— Неужели?

— В самом деле.

— Ладно, ребята, я пошла. У меня еще конь не валялся, а к вечеру надо сдать материал. — И я потихоньку ретировалась.

Я посмотрела на часы и поняла, что времени, как всегда, в обрез. А сделать надо было многое. В таких ситуациях часто приходилось браться за несколько дел одновременно. Как говорится, одной рукой она пила чай, а другой говорила по телефону. В принципе я к этому давно привыкла, но на этот раз без неприятностей не обошлось. Я отправляла факс, и пока он, скрипя, отсылал мой шедевр, с другого телефона сбрасывала информацию на пейджер. Поскольку опаздывала, надо было предупредить человека, чтобы он меня дождался. Очевидно, не рассчитав свои возможности, решила еще и кофе себе сделать. Если бы у меня было три руки, может быть, все и обошлось. Но — все вышло так, как вышло. Я случайно плеснула из чайника кипятком на руку. В первые секунды я даже не поняла, что произошло. Кто-то из ребят уже сгонял в аптеку, кто-то уже помогал мне обрабатывать ожог и забинтовывать руку. Конечно, не обошлось без подначек и нотаций. Зато потом могла отлынивать от самых нудных поручений, сославшись на «производственную травму».

Так прошло еще недели две. Потихоньку я адаптировалась к сумасшедшей московской действительности. Все шло своим чередом.

Изредка звонил Сашка. Я стала ощущать, что мы отдаляемся друг от друга. Что-то оставалось недосказанным. Возможно, в следующий раз, кроме «Привет. Как дела?», нам нечего будет сказать друг другу. За каждой фразой слышалось: «Извини, я спешу». Наверное, когда-то это должно было случиться. Рано или поздно. А может, он просто устал жить на вулкане…

Наверное, этого стоило ожидать с самого начала. Мы были слишком разные во вкусах, в мировоззрении: разный темперамент, разные цели. Сашка оказался типичным маменькиным сынком, а мне нужен был Герой, человек, способный на Поступок, который может отступить от привычных схем.

Очередной разговор «о смысле жизни» не предвещал ничего плохого. Правда, Сашка уж очень напирал на то, что я разбрасываюсь, вместо того чтобы поставить себе цель и идти к ней. Говорил о том, что надо расти, что негоже распыляться.

— Пора стать редактором, тебе уже тесны рамки обозревателя или как это у вас называется.

— Я вполне комфортно себя чувствую.

— Надо расти, повышать планку. Нет возможности в этой редакции — перейди в другую. Не получается — смени профессию. Надо нащупать, где тебя ждет стопроцентный успех.

— Меня устраивает нынешнее положение вещей. В чем дело? Чем ты недоволен?

— Ты зря теряешь время. Если уж решаешься делать карьеру, то головокружительную. Понимаешь, что не хватает сил, таланта, — лучше не соваться. Займись домом, семьей. Ведь тебя все время нет, ты занята. Только непонятно чем. Я уверен, если бы ты захотела, давно уже всех заткнула бы за пояс. Скопила бы, в конце концов, денег на приличное жилье. А то живешь в тмутаракани. — Он попытался меня побольнее «укусить».

— Твое какое дело? Я с таким трудом получила эту квартиру! Хотя бы за это я могу себя уважать. Что-то ты не торопишься улучшить свои жилищные условия, снял хотя бы комнату.

— Я работаю на свое будущее и не могу сейчас отвлекаться, ты же понимаешь, что для меня значит диссертация. Статус кандидата экономических наук дает совершенно другие возможности. Моя главная задача — аспирантура. Вот защищусь, тогда буду об остальном думать.

— Ты не способен на поступки, привык жить за чужой спиной. Ты просто боишься выйти за привычные рамки. Тебе еще нет тридцати, а ты уже ученый сухарь!

— Взбалмошная истеричка! Ты только и ждешь, что все будут тобой восхищаться. Ты не способна просчитать даже на два шага вперед. Так и будешь до пенсии по тусовкам бегать.

— Чего ты добиваешься? Чтобы я стала твоей нянькой и была при тебе неотступно? Не нравлюсь — поищи другую: спокойную, домашнюю безмозглую курицу. Да, она станет варить борщи и мыть полы, но ты через неделю сбежишь. Она ведь не сможет слушать твоих умных речей — не поймет. Даже если она окажется сильна в экономике, главным ее интересом будет семейный бюджет, в основном статья «доходы». Хотя, может, именно это тебе и нужно.

— Если ты так заговорила, я уйду. Как я понимаю, нам больше нечего обсуждать.

