– Спасибо, что согласились меня принять.
– Ну что вы, какие пустяки! Память о Викусе – это для меня святое… – печально произнесла Ивлева. – Так что вы хотели узнать?
Хозяйка на персиковом диване излучала само участие.
Домработница в фартуке скромно прикатила тележку с чаем, фруктами и воздушного вида пирожными.
– Спасибо, Верочка, – ласково кивнула Ивлева домработнице, и та тихо исчезла.
– Ирма, вы давно знали Вику?
– О, очень давно! – улыбнулась хозяйка с ностальгическим выражением на идеально-правильном лице. – Когда еще совсем девчонками были…
– Вы одобряли ее замужество?
– Ах, это вы про Романа… А что Роман? Роман Селетин, Викусин муж, всегда был очень занятым человеком. Я, честно говоря, редко с ним сталкивалась. Они заходили ко мне вместе раза три, четыре… В основном мы встречались с Викусей в квартире ее родителей.
– Вика хорошо о нем отзывалась?
– Да, хорошо… – послушно кивнула Ивлева. – Впрочем, особо мы о нем не говорили. Лариса Викторовна его не любила.
– А о чем вы говорили?
– Об искусстве. О моде… Господи, ну о чем еще могут говорить девушки!
– Вика была старше вас.
– Ну и что? – пожала плечами Ивлева, снисходительно улыбаясь. – На самом деле она была много младше меня… Дитя, самое настоящее дитя!
– Вы все знали о ней?
Лицо Ирмы не дрогнуло, оно осталось безмятежным и ласковым.
– Да, наверное…
– Вы знали, что у Вики в последнее время был роман на стороне? – серьезно спросила Алена.
– Муж – Роман, и роман на стороне… – играя словами, улыбнулась Ивлева. – Красивой женщине позволительно иметь поклонников. Что в этом плохого? Без восхищения окружающих женщина перестает быть женщиной – разве не так?
– Все так. Но я о другом… – Алена задумалась, пытаясь подобрать нужные слова. – У Вики был не поклонник, а человек, которого она очень любила. Нечто большее, чем обычная интрижка красивой женщины! Страсть. В некотором роде даже помешательство…
– Глупости какие, – с укором возразила Ивлева. – Вика не была сумасшедшей, хотя многие объясняют ее уход из жизни именно этим.
– Ирма, но вы не ответили на мой вопрос.
Ивлева отщипнула от кисти прозрачную, изумрудного цвета виноградину (хоть натюрморт рисуй!).
– У Викуси не было любовника… – рассеянно произнесла она.
– Вы это точно знаете?
– Ну, ничего абсолютного в этом мире нет…
– У меня есть сведения, что у Вики был человек, которого она очень любила. Я не буду называть его имя…
Длиннейшие ресницы Ивлевой затрепетали.
– …так вот, у нее был долгий и бурный роман с ним. А потом она узнала, что этот человек предал ее. Что он стал встречаться с другой.
– Это уже не треугольник, это четырехугольник какой-то… – печально усмехнулась Ивлева.
– Ирма, но вы опять мне не ответили! – в отчаянии воскликнула Алена.
– Я не поняла… О чем вы спросили? – огорченно-обиженно опять затрепетала ресницами хозяйка квартиры.
– Вы знаете ее имя? Кем она была? Кто это вообще?
– Нет, – с сожалением ответила Ивлева. – Я ничего не знаю – ни про любовника, ни про его новую пассию… У меня такое чувство, Алена, что кто-то заморочил вам голову. Может быть, вы сами себя морочите – такое тоже бывает.
– Может быть, – хмуро ответила Алена. Ивлева ничего не знала, а если и знала, то весьма ловко все скрывала за обтекаемыми фразами.
В этот момент в напольных часах что-то зашипело, зашуршало, и они заиграли хрустальными голосами мелодию – «Ах, мой милый Августин», а потом принялись отбивать время. Алена с изумлением смотрела на часы.
– Старинные, позапрошлого века… Я слышала, вы пианистка, Алена? – спохватилась Ивлева.
– Да, я выступала.
– Может быть, сыграете? В соседней комнате рояль…
– Хорошо. – У Алены не было никакого настроения играть, но тем не менее она еще надеялась хоть что-то выведать у Ивлевой. В соседней комнате – огромной, просторной, пустой, с зеркальной стеной – действительно стоял роскошный белый рояль.
– Здесь у меня студия. Прошу… – Ивлева изящно опустилась прямо на пол, скрестив ноги.
Алена села за рояль и страстно, с нарастающей агрессивностью начала «Аппассионату». Она хотела расшевелить Ирму.
«Расскажи! – мысленно требовала Алена. – Все, что знаешь, – расскажи. Только правду! Расскажи, расскажи, расскажи!»
– Чудесно… – Когда стихли последние звуки, Ивлева с очаровательной непосредственностью тыльной стороной ладони вытерла выступившие на глазах слезы. – Действительно – нечеловеческая музыка!
– Ирма, как вам кажется, могло что-то остановить Вику? – тихо спросила Алена. – Спасти ее?
– Ох, не знаю… – сокрушенно вздохнула та. – Вы, Алена, когда-нибудь задумывались о том, что мы все – это продукт культурного воспитания?..
– То есть?..
– Наши чувства, наши фантазии, наши мысли, устремления – все, что мы собой представляем, – результат действия на нас культурного окружения! Вы не согласны?
– Согласна, – осторожно ответила Алена.
– Говорят, что искусство – это только часть мира, причем созданная искусственно, уж простите за тавтологию! Но мне иногда кажется, что реальность гораздо больше похожа на вымысел. Все мы живем во сне, а настоящая жизнь – где-то там, в звуках музыки… В палитре художника! В мраморе, разбуженном резцом художника! В трепетании танца!
– А природа? Что тогда такое природа? – невольно спросила Алена.
– О, природа… – Ивлева мечтательно улыбнулась и сделала грациозный жест руками, словно обозначая раскрывающийся цветок. – Природа имеет на нас еще большее влияние! Гете, например, заметил, что человек, живущий среди мрачных и могучих дубов, имеет совсем другое мироощущение, нежели человек, поселившийся возле легкомысленных березок… Но городскому жителю катастрофически не хватает природы! Заводы, фабрики, закатанная в асфальт земля, однообразные дома, мертвое небо, пропитанное смогом… Это зрелище может ранить чувствительную душу и даже убить. Кто знает, Алена, но, может быть, именно город убил Викусю! Ее утомил скудный урбанистический пейзаж… Вы сами ответили на свой вопрос.
Алена возвратилась от Ивлевой ошалевшей, совершенно запутавшейся – точно ей поднесли какого-то дурманного зелья, после которого все время хочется рассуждать о высоких материях, высоком искусстве, сумрачных предначертаниях и смутных устремлениях…
Возле своей двери она обнаружила Семена Владимировича Кашина, в цигейковом теплом жилете. Он с озабоченным, тревожным видом потирал свою лысину.
– Елена Петровна! – вздрогнул он, увидев Алену, вынырнувшую из лифта. – А я вас жду, жду…
– Что-то случилось? – встревожилась она.
– Елена Петровна, вы должны мне помочь…
Алена отчаянно трусила от того, что старик вздумал инспектировать свою опунцию, открыла свою дