Но после того как он покинул Шотландию, возникла еще одна вопиющая проблема – играть роль своего умершего брата роялиста. Она всякий раз напоминала ему, что он уже никогда не увидит Энтони Гамильтона. До тех пор, пока война не разбросала их по разным лагерям, они с Энтони были близки. Они являли собой родственный союз против одиночества, когда росли вместе и воспитывались при королевском дворе, узком замкнутом кругу, отгороженном от окружающего мира.

Родители были добры к ним, старший Гамильтон рассчитывал на свое место в свите короля, позволявшее ему поддерживать семью, он был преданным придворным, но статус не позволял ему показывать свою нужду в чем-либо. Все свое время он проводил в покоях короля, совершенно не оставляя места для семьи.

Когда братья подросли, Филиппа стало беспокоить постоянное отсутствие отца, при виде одиночества матери в нем вскипало негодование, и королевский двор постепенно становился его злейшим врагом. В то время, когда Филипп поклялся себе, что придворные интриги и политика не коснутся его, как опасная болезнь, Энтони начала затягивать эта жизнь все больше и больше.

Он сблизился с необузданной компанией молодых денди, стал приходить домой за полночь и в довольно веселом настроении, хвастливо рассказывал о своих ночных похождениях, без излишнего стыда расписывал романтические картины юношеских побед своему младшему брату. Поглощенный непрерывными придворными интригами, не оставившими его даже в ссылке, Энтони ушел из жизни незаметно и бесславно.

И вот теперь, несмотря ни на что любя его и потеряв, Филипп обязан был играть его живым и невредимым, якобы прошедшим ссылку и вернувшимся в родное гнездо. Эта тяжкая повинность гнетом висела у него над душой и причиняла неизъяснимую постоянную боль.

В минуты душевных мук ему еще ненавистнее казался гнусный план Эдгара Осборна.

Филипп посмотрел на небо, желая определить, сколько уже он ждет этого презренного человека, но тучи закрыли луну и звезды густой завесой. Его спасло внутреннее ощущение времени, он определил, что прождал более получаса. Осборн мог заблудиться, мелькнула мысль, и он почувствовал некоторое облегчение, что побудет без лондонца.

Но при мысли, как он дошел до такой жизни, гнев снова вскипел в его душе – усилием воли Филипп направил мысли в другое русло. В сознании мелькали обрывки разговоров об Эйнсли и о собственности, потом внимание переключилось на встречу с лордом Стразерном и его дочерьми. Он задержался на воспоминаниях об Алисе Лайтон.

Представил, как Алиса склонилась над озером, стараясь привести в порядок растрепанные волосы, увидел отраженное в воде прекрасное лицо, озаренное смехом, потом – как она сидела на вздыбившейся лошади, пытаясь удержаться с ловкостью опытной наездницы, как побледнела от напряжения и страха перед явным падением. И как он спас ее, и как удивительно ей было хорошо в его объятиях. Ее смех так противоречил ее страху перед лицом опасности, что все это никоим образом не сочеталось с его представлением о женщине-роялистке.

Филипп хотел знать, была ли Алиса такой чистой и порядочной, какой казалась, или это – маска, за которой скрывается лицемерная леди-роялистка, подобная тем, от которых в свое время немало натерпелся его отец.

Где-то рядом хрустнула веточка. Филипп молниеносно переключился на реальность. Он насторожился, быстро шагнул в тень старых деревьев и стал всматриваться в темноту. В густой мгле вряд ли можно было что-то разглядеть, но он различил очертания приближающегося всадника. Скрытый во тьме Филипп ждал, пока пришелец подъедет поближе.

Сэр Эдгар Осборн крадучись въехал в старые заросли, похоже, он ненавидел лесные массивы. Ругательства вырвались из него, когда Филипп появился из-за деревьев и встал за его спиной.

– Черт побери, Гамильтон! Какого черта вы играете со мной?!

– Я просто принял меры предосторожности, сэр Эдгар. За вами не следили?

Осборн был сыт по горло этой, с позволения сказать, увеселительной прогулкой, поэтому выглядел раздражительным. Он держал переброшенной через руку темную шерстяную накидку, которую носил поверх камзола и узких кюлот.

– Нет, черт побери! Этот проклятый подлесок до того густой, что я не представляю, как здесь можно следить за кем-нибудь.

Не скрывая пренебрежения, Филипп наблюдал, как Осборн слезает с лошади.

– Нет необходимости видеть вас напрямую, Осборн, достаточно слышать, сколько вы наделали шуму, – им можно разбудить всю округу. Я услышал вас, когда вы находились еще за милю отсюда.