Мы сидели в одном из кафе. Народу почти не было, а та публика, что присутствовала, делала вид, что не замечает инцидента. Персонал косился в нашу сторону, ожидая, когда мы начнем метать посуду, но до этого не дошло. Мне, а тем более Сашке, было несвойственно выяснять отношения прилюдно, но на этот раз прорвало обоих. В принципе мы уже собирались через какое-то время уходить, и Сашка даже успел перед стихийно возникшей ссорой оплатить счет. Так что бюджет заведения не пострадал из-за того, что после взаимных упреков мы ретировались. Сначала ушла я, а потом он. Все произошло стремительно, словно мы давали друг другу понять, что обратной дороги нет. Надо было перевести дух и как-то осмыслить происшедшее.

Буйствовал июль. Вторую неделю стояла солнечная теплая погода. Открылось второе дыхание. Появилось желание успеть все и сразу. То, что когда-то приносило массу неудобств и раздражало, сейчас просто не ощущалось. Даже вечный недосып был нипочем. «Лето — пора рассвета».

Я носилась как заведенная. День казался бесконечным, но это не утомляло. Скорее наоборот — я ощущала колоссальный прилив энергии. В один из таких вечеров позвонил Артур:

— Привет!

— Привет.

— Что делаешь?

— Как всегда, ваяю очередной шедевр.

— Ты можешь сейчас ко мне приехать?

— Что-то случилось?

— Нет. Просто я один…

— Время позднее. Пока я доеду…

— Я тебя встречу.

— Хорошо.

Я почему-то согласилась. До сих пор не могу объяснить почему. Наверное, каждый из нас неоднократно совершал такие вот спонтанные поступки, которым потом сам же и удивлялся.

Я ехала и думала: «Зачем мне все это надо? Зачем я еду на другой конец Москвы? Куда меня несет? Сидела бы сейчас дома, нет, сорвалась!»

Квартира Артура была самой обычной «трешкой» в блочной многоэтажке, каких тысячи. Пожалуй, единственной ее достопримечательностью была комната Артура. Кровать, секретер, в который впихнуты ноутбук и многофункциональный «комбайн» — принтер, сканер, ксерокс. На секретере — маленький музыкальный центр и подставка для дисков. А все остальное пространство занимало либо компьютерное, либо связанное с фотографией «железо», предназначение которого мне было неведомо. И, если честно, я не очень-то хотела в это вникать. Иногда я подначивала Артура, что в его комнате существует иная, не белковая форма жизни — Планета Железяка.

— Ты не понимаешь, это все нужные вещи, — отмахивался он.

В остальном квартира как квартира. Не очень большая, но уютная кухня, гостиная и комната сестры. В нее вход посторонним был запрещен, так что я даже не представляю, что было за дверью.

Сестра Артура, Даша, — взбалмошная девица семнадцати лет, возраст непростой. Я прекрасно помню себя, так что не берусь судить Дашу. Ее почти никогда не было дома: то на учебе, то где-то веселится в компании. Я видела ее один раз и то мельком. Мы сидели у Артура, он хвастался какой-то новой компьютерной программой. Дверь была приоткрыта. Даша, никогда меня раньше не видевшая, довольно громко сказала, проходя мимо:

— У тебя новая пассия? Уже? Почему рыжая? Ненавижу этот цвет.

Артур вышел, закрыл дверь и что-то негромко сказал сестре. Она ответила также на повышенных тонах, иначе просто не разговаривала. Через минуту она ушла, громко хлопнув входной дверью.

— Не обращай внимания.

— С какой стати? Я помню, что сама в этом возрасте была «ежиком» — выпускала колючки где надо и не надо. Она хочет казаться взрослой: говорю и делаю, что хочу. Но беда в том, что она говорит не думая.

Город спал, а мы сидели на кухне, пили пиво, как всегда, говорили обо всем и ни о чем.

— Время третий час. Пойдем спать.

— Да, пора уже.

«Почему он позвал меня? Неужели «дозрел»? Вряд ли…» — Размышления прервал шум воды, доносившийся из ванной. — «Дозрел».

Все произошло быстро и молча. Тело стало мягким и податливым, словно пластилиновое…

Потом мы молча сидели на кухне, глядя друг на друга. Артур курил. Если бы это случилось года два назад, я была бы счастлива. Тогда ты действительно был нужен мне. А сейчас… Мы перестали быть просто друзьями. Но ничего не изменилось! Ни-че-го.Ближе друг другу мы не стали. Да и не ждала я этого. Я уже давно ничего не ждала…

Он молча встал и пошел в комнату. Я выключила свет на кухне и спустя какое-то время последовала за ним.


