Барбара Картленд - Мечты сбываются

Все это выглядело очень загадочно.

Джепсон, очевидно, подозревал или знал в точности, где обретается его хозяин, но на все ее расспросы неизменно отвечал, что его милости пришлось срочно отбыть по делу, не терпящему отлагательств.

Подобное положение вещей сохранялось чуть ли не до середины мая, и вскоре Люсия обнаружила, что в ее распоряжении остается едва ли семь недель для того, чтобы завершить все приготовления.

Каждое утро в Лонгфилд-маноре она просыпалась с надеждой, что вот сегодня он обязательно вернется домой, но к концу вечера понимала, что ее ожидания не оправдались, и уходила к себе в расстроенных чувствах.

Вместо того чтобы отдалить их друг от друга, его отсутствие лишь разжигало пламя ее привязанности.

«Ах, как мне хочется увидеть его!» — с тоской думала она однажды, сидя в кабинете и глядя в окно.

Она только что закончила рассматривать полученные от скульптора фотографии законченного монумента, поражаясь тому, как точно он сумел воплотить в камне черты отца.

«Какая несправедливость, что лорда Уинтертона нет рядом, чтобы разделить со мной эту маленькую победу. От всей души надеюсь, что он успеет вернуться к торжественному дню, иначе это будет неправильно».

Она часто останавливалась в холле перед его портретом, подолгу разглядывая его.

«Пожалуй, он вообще не вернется», — с горечью думала она, вглядываясь в его лицо.

Ей очень хотелось ласково коснуться этих милых черт, и она пришла в ужас, обнаружив, что мечтает покрыть их поцелуями после его возвращения.

Каждый день Люсия совершала необходимые действия и со стороны выглядела поглощенной работой, но она уже не вкладывала в нее всю душу, как бывало тогда, когда рядом находился лорд Уинтертон.

Вернувшись однажды вечером в пятницу в Бингем-холл, она обнаружила, что поместье гудит как растревоженный улей.

Впервые за много месяцев Мостон встретил ее улыбкой, и она заметила новую мебель в холле и гостиной.

«Вот странность!» — подумала она, беря в руки новую и явно очень дорогую фарфоровую вазу, которая заменила прежнюю, с выщербленным краем, что раньше стояла на этом месте в холле.

Она как раз рассматривала новую картину, на которой масляными красками был изображен паровоз, когда из библиотеки появился сэр Артур.

— Люсия, ты сегодня рано. Тебе нравится картина? Я приобрел ее в Лондоне в начале этой недели.

Люсия решила, что отчим окончательно лишился рассудка.

«Откуда у нас взялись деньги на подобные излишества?» — подумала она.

— Я рад, что перехватил тебя до ужина, — продолжал он. — Ты не могла бы на минутку зайти в библиотеку? Мне надо обсудить с тобой кое-что.

— Мама… ей не стало хуже? — с тревогой воскликнула она, поскольку его желание побеседовать с ней наедине показалось крайне необычным.

— Нет, совсем напротив. Ей стало намного лучше, и миссис Дарроуби теперь вывозит ее на прогулку по саду в кресле-каталке.

«В таком случае, что же ему от меня нужно?» — спросила она себя, входя за ним в библиотеку.

Войдя в комнату, он закрыл за собой дверь и предложил ей присесть.

Люсию вдруг охватило дурное предчувствие, что он собирается сообщить ей нечто весьма неприятное — но ведь события в Бингем-холле свидетельствовали как раз об обратном. Улыбающиеся слуги, новые предметы мебели…

— Люсия, — начал он, — на этой неделе мне нанес визит мистер де Редклифф и попросил твоей руки.

— Нет! — воскликнула она, спрашивая себя, почему, во имя неба, он так поступил, когда она совершенно определенно просила его не делать этого.

Она подобралась, готовясь к тому, что сейчас на нее обрушится шквал упреков и оскорблений, но, к ее удивлению, отчим выглядел спокойным и ничуть не разгневанным. Он сделал глубокий вдох и взглянул на нее скорее с жалостью, нежели с раздражением.

Люсия терялась в догадках, что бы это могло значить.

Он выставил перед собой руку, словно прося ее помолчать немного, прежде чем высказывать свои возражения.

