском университете?

— Нет, нет. Ну, да, я студентка, но это не моя специальность.

— Тогда у тебя есть нюх на красивые дома. Это настоящая жемчужина. Дом спроектирован Дином Робертом Меткалфом в 1953 году. Это был его первый заказ в Энн-Арборе, и это один из моих любимых домов в этом районе. В продаже только месяц или около того. Хочешь посмотреть его?

— О, нет. Может, в другой раз. — Райан было очень неудобно, и она не могла дождаться, чтобы убежать. Но ей просто необходимо спросить. — Кто-нибудь клюнул на него?

Агент посмотрела налево и направо от нее и прошептала:

— Ты поклонница рок-музыки?

— Вроде как, — сказала она. Тема была слишком сложной, чтобы влезать в нее.

— Им интересовался Маркус Трой. — Райан улыбнулась, соглашаясь, но не стала расспрашивать. — Маркус Трой.

— Вау.

Агент пожала плечами.

— Но я думаю, он просто прощупывал почву. После первого звонка я больше с ним не говорила, и он перестал отвечать на мои письма.

— Очень плохо, — сказала Райан. — Не повезло.

— И не говори, — согласилась агент.


Пока Райан преодолевала Вилоутри-Лэйн, она говорила себе, что надо все это прекратить, вернуться домой и немного позаниматься. На сегодня все. Пора сделать вполне заслуженную передышку. Но Эйвон-Стрит была так близко, и она ничего не смогла с собой поделать. Она продолжала бежать – ей это было просто необходимо.

Какой еще у нее был выбор? Она и Маркус зашли в тупик. В последний раз, когда она его видела, он ясно дал понять, что ни за что не перестанет заниматься любимым делом лишь для того, чтобы остаться с ней. И она никогда не помышляла просить его прекратить писать музыку – он был тем, кем он был. Но в тоже время и она не собиралась отказываться от своей мечты. Она не планировала стать домохозяйкой или просто группи – это не то, кем была она.

С тех пор, как она в первый раз наткнулась на агента по недвижимости, Райан всегда, когда находилась около Крейн Хауса, старалась перебежать на противоположную сторону улицы. И она, разумеется, не заглядывала снова в окна – не хотела, чтобы подумали, что она была какой-то маньячкой (хотя тот, кто следил за пустым домом, был, безусловно, сумасшедшим совершенно другого рода). Ее привычкой стало просто пробежаться по Эйвон-Стрит, увидеть знакомый знак «Продается» во дворе и продолжить путь дальше.

Сегодня все было как всегда, и как только Райан увидела с расстояния около ста метров табличку, то почувствовала ту же смесь жажды и облегчения и спрашивала себя в сотый раз, как получилось, что это превратилось для нее в увлекательный ритуал. Но когда она подошла ближе, то увидела, что табличка была другой. Кто-то написал поверх слов «Продается» гораздо более определенное объявление: «Продано».

Ругая себя и надеясь, что, наконец, сможет оставить Маркуса в прошлом, Райан повернула около дома назад. Она заставила себя думать о чем угодно, только не о нем – об огромном объеме работ, который ждал ее сегодня вечером, о еде, которую ей необходимо приготовить, о пробежке, на которую собиралась пойти завтра утром. Она побежала быстрее, надеясь, что любой, кто пройдет мимо нее по улице, по ошибке примет ее слезы за капли пота.

Меньше чем в двухстах метрах от нее, она заметила большой, бросающийся в глаза, автомобиль, припаркованный на стоянке возле жилого комплекса. Был вечер пятницы перед днем Колумба, и на стоянке оставалось лишь несколько машин, но даже если бы она была полностью заполнена, этот чудовищный автомобиль выделялся бы среди всего. Кричаще золотой, выцветший до броского оттенка горчицы, который был в моде за пару десятилетий до рождения Райан, кабриолет с брезентовым складным верхом кремового цвета больше напоминал лодку, чем машину. Размышляя, где она могла видеть его раньше, Райан увидела, как с места водителя поднялся мужчина. Он был одет в джинсы, ковбойские сапоги и белую рубашку, расстегнутую до середины груди.