Артур спал, прижавшись ко мне щекой. Слишком много противоречивых мыслей толпилось в моей голове. Сладить с ними не было никакой возможности.

Несмотря на открытое окно, было душно. Спать не хотелось. К тому же одолели комары. Потом случилась еще одна напасть. Утром, около четырех, за окном громко и надрывно заорала какая-то птица, перебудив всех ворон в округе. Вороны обрушились на нее дружным карканьем: дескать, совсем одурела орать в такую рань! Птица не унималась. И, как мне показалось, стала орать еще громче и еще противнее. Но и на этом мои ночные неприятности не закончились. Рассвет уже подкрашивал небосвод. Через час-другой народ начнет вставать на работу… Подъехала иномарка. Из раскрытых окон на всю округу раздавался какой-то уголовно-кабацкий мотив. Хриплый голос нудно твердил немудреный рефрен. Из машины высыпали пьяные «пацаны» и их нетрезвые подруги. И устроили под окнами… танцы. Кто-то уже проснулся. Из окон пару раз доносилось: «Хулиганье! Прекратите сейчас же! Милицию вызову!» Затейники заплетающимися языками вопрошали: «А фигли вы не спите?» Минут через десять мне все это надоело. Наверное, в воздухе витало что-то. Меня подмывало схулиганить. Вернее, отомстить.

Артур не раз упоминал в разговорах, что еще с незапамятных школьных времен у него в секретере осталось несколько флаконов чернил. Мы еще фантазировали, как их можно использовать. Например, заправить «заклятому другу» картридж принтера… Я осторожно встала, открыла шкаф. Флаконы я увидела сразу. План «мсти» созрел молниеносно. В то утро мне по душе пришелся фиолетовый цвет. Я открыла чернила, встала у окна. Главное — не опрокинуть чернила на себя. Промахнуться со второго этажа мог только слепой. Через несколько секунд чернильное пятно расплывалось по серебристому капоту, забрызгав тонированные стекла. Клякса была что надо. Получилось очень даже живописно, я порадовалась такому авангардно-модерновому решению. Немного отойдя от окна, чтобы меня не было видно, я любовалась своим «художеством», не обращая внимания на заполнивший утреннюю улицу мат. Компания сразу протрезвела и через пару минут ретировалась. Все стихло.

Я никому потом не рассказывала об этой ночной выходке.

Довольная результатом, я не спеша вернулась в постель, стараясь не разбудить Артура. Закрыла глаза, но поняла, что заснуть мне уже не удастся. В общем, в ту ночь я почти не спала.

— Привет, солнце!

— Привет!

— Все нормально?

— Да.

— Ты есть будешь?

— Нет.

— Почему?

— Не хочу.

— Перестань, тебе же опять весь день бегать.

— Ну и что? А сейчас я не хочу есть. Я вообще не ем по утрам.

— Как хочешь… О чем ты думаешь?

— Можно тебя попросить об одном одолжении? В следующий раз при общении со мной, когда тебе покажется, что глупая, нелепая пауза слишком затянулась, не задавай мне этого дурацкого вопроса! Просто так, для поддержания беседы. Ладно?

Ужаснее этого вопроса ничего нельзя придумать. Обычно его приписывают женщинам, но когда я его слышу, хочется взять что-нибудь потяжелее и ударить посильнее. Мой «прайд» тут же просыпается…

— Хорошо. И все-таки… Что-то случилось?

— Все нормально. Давай собираться. А то начальство опять будет мне мозги полоскать по поводу опозданий.

Мы вместе дошли до остановки. Артур посадил меня на автобус:

— Счастливо! Созвонимся. — И поцеловал в щеку.

— Пока! Удачи!

Ну вот и «сломался» «стойкий оловянный солдатик». Наверное, это должно было случиться. Говорят, в каждом новом романе женщина ищет лучшее, а мужчина новое. Может быть. Хотя вряд ли роман с Артуром всерьез и надолго.

После этой встречи мы еще созванивались пару раз. Он поздравил меня с днем рождения. А потом закрутили дела. Свободное время, правда, было, поскольку август — «мертвый сезон», период отпусков. Кого-то выловить в Москве — проблема. Зато появилась возможность потратить свободное время на себя, любимую. Артуру звонить не хотелось. Что-то треснуло в наших отношениях, сломалось. Словно и говорить было не о чем. Пустые, несодержательные разговоры выматывали еще больше, чем вечно галдящий телефон, нужная, но в невероятных объемах информация. Надо было остановиться, разобраться в себе и хоть что-то решить. Хотя все было ясно и так — «не срослось».