— Я только… боюсь, что… совершу ошибку, — погрустнела Ева.

— С чего бы тебе совершать ошибки? — возразила Леонида Лебланк. — Просто будь собой, но помни, что ты очень правильная, чопорная англичанка, и тебя смущают грубые комплименты.

Она минуту помолчала, а потом внушительно добавила:

— И ты никогда не позволяешь мужчинам прикасаться к тебе.

— Прикасаться ко мне? — удивленно переспросила Ева. — Бы имеете в виду, что… им нельзя держать мою руку?

— Я имею в виду, что им нельзя целовать тебя!

— Не представляю, чтобы кто-то захотел меня поцеловать, если знает меня недостаточно хорошо, — возразила девушка.

— Нет, конечно, да у них и не было бы такой возможности, если бы тебя сопровождала твоя мать.

Ева испуганно посмотрела на француженку.

— Я… я не подумала об этом… и конечно, мсье Бишоффхейму и лорду Чарльзу покажется… странным, что я живу в своем доме на Сент-Оноре одна, без компаньонки?

— Именно это я и собиралась тебе сказать. Ты ни в коем случае не должна раскрывать им, где именно ты живешь и что живешь одна.

Глаза Евы расширились, а француженка продолжала:

— Говори убедительно, что приехала сюда с тетей, но та сейчас лежит с простудой и потому не может принимать гостей.

Выдержав паузу, Леонида добавила:

— И ты тоже не можешь, поэтому, если какой-то мужчина выразит желание прийти к тебе домой, ты очень вежливо объяснишь, что это было бы нехорошо, так как твоя тетя больна.

— Да, конечно… я понимаю, — пробормотала Ева. — Как глупо, что я не подумала об этом раньше.

«На будущее это надо учесть и быть осторожной», — мысленно сказала она себе при этом.

Но девушке как-то не верилось, что она встретит много мужчин, которые захотят ее навестить.

Если же захотят, ответ есть.

Леонида Лебланк отпила еще глоточек из своего бокала.

— Сейчас я вызову Жози и объясню, что я от нее хочу. А также отдам тебе запонку.

С этими словами она позвонила в колокольчик у кровати.

Через несколько секунд дверь отворилась, и в комнату вошла горничная — женщина лет сорока, в черном платье с крошечным белым фартучком, отделанным кружевом.

Она немного удивленно взглянула на Еву и подошла к хозяйке.

— Жози, — представила мадам Лебланк, — это дочь сэра Ричарда Хиллингтона, которому, — помнишь? — стало плохо здесь неделю назад.

— Да, мадам, конечно, помню. Бедный джентльмен! Мне было так жаль его.

— Ну, очевидно, это его запонку мы нашли тогда, — сказала Леонида. — Я хочу, чтобы ты вернула ее мисс Хиллингтон, а еще я хочу, Жози, чтобы ты пошла с моей гостьей к ней домой и посмотрела ее платья.

Теперь горничная точно удивилась, и Леонида Лебланк пояснила:

— Л поручила мисс Хиллингтон маленькое задание, которым она обяжет меня, но, чтобы выполнить его, она должна быть одета соответствующим образом.

Жози с любопытством посмотрела на черное платье Евы, а ее хозяйка продолжила:

— Ей требуется что-то нарядное, но очень изысканное для завтрашнего обеда. Ты понимаешь, Жози. Она — jeune fille и ни в коем случае не должна быть вульгарной.

— Я знаю, что нужно мадемуазель, — ответила горничная. — Когда я служила у жены посла, я три года провела в Англии. О, мадам, вы не представляете, эти английские jeune fille такие немодные, скучные и бесцветные!

Она обращалась к своей хозяйке по-французски, думая, вероятно, что гостья ничего не поймет.

Но Ева рассмеялась.

— Мадемуазель прекрасно говорит по-французски, Жози, — объяснила Леонида Лебланк.

— Простите, мадемуазель, — смутилась горничная. — Л не хотела вас обидеть!

— То, что вы сказали, — чистая правда, — успокоила ее Ева. — Моя мама была француженкой и часто говорила то же самое!

Поняв, что оговорилась, девушка взглянула на мадам Лебланк.

— Ошибка, — покачала та головой. — Здесь это не страшно, но помни, в будущем следует быть очень внимательной. Твоя мать была англичанкой, а отец — французом.

— Я… я буду помнить, — пообещала Ева.

— Поторопись, Жози, и надень капор, — приказала Леонида. — Тебе еще нужно вернуться, чтобы помочь мне одеться.

— Mais оui , мадам, я быстро. Она вышла из комнаты, и Ева встала.