– В самом деле? – высокомерно возмутился Осборн. Он не любил, когда его критиковал кто-нибудь, кого считал мелкой сошкой, и перевел разговор на другую тему: – Давайте, я послушаю ваш отчет, и уйдем отсюда. Я бы хотел лечь в постель до восхода солнца.

Филипп вновь ощутил ненависть к этому ничтожному человеку, который пытается выглядеть диктатором.

– Мне особенно нечего докладывать. У меня нет доказательств того, что ведущие роялисты округа связаны с Тайным Союзом, хотя я, возможно, и считаю, что они связаны с ним. Я не могу доказать, что они готовят переворот, чтобы сбросить Ричарда Кромвеля. Мы поговорили с лордом Стразерном, и он, кажется, готов поверить, что я – роялист, вернувшийся из ссылки. И если он признал меня, значит, это сделают все остальные в округе, и я смогу заняться сбором сведений о Тайном Союзе и его деятельности.

– У вас нет времени для этого, – резко ответил Осборн.

– Как так? – удивился Филипп.

– Наши агенты из мест, где обитает Чарльз Стюарт, сообщили, что некоронованный наследник больше не доверяет джентльменам из Тайного Союза. Из-за этого он решил пренебречь Тайным Союзом и напрямую послать доверенных лиц в Англию. Миссионерам поручено узнать, возможно ли еще одно восстание. Несомненно, что местные приверженцы Чарльза оповестили его, что Ричард Кромвель обладает далеко не той репутацией, как его отец, и поддержка у него не та. Чарльз намерен убедиться, насколько это соответствует действительности, прежде чем начать действовать.

– Поведение мудрого человека, – непосредственно вырвалось у Филиппа.

– Или труса, – презрительно заключил Осборн. Филипп молчал. Он не собирался спорить с Осборном.

– Вам известно, когда прибудут эти агенты?

– В течение месяца, – Осборн подавил волнение и добавил: – И я знаю имя человека, которого посылают в этот район.

Насмешка, а может быть, восторг, с которым Осборн произнес эти слова, насторожили Филиппа и подготовили выслушать что бы то ни было. Как бы между прочим он поинтересовался:

– И кого же посылают в Западный Истон?

– Томаса Лайтона.

Филипп прислонился к широкому стволу дерева. Его небрежная поза и задумчивый голос не выдавали биения сердца.

– Могут возникнуть проблемы. Я уверен, что Томас Лайтон, находясь в ссылке, знал моего брата и должен знать, что Энтони умер. И если предположить, что мимо его ушей прошли факты о моей поддержке парламента, он спросит, почему я создаю видимость пребывания в ссылке вместе с молодым Чарльзом Стюартом.

– Вы так думаете и при этом так чертовски спокойны?

Филипп выпрямился:

– А что бы вы хотели, чтобы я делал, Осборн? Кричал от ярости и рвал на себе волосы?

– Ликвидировал Томаса Лайтона.

Слова обрушились на него, как внезапный удар.

– Ликвидировал? Что, черт побери, вы имеете в виду?!

Осборн торжествовал, так как ему наконец-то удалось вывести из равновесия аристократически выдержанного Филиппа Гамильтона.

– У вас есть неделя, может быть, две, и если вам повезет, около месяца – проникните в местную организацию роялистов. Мы уверены, что ее возглавляет лорд Стразерн.

– Ну? И какое это имеет отношение к тому, что мне грозит опасность быть публично разоблаченным?

– Выясните, когда должен прибыть в Англию Томас Лайтон, а я позабочусь, чтобы ему никогда не встретиться здесь со своими союзниками. Таким образом, он не будет представлять для вас никакой опасности.

– Прекрасный план, – Филипп вновь овладел собой, – но невыполнимый. Лорд Стразерн – смышленый человек, более того, очень осмотрительный. Даже если он примет меня, как роялиста, то не выдаст такой важной тайны, как место и время прибытия в Англию королевского посланника.

Осборн самодовольно усмехнулся:

– Нет, но его дочь сделает это, если вы ее благоразумно попросите.

– Его дочь?!

На губах Осборна все еще играла отвратительная улыбка.

– Нам известно, что лорд Стразерн без ума от своей дочери. Он открывает ей массу секретов, которые не нужно было бы рассказывать. Не похоже, чтобы эту тайну он смог скрыть от нее.

Филипп понимал, что Алиса была прекрасным средством, чтобы войти в доверие к лорду Стразерну, выяснить побольше о местных роялистах, но ему не понравилось, что эта мысль прозвучала из уст Эдгара Осборна. С негодованием он сказал:

– Чего вы хотите от меня? Чтобы я совратил девушку?

