- Так как, сударь: скажете, или - нет?

- Нет.

- Я умру от любопытства.

- Похороним с почестями, - посмеивался Акли.

- Наверно вы сказали обо мне что-нибудь ужасное.

- Не исключено.

- Вот видите, а я открыла вам тогда, давно-давно, свою страшную "тайну сливового варенья".

- Ну это потому только, что женщины не умеют хранить тайн. А ты, мужчины, - умеем.

Она премило-трогательно сложила ручки и, кокетничая и умоляя, устремила на него свой нежный взгляд.

- Ну не будьте таким упрямым и беспощадным, Акли-Капли, прошу вас!

- Нет и нет.

- А если я рассержусь?

- И тогда нет. Вместо этой тайны я открою вам другую. Я разговаривал с императором.

- Нужен мне ваш император!

- Еще как будет нужен, вот увидите!

Незабудка пожала плечами - небрежно, упрямо.

- Не думаю, но попробуйте убедить меня в этом. Если вам так хочется.

- словом, милостиво принял меня его величество, - продолжал Акли туманно, с напускной важностью, которая была призвана привлечь внимание девушки и предварить ее, что сейчас он скажет что-то весьма необычайное и очень важное. - Он взял меня обратно ко двору...

Незабудка демонстративно зевнула.

- Ну вот, вижу, вас не очень-то интересует моя судьба, - упрекнул ее рассказчик.

Незабудка еще раз зевнула, она тоже решила позлить Миклоша.

- Я сонная немножко, - решила она схитрить, произнося это совершенно искренним голосом. - Вы же знаете, что за ночь у нас была. Но все равно, продолжайте, я слушаю.

И устало и небрежно опустила вниз обе ручки.

- Но его величество не только взял меня назад, ко двору, - продолжал Акли, - но и сказал, что пережитые мною страдания он попробует как-то компенсировать и предложил мне пожелать что-нибудь, что он исполнит обязательно.

- О! - вскричала вдруг оживляясь девушка. - И что же вы выберете?

- Уже выбрал, - отвечал Акли с сокрушающим спокойствием.

- Что же? - глухо, едва слышным голосом прошептала девушка.

Акли взглянул на нее, и под теплом его взгляда из глубины души девушки вдруг забил источник знания. Лицо ее вспыхнуло, она потупила взор.

- Ну, угадайте же! - подбадривал ее Акли.

- Не знаю, ничего не знаю, - тихо повторяла она.

- Ну и что я должен ему ответить? - прошептал он. (В изложении мадемуазель Харди госпоже Сильваши это прошло как "неразборчивые слова"). Девушка испуганно вскинула руки кверху, протестуя.

- Нет, нет...

- Какая вы странная! - обиделся Акли. - То требуете, чтобы я открыл вам одну тайну, то не хотите, чтобы я вам открыл тайну другую.

- А если мне стыдно! - пролепетала она тихо и закрыла круженным платком свое сияющее от радости лицо. - Мне так стыдно...

- Но вы угадали? - упрямо и жадно допытывался мужчина.

Она молча кивнула головой, вскочила и выбежала из комнаты.

В этот вечер ему больше так и не удалось ее выманить. Она заперлась у себя, бросилась на кровать и негромко заплакала. Акли посылал за ней всевозможных посланцев, уговаривал выйти на одну только минуточку, на одно-единственное словечка, но им так и не удалось ее уговорить. В конце-концов Миклошу пришла в голову идея попросить у мадемуазель Харди ее черную дощечку и грифель и, написав на ней свою просьбу, он послал к Илонке папашу Димитрия, чтобы она прислала ему написанный на дощечке всего одним словечком ответ.

Димитрий принес дощечку, на ней стояли написанные почерком Илонки три слова:

- Что ответил император?

В ответ Акли написал: "Император дал мне то, что я попросил. А что ответит мне Незабудка?"

Димитрий снова ушел и снова вернулся. На этот раз на табличке было еще больше слов: "Незабудка все еще сердится на противного господина Акли и не может на него смотреть. Но когда она поспит и гнев ее пройдет, она готова повиноваться императору, потому что Незабудка очень, очень любит... его величество".