— Еще вчера я бы дал ему от ворот поворот, поскольку ты была обещана лорду Уинтертону. Но в начале недели я прочел одну заметку в «Вестминстер газетт» и понял, что лорд Уинтертон не намерен выполнять свою часть заключенной между нами сделки. А буквально на днях я узнал, что на моих золотых рудниках в Южной Африке наткнулись на главную жилу. Отныне моя доля оценивается в миллионы фунтов, так что я теперь с легкостью рассчитаюсь с ним. Люсия, я полагаю, что должен показать тебе эту заметку, поскольку считаю тебя свободной от обязательств, наложенных нашей сделкой. В следующем месяце тебе исполнится двадцать два года, и тебе самое время выйти замуж. Я уверен, что когда ты прочтешь ее, то согласишься принять предложение мистера де Редклиффа. Поверь, я более не стану препятствовать тебе — напротив, я всем сердцем одобряю твой выбор.

Отойдя от своего письменного стола, он протянул ей экземпляр «Вестминстер газетт».

Люсия отметила, что газета раскрыта на странице светской хроники.

Она быстро пробежала ее глазами, не задерживаясь на объявлениях о рождениях, браках и помолвках, пока не наткнулась на раздел «Зарубежные новости».

«…На прошлой неделе в Вене ходили слухи о том, что леди Шелли, вдова покойного лорда Шелли, обручилась с лордом Уинтертоном из Лонгфилд-манора. Как стало известно, счастливые влюбленные планируют сыграть свадьбу в сентябре в Лондоне».

— Нет! Нет! — воскликнула Люсия, чувствуя, как на глаза у нее наворачиваются слезы, а сердце разрывается на части. — Как он мог? Как он мог?

Еще некоторое время она просидела в библиотеке, читая и перечитывая газету и пытаясь найти хоть какой-то смысл в этих нескольких предложениях.

«Теперь понятно, почему его не было дома, — думала она. — То-то мне показалось странным, что леди Шелли перестала бывать в Лонгфилд-маноре. Оказывается, все это время она провела с ним».

Люсия чувствовала себя последней дурочкой, обманутой и брошенной.

«Подумать только! Ведь я полагала, что влюблена в него! — готова была кричать она в голос, браня себя последними словами за такую непроходимую тупость. — Быть может, в этом и состоит его подлый трюк — он заставляет людей полюбить себя, чтобы получить то, что ему нужно. Ну уж нет, я не намерена сидеть и ждать, пока они вернутся домой и вволю посмеются над нами, радуясь тому, как ловко обманули всех!»

По-прежнему держа в руке газету, она поднялась и вышла из комнаты к телефону в холле. Сняв трубку, она стала ждать ответа телефонистки.

«Да, — сказала она себе, — теперь я знаю, что мне делать».

— Добрый день, мисс Маунтфорд. Какой номер вам нужен?

Прежде чем ответить, Люсия набрала полную грудь воздуха. Она приняла решение, и теперь ничто ее не остановит.

— Мэйфэйр 212, будьте добры.

Она замерла в ожидании соединения. Наконец на другом конце линии Люсия услышала голос Эдварда де Редклиффа.

— Эдвард? Это Люсия.

— Люсия, как замечательно, что вы позвонили!

— Я хочу сказать вам кое-что.

— Люсия, не сердитесь на меня. Я понял, что, если не попрошу вашей руки у вашего отчима, вы так и не решитесь принять мое предложение. По крайней мере, я счел, что если он не одобрит моего поступка, то я с легким сердцем смогу забыть всю эту историю.

— Эдвард, я не сержусь на вас, — отозвалась она тоном, в котором звучала непреклонная ледяная решимость. — Я позвонила вам, чтобы сообщить — я наконец-то приняла решение.

— Вот как?

— Эдвард, я принимаю ваше предложение и готова с радостью стать вашей женой!

С другого конца линии до нее, словно в тумане, донеслись радостные вопли Эдварда и заверения в вечной любви.

Недвижимо стоя в холле и вслушиваясь в восторженные крики Эдварда, она медленно скомкала газету и уронила ее на пол.

«Вот так!» — сказала она себе и растоптала ее каблуком, чувствуя, как горькие слезы струятся по ее щекам.

Не успела Люсия оглянуться, как в Бингем-холле, впервые за целую вечность, прозвучали хлопки пробок от шампанского.

Ее отчим устроил роскошный обед для их друзей и нескольких близких родственников. По такому случаю из Манчестера прибыл даже брат сэра Артура.