– Почему бы и не доставить себе такого удовольствия? Я считаю, что госпожа Алиса по-своему весьма привлекательна.

Схватить Осборна за глотку и собственными руками задушить его – таково было страстное желание Филиппа, но он сдержался, презрительно отвернулся и пошел к своей лошади, стоявшей на привязи неподалеку. Он вывел лошадь на поляну, запрыгнул в седло и просто сказал:

– Я свяжусь с вами, когда появятся какие-нибудь новости.

Не дожидаясь ответа, он направил лошадь в густой подлесок. И сумел расслабиться лишь тогда, когда лесная чащоба полностью поглотила его.

Филипп казнил себя: как он мог допустить, чтобы Осборн вторгся в его мысли и чувства. Пока он был загадкой для Осборна, тот не мог ничего использовать против него. Показав свое негодование, он этим самым позволил Осборну заглянуть поглубже в его душу, и Филипп не сомневался, что при удобном случае Эдгар воспользуется этим.

Теперь уже ничего нельзя было поделать, разве что тщательно скрывать свои чувства в дальнейшем. Он твердо сжал губы. Сознавая, как ненавистен ему этот клубок лжи, Филипп пытался найти выход. Ему было необходимо обеспечить преимущество своих желаний над чьими бы то ни было.

Взволнованный и обеспокоенный тем, что его могут услышать, он сдержал свою лошадь и пустил ее тихим мягким шагом, пока не въехал в парк возле Эйнсли Мейнор. Только здесь он позволил жеребцу размять ноги в галопе. Смена движения подарила и ему ощущение свободы, мысли стали спокойнее, а возникшие проблемы более разрешимыми.

Чертовски плохо то, что агент короля, прибывающий в Западный Истон, – Томас Лайтон. Филипп не хотел признавать этого, но Осборн был прав – ему надо будет предпринять что-то, чтобы Лайтон не узнал, что он – самозванец. Но что?

Добиться информации от Алисы Лайтон – это не выход из положения. Она была смышленой, наблюдательной и критичной – эти качества, по мнению Филиппа, делали ее опасной. Она начнет задумываться, почему он задает такие вопросы, и вскоре догадается, что Филипп Гамильтон не просто подданный короля Чарльза, за кого себя выдает.

Была еще одна веская причина, чтобы Филипп отказался использовать Алису, как предлагал Осборн. Даже за короткое время их знакомства он почувствовал, что Алиса Лайтон – человек твердых убеждений и глубокой веры. Она будет страдать, когда узнает, что причиной ареста ее брата были неосторожно сказанные ею слова. Филипп не мог подвергнуть ее такому жестокому испытанию.

Нет, он должен найти какой-то другой способ, чтобы обезвредить Томаса Лайтона.

На вымощенном сланцем дворе, где разместились конюшни Эйнсли, глухо раздавался цокот копыт. Филипп спешился и повел своего черного атласного жеребца к пустому стойлу, там он быстро причесал его, снял седло и уздечку.

На скотном дворе стояла тишина, и никто из слуг даже не шелохнулся, пока он работал. Это разозлило его и заставило забыть навязчивый вопрос – что делать с Томасом Лайтоном? Вор легко смог бы прийти и украсть всех лошадей, и ни один конюх даже не знал бы, что происходит. Это лишний раз доказывало, что Западный Истон – спокойное место, не пригодное для преступных действий.

Но это вскоре могло измениться.

* * *

– Сэр Филипп Гамильтон к мисс Алисе! – дворецкий неторопливо наслаждался удивлением на лице Алисы, потом ласково посмотрел на госпожу.

– Где ты его оставил, Дженкинс? – спросила Абигейл.

– В Королевском салоне, – госпожа, – Дженкинс помолчал, потом тихо добавил: – Я подумал, что вы захотите, чтобы он был потрясен.

Улыбка, мелькнувшая на лице Абигейл, быстро исчезла. Она оглянулась на Алису.

– Твой отец сообщил, что сэр Филипп просил позволить ухаживать за тобой…

– Неужели? – перебила Пруденс, широко раскрыв глаза от удивления. Она повернулась к сестре: – Алиса, папа говорил тебе об этом?

Абигейл спасла Алису от ответа, строго сказав:

– Довольно, Пруденс! Дженкинс, скажите сэру Филиппу, что мы выйдем к нему. Да, и найди лорда Стразерна. Он должен знать, что пришел сэр Филипп.