Надо сказать, Акли остался доволен таким ответом и спокойно отправился домой, потому что чутьем психолога он прочитал в этих строках такой смысл: "Незабудка сейчас очень потрясена и не смеет взглянуть в глаза Акли. Но, проведя бессонную ночь, она привыкнет к мысли, что скоро станет его женой и весело примчится в его объятия. Потому что Незабудка очень, очень любит... своего Акли".

Глава XIV

Господин вице-губернатор в большом почете.

Очень трудно обращаться с этими маленькими крошками. Даже любовь их упрятана в такое множество всякого рода прихотей - одежек, что нужно проявить немалое мастерство, чтобы снять их. Правда, это сладкое мастерство. И может быть природе именно так и угодно, - чтобы сладкий плод добывался ценою определенных усилий. Вот к примеру орех. Он хочет, чтобы его раскрыли, тем не менее одевается в две скорлупки, в две брони в зеленую и в твердую как кость, хотя вторая скорлупа уже заранее вырастает разделенная на две половинки. Значит орех желает, чтобы его раскрыли? И все равно не поддается. Приходится приложить силу, да еще он не всегда поддается и силе. Тогда приходится разбивать его ударом чего-нибудь тяжелого. Вот такой забавный плод этот орех.

Ну а любовь? Она требует к себе еще больше внимания. Удовлетворение ее требований и есть самая великая поэзия! Когда брак заключен, все становится более или менее прозаичным, но период ухаживания - он всегда неповторим и многообразен. Это целое путешествие в Страну фей, где по пути столько очаровательных этапов. В той стране даже дождь проливной идет, он всего лишь моросит, если наплывает туча, она всего лишь - облачко, белый барашек, если налетит буря, ее можно прогнать одним печальным вздохом, если все затянет туча и мрак, то и их прогонят единственная веселая улыбка. Так что было предостаточно разных "сцен", пока Незабудка превратилась в давшую согласие невесту.

Собирать приданое было поручено графу Коловрату, и его величество в эти дни в полушутливом тоне, правда, но все рано горестно жаловался своему окружению, когда хотел что-нибудь вычеркнуть из статьи расходов:

- Не забывайте, что у меня две дочери в этом году на выданье.

Свадьба принцессы Марии-Луизы была назначена на весну. В апреле в сопровождении блестящей свиты и прислуги ее повезут к грозному покорителю мира, ее жениху во Францию.

Акли же добивался, чтобы его свадьбу назначили на первое марта.

Шумной и полной блеска была масленица в том году при дворе. У всех на языке были только две темы: вывоз в свет Марии-Луизы и вскоре после этого - прощание двора с будущей французской императрицей... Скупой император Франц не любил таких расточительных затей, но императрица Людовика настояла:

"Должно быть так и только так". Действительно что сказал бы мир? Принцессу из дома Габсбургов не в канаве нашли, чтобы отослать затем к жениху так просто, незаметненько, как какую-нибудь гувернантку.

- Не в канаве нашли, - вздыхал огорченно Франц, но ради политики бросаете в грязную канаву. И для этого печального зрелища я же еще должен устроить фейерверк?

В конце-концов супруги договорились, - в таких случаях всегда верх одерживает женщина, - что празднества состоятся, но в самом узком семейном кругу: будут приглашены лишь доверенные правящему дому столпы общества. Император полагал, что так все обойдется дешевле, высшая же аристократия думала, что так намного величественнее и знатнее. И любой ценой стремилась заполучить приглашение.

Из разосланных "пригласительных билетов", как всегда, только самая малость была отправлена в Венгрию. Из венгерской знати пригласили лишь самых крупных олигархов: Эстерхази, Палфи, Баттяни, Надашди, рыцарей Ордена Золотое руно, из тайных советников вообще только четырех. Из Трансильвании - губернатора, из Хорватии - бана44. О, попасть на придворный бал тогда еще было великой честью.

Потому все и удивились, когда при составлении списка приглашенных император продиктовал министру двора такое имя:

- Штефанус Ратони, Надьсёллёш.

Министр двора почтительно задал вопрос:

- Ваше величество желает пригласить его на придворный бал?

- Да.

- Не имею чести знать этого господина.

- Постарайтесь познакомиться с ним и в ходе бала не забудьте представить его мне.

Министр двора подобострастно поклонился.

- А какой титул написать в пригласительном билете?

- Напишите: ваше высокоблагородие.