Райан перешла на медленный темп и остановилась чуть меньше, чем в десяти метрах от Кадиллака Эльдорадо 1973, вытащила свой телефон из чехла-нарукавника и проверила статистику: 16,5 километров за восемьдесят минут. Она побила свой рекорд.

Райан положила телефон в карман шорт, отерла лоб напульсником, и как можно спокойнее пошла к машине и ее красавцу-водителю, который стоял, как всегда, самоуверенный, скрестив в лодыжках ноги, в очках-авиаторах, переливающихся в последних лучах заходящего солнца. На его лице застыла кривая улыбка мультяшного ковбоя, а его взгляд имел столько власти над ней, как никогда до этого.

На миг, когда между ними было около 5 метров, она попыталась придумать что-то резкое, какой-нибудь остроумный сценарий, который задаст тон тому, что должно было произойти. Но ничто подходящего и саркастического не смогла себе представить. Вместо этого, она слышала только голос отца, чьи мудрые слова в кризисных ситуациях, возможно, не были полностью оригинальны, но всегда были подходящими: «Слушай свое сердце».

Она подошла к нему, чеканя шаг. Он был здесь, после шести недель. Он приехал к ней, потому что не мог перестать думать о ней больше, чем она могла о нем. Она слушала свое сердце, колотящееся так сильно, как будто она бежала спринтерскую дистанцию, и оно не давало ей никаких однозначных ответов. Да, было удивительно, что он проделал такой далекий путь сюда из Монтаны, но это не значило, что все вопросы между ними были решены. Она не позволит сбить себя с ног. Но она выслушает то, что он скажет.

Маркус снял очки и натянул их на голову. Он улыбался с чувством глубокого удовлетворения, как будто вернулся после долгого, трудного путешествия в чужих, незнакомых землях домой и нашел все, что любил, нетронутыми. Когда их глаза встретились, знакомая дрожь пронзила насквозь ее позвоночник, хотя она и попыталась подавить ее.

— Так приятно видеть тебя снова, — сказал он.

— Маркус, я не уверена, что это хорошая идея.

Второй раз сегодня ей хотелось, чтобы она не вела разговор в своей мокрой одежде для бега, хотя, конечно, в присутствии Маркуса это случилось впервые.

— Пожалуйста, — попросил он. — Мне так много нужно тебе сказать.

И снова прозвучали слова ее отца: «Просто выслушай его, Райан. Он проделал весь этот путь. Выслушай человека».


Маркус дал ей время принять душ и переодеться – она не собиралась вести с ним задушевные беседы, когда с ее лба лил пот, а волосы выглядели как мокрое крысиное гнездо – и через несколько минут она вышла из квартиры в ржаво-оранжевой блузке и ее любимых джинсах.

— Боже, ты великолепно выглядишь, — сказал он, пока придерживал для нее дверь машины.

— Маркус, пожалуйста, — ее сердце трепетало. Маркус был так близко, что она могла чувствовать его запах. Но все, что она сказала: — Ты пришел поговорить? Давай поговорим.

Он ездил по Геддес-Авеню, местность ему была, разумеется, незнакома. Но им не нужен был конечный пункт, не сегодня.

— Я снова и снова прокручиваю в своей голове все, что с нами произошло, — сказал он. — И ты оказалась права.

— В чем?

— Во всем, — он сделал глубокий вдох. — Во-первых, заставить тебя подняться на сцену в тот вечер было ужасной идеей.

— Полностью с тобой согласна.

— Я был в такой эйфории из-за слушаний об опеке, что перестал трезво мыслить. Я хотел поделиться со всем миром, рассказать всем, как сильно я… — он сделал паузу.