— Не знаю, как и благодарить вас.

— Ты отблагодаришь меня, если сделаешь в точности то, что я тебе сказала, — ответила француженка. — Лорд Чарльз — мой друг и я хочу сделать ему приятное. Я также хочу помочь тебе в память о твоем отце. И все это вместе, так сказать, очень трогательно.

— Да… да!.. — согласилась девушка.

Она пожала руку мадам Лебланк, а потом вдруг наклонилась и поцеловала ее в щеку.

В первый момент француженка казалась удивленной. Затем она улыбнулась:

— Ты очень мила и, надеюсь, когда-нибудь выйдешь замуж за кого-то такого же приятного, каким был твой отец, и будешь очень-очень счастлива.

— Это то, чего я всегда хотела, — ответила Ева.

Глава 3

В целом Жози вполне лестно отозвалась о платьях Евы.

Они очень простые, но, как сказала горничная, именно такие требуются для jeune fille.

Однако Жози не была бы француженкой, если бы не захотела их немножко оживить.

Ева восхищенно смотрела, как преображается под руками горничной ее гардероб.

Бант на плече, кружево вокруг рукавов и несколько шелковых цветов на подоле превратили совсем заурядные платья в модные туалеты, которые вполне могла бы носить юная француженка.

— Спасибо, спасибо вам, — поблагодарила Ева.

Посмотрев на часы, Жози сообщила, что должна вернуться к мадам Лебланк.

Элегантность дома на Сент-Оноре явно произвела впечатление на француженку. Но еще раз оглядевшись, Жози заметила неодобрительно, будто старая ворчливая няня:

— Вам не следует жить здесь одной, мадемуазель!

— Но я очень счастлива, хоть и скучаю без отца, — запротестовала Ева.

— Vous etes tres belle , и вам нужна компаньонка.

— Я уже обещала мадам, что буду вести себя осмотрительно, — защищаясь, ответила девушка. — Я сделаю вид, что моя очень строгая тетя лежит в постели с простудой.

Жози засмеялась:

— Мадмуазель очень умна, но вы еще так молоды.

— Я повзрослею, — сказала Ева, — а если будет слишком трудно, я вернусь в Англию.

Девушка не совсем точно представляла себе, что она подразумевает под «слишком трудно», но это каким-то образом было связано с мужчинами, которые захотели бы поцеловать Еву.

С мужчинами, от которых предостерегала ее Леонида Лебланк.

«Когда я выполню то, что требуется лорду Чарльзу, — утешила себя девушка, — то больше не стану встречаться ни с какими светскими людьми. Я буду ходить в музеи и попробую написать картины, которые удастся продать».

Поразмыслив об этом, Ева решила, что живопись — единственная возможность для нее заработать деньги и держаться подальше от мужчин.

Мама хвалила ее акварели.

Как-то Ева попробовала свои силы в живописи маслом и после многих ошибок написала вполне приличный портрет.

Это был портрет… лошади.

— Может, удастся выкроить деньги на уроки? Ведь в Париже много художников, которые могут поучить меня, — вслух подумала девушка, но тут же сообразила, что связываться с художниками, поэтами и писателями, живущими на левом берегу Сены, гораздо опаснее, чем иметь дело со светским обществом, которым наслаждался ее отец.

— Остается только, как и папа, надеяться, что «что-нибудь да подвернется», — философски заметила Ева.

Однако она была так возбуждена перспективой заработать кучу денег, что никак не могла заснуть.

Лишь на рассвете девушка наконец задремала, и ей приснилось, что она скачет на лошади по беговой дорожке, а за ней гонится множество незнакомых мужчин, тоже верхом на лошадях.

Ева проснулась и посмеялась над своим сном.

Одеваясь, девушка чувствовала себя в приподнятом настроении, как будто сегодня должно случиться что-то необыкновенное.

В то же время она ужасно нервничала, вдруг сделает что-нибудь не то.

Встав на колени у кровати, Ева прошептала:

— Пожалуйста… папа… помоги мне! Ты знаешь, что за люди лорд Чарльз и мсье Бишоффхейм. Не дай мне сказать… ничего, что… разрушило бы планы мадам Лебланк.

Поднявшись с копен, она тщательно причесалась и надела выглаженное Жози платье.

В этом белом платье с широкой юбкой и тесным лифом, который плотно облегал ее стройную фигурку, Ева выглядела, сама того не сознавая, очень юной и невинной.

Для красоты горничная добавила бантик из голубой ленты на плечо и второй такой же бантик — с противоположной стороны — на талию.