Во время обеда Люсия пыталась улыбаться.

Все присутствующие восхищались ее обручальные кольцом с огромным квадратным изумрудом, окруженным бриллиантами, которое вот уже несколько поколений переходило из рук в руки в семье Эдварда, и говорили, как ей повезло в том, что она вот-вот должна заключить столь выгодный брачный союз.

Свадьбу назначили на четырнадцатое июля — день рождения ее отца.

— Сэр Артур выглядит очень счастливым, — сказал Мостон Люсии, — и я очень рад, что ваша матушка, похоже, скоро выздоровеет окончательно.

И впрямь, мать ее уже встала с постели и по такому случаю надела одно из своих лучших платьев. С того момента, как было объявлено о помолвке, она заявила, что сделает все от нее зависящее, чтобы присутствовать на обеде.

— Да, — ответила Люсия. — Это важный день для всех нас. Отчим вновь баснословно богат благодаря своим золотым рудникам в Южной Африке.

— Какое счастье, что судьба вновь благосклонна к нам, правда, мисс Люсия?

— Правда, — отозвалась она, стараясь, чтобы голос ее звучал легко и непринужденно.

Не могла же она признаться ему, как сильно скучает по лорду Уинтертону или как разрывается от боли ее сердце, когда она думает о нем.

«Эдвард — хороший человек, — говорила себе Люсия. — Из него получится куда лучший муж, нежели из лорда Уинтертона, и он не станет унижать меня, содержа кучу любовниц!»

Имя лорда Уинтертона не упоминалось в Бингем-холле с того дня, когда сэр Артур рассказал Люсии о статье в «Вестминстер газетт». Собственно говоря, о лорде Уинтертоне вообще ничего не было слышно.

Теперь, когда стало известно, что он пребывает за границей и потому едва ли сможет принять какие-либо приглашения, Люсия приезжала в Лонгфилд-манор всего на несколько дней в неделю.

С церемонией открытия произошла небольшая неувязка. Личный секретарь короля обратился к Люсии с просьбой перенести торжественное мероприятие на третью неделю июля.

В некотором смысле Люсия была даже рада этому. Она устроила так, чтобы ее мать смогла присутствовать на торжествах вместо нее, избавив себя от унижения лицезреть лорда Уинтертона, и убедила Эдварда забронировать их свадебное путешествие на тот же период времени.

— Но в июле в Венеции творится ад кромешный! — пожаловался Эдвард.

— В таком случае мы поедем куда-нибудь еще. Куда угодно, лишь бы не оставаться в Англии.

— А я надеялся, что, пока мы вместе, тебе будет все равно, куда мы поедем, — с грустью заключил Эдвард.

Люсия устыдилась.

— Разумеется, — ответила она. — Это само собой разумеется.

И вот теперь она обнаружила, что ей очень трудно изображать счастливую будущую новобрачную. А ее друзья были в восторге, предвкушая ее свадьбу в июле и полагая ее крайне романтичной.

— Я просто хочу сказать тебе, Люсия, что давно не была так счастлива. Я всегда хотела, чтобы ты заключила удачный союз, а Эдвард такой славный молодой человек.

В ответ Люсия легонько сжала руку матери. Разве могла она поведать ей настоящую причину столь поспешного бракосочетания?

— И это очень мило с твоей стороны — назначить свадьбу на день рождения твоего дорогого папы. Я уверена, что сейчас он с небес с улыбкой смотрит на тебя. Ах да, вот еще что, родная. Ты уже вручила свое заявление об увольнении кому следует в Лонгфилд-маноре? Артур сказал мне, что после того, как на его рудниках нашли золото, он расплатился со своими долгами, и теперь у нас более нет никаких обязательств перед этим человеком.

Люсия почувствовала, как глаза у нее защипало от слез.

Тот факт, что мать отказалась назвать лорда Уинтертона по имени, больно ранил ее.

«Они по-прежнему видят в нем опереточного злодея, — подумала она, отходя от матери, чтобы поболтать с остальными гостями. — И как я могу возражать против подобного определения, если он повел себя столь вульгарным и недостойным образом? Сначала увлек меня и даже пытался соблазнить, а потом сбежал из страны, чтобы кутить с леди Шелли!»

Ей вновь стало горько и больно, и, хотя она попыталась с головой окунуться во всеобщее веселье и подготовку к свадьбе, на сердце у нее было холодно и пусто.