Министр двора не сказал больше ни слова в присутствии императора, но когда тот ушел, долго, может быть целый час, качал головой по поводу того, что император таким образом испортил красоту списка каким-то плебейским именем, и рассказывал подряд всем с превеликим удивлением, воздевая к небу глаза и жалуясь: и откуда только приходят императору на ум такие имена?.. Улучил удобный момент, он упомянул об этом и ее императорскому величеству, надеясь, что может быть она поможет. Но императрица отнеслась к его жалобе с безразличием.

Одним словом, высокоблагородный и уважаемый господин Иштван Ратонии, вице-губернатор губернии Угоча получил приглашение в Вену на придворный бал, проводившийся в самом узком кругу, что сразу подняло целую бурю во всей округе, потому что такая великая честь еще никогда не выпадала простому дворянину.

Губернатор барон Перени, предки которого не раз сиживали за королевским столом, и не один король бывал у них гостем, очень удивился, что приглашение получил не он. И если не получил, почему тогда получил его второй заместитель? Может быть устраивающий придворные церемонии министра двора с ума спятил?

Еще более загадочным это приглашение показалось неприглашенным на бал соседним графам Карои и тем паче - графу Бутлеру Парданьскому, который считался фаворитом при дворе. И почему именно Ратони? Верно, Ратони - богатый помещик, дворянин, хороший человек, но всего лишь вице-губернатор. Да и губерния-то какая-то Угоча, которая к тому же отказалась участвовать в коронации45. И чего они хотят от этого Ратони? Просто уму непостижимо. Но в конце-концов все утешились объяснением, что при дворе наверняка хотят послушать, как он поет. Надо сказать, что Иштван Ратони великолепно пел старинные венгерские народные песни - в удивительной "разбойничьей манере" - за квартой хорошего вина.

Самом Ратони тоже не давал покоя этот случай, но тем не менее он собрался не в близкую дорогу и отправился в Вену, вырядившись по случаю бала в черную суконную атилу на серебряных пуговицах и ментик с каракулевым воротником и оторочкой, которые он надевал только на сессии губернского собрания. Появившись в этом простом для высочайшего двора одеянии, среди многих разряженных в роскошные генеральские формы и мундиры, сверкающих множеством бриллиантов и смарагдов, шуршащих бархатных и шелковых платьев он выглядел как обыкновенный деревенский петух среди павлинов, попугаев, страусов, золотых фазанов, пеликанов и цесарок.

Министр двора, который уже давно подкарауливал его в зале, тотчас же его узнал, даже спрашивать не пришлось, и провел прямиком к императору. Ратони стеснялся, упирался, говорил, что не хочет, но министра двора заявил категорически: таков приказ.

Император только что вышел из внутренних покоев и совершал традиционный обход по кругу собравшихся на аудиенцию, разделив сей тяжелый государев труд со своей царственной супругой. Они с милостивым снисхождением подзывали к себе стоявших в каре дам и господ - императрица из числа тех, что стоял справа, император тех, кто был слева.

Министр двора поставил Ратони в середину этого полукруга, сказав ему:

- Стойте здесь, ваше высокоблагородие, пока его императорское величество не соизволит позвать вас, что непременно будет иметь место.

Ратони весь, как на иголках (он предпочел бы сейчас посиживать у себя на веранде да покуривать трубку), ждал, пока министр двора пробрался к императору и негромко доложил, что вон тот симпатичный, невысокого роста мужчина в середине полукруга, что рядом с длинным графом Фридрихом Вальдштайном и есть Иштван Ратони из Надьсёллёша.

Император одобрительно подмигнул министру и продолжал без помех выполнять свой долг, зажигая по пути розы радости на лицах, точно так же, как и его супруга государыня, пока - уже в самом конце - не дошел черед и до Ратони:

- Ну, каков урожай был нынче в Угоче?

- Так себе, ваше величество.

Великой мудростью министра двора была выдумана эта процедура, по которой в середине полукруга государь и государыня встречаются, аудиенция на сем кончается, и император, подав руку императрице, совершает еще один круг по залу, после чего, посмотрев, как идут танцы в танцевальном зале, они удалятся в свои покои.

Все здесь было заранее вымерено и рассчитано: и степень приветливости в голосе, и улыбки, и слова, которые государи произнесут, и поклон головы, и степень снисходительности, этому столько, этому - полстолька. Конечно, случались иногда вещи и непредвиденные. Например, такая, что из прически императрицы вдруг выпала белая роза.