Завершала наряд круглая шляпка. Она словно нимб обрамляла личико девушки, а шелковые нежно-голубые ленты были откинуты назад.

Ева готовилась идти на улицу Офмон пешком, как вчера, когда в дверь спальни постучали.

— Entrez , — крикнула девушка. Вошел Анри.

— За вами прибыл экипаж, мадемуазель, — доложил он.

— За мной? — удивилась Ева, но, сообразив, кто послал экипаж, воскликнула:

— Как любезно со стороны мадам подумать обо мне!

Чувствуя себя важной персоной, девушка села в роскошную коляску, которая по своей затейливости превосходила все экипажи, когда-либо виденные Евой.

И только когда коляска тронулась, девушка вспомнила, что ей не следовало идти вчера одной по улицам, чтобы повидать мадам Лебланк.

Ее мать как-то давно сказала ей, что, когда Ева едет в Лондон пройтись по магазинам или гуляет в парке, ее должна сопровождать горничная.

— Как скучно, мама! — воскликнула девушка в тот раз.

— Возможно, — согласилась ее мать, — но для jeune fille совсем не соrrе il fait , Ева! — сказала мадам Лебланк.

Она отвернулась от зеркала, внимательно посмотрела на девушку и удовлетворенно заметила:

— Tres biеn ! Ты выглядишь именно так, как я хотела, и вижу, Жози тоже постаралась: добавила бантик на плечо и подобрала шляпку.

— Она была очень любезна и чрезвычайно полезна, — подтвердила Ева.

Пока они разговаривали, горничная сходила в другую комнату и принесла шляпу для мадам Лебланк.

Того же цвета, что и платье, но украшенная перьями, которые переливались при каждом движении, эта шляпа оказалась настолько потрясающим зрелищем, что девушка так и застыла с открытым ртом, не в силах оторвать от нее глаз.

Леонида Лебланк улыбнулась:

— Я собираюсь на прогулку в Булонский лес в открытой коляске. Я каждый день появляюсь в новом туалете и, как правило, с новой ливреей для слуг!

— Бы выглядите изумительно! — воскликнула Ева.

Француженка засмеялась:

— Теперь ты понимаешь, почему, уйдя отсюда с лордом Чарльзом, ты никогда не должна признаваться, что знаешь меня?

— Нет, а почему? — удивилась девушка.

— Будь благоразумна, дорогая. Ты можешь представить свою мать или свою мифическую тетю, которая лежит с простудой, так разодетыми?

Она настолько забавно это спросила, что Ева засмеялась.

— Нет, мадам, если бы они появились в Лондоне в таких нарядах, они бы остановили городское движение!

— Именно это я пытаюсь сделать в Париже, — самодовольно изрекла француженка. — Масса народу едет в Булонский лес специально, чтобы увидеть меня!

Жози надела ей шляпу.

— Нет, все же позавчера я выглядела шикарнее, — пожаловалась Леонида, глядя в зеркало.

— Ничего подобного, мадам! — твердо заявила Жози. — Сегодня вы мне нравитесь больше. И вы сами говорили, что черный кучер в белой ливрее был ошибкой.

Для Евы все это звучало фантастично, но она ничего не сказала.

Мадам Лебланк пожала плечами.

Жози закрепила шляпу длинными булавками, сверкающими бриллиантами, и куртизанка встала, по-прежнему глядя на свое отражение.

— Мне надоели эти рубины. Верни их моему ювелиру, пусть оправит их заново.

— Хорошо, мадам, — невозмутимо ответила Жози, как будто ей часто приходилось это делать.

— Счет пусть пошлет герцогу. Или нет, лучше я уговорю герцога подарить мне ожерелье из изумрудов. То колье, что у меня есть, мне тоже уже надоело.

И не дожидаясь ответа, Леонида Лебланк направилась к Еве.

— Лорд Чарльз внизу, и мы заставили его ждать достаточно долго. Теперь помни, ты девушка, на чью долю выпали трудные времена. Тебе нужны деньги, но ты — леди и за пределами этого дома ничего не знаешь о женщинах вроде меня.

Она говорила насмешливо, но Ева возразила:

— Я знаю, что вы очень добры, мадам, и я всегда буду вспоминать вас в своих молитвах.

Леонида Лебланк на мгновение застыла, потом быстро сказала:

— Идем же, идем! Я должна ехать в Булонский лес, а вам с лордом Чарльзом нужно немного поговорить, прежде чем отправиться к мсье Бишоффхейму.

Они спустились по лестнице. Слуга открыл дверь, и Леонида Лебланк стремительно вошла в салон.

Лорд Чарльз, который читал газету, сидя на диване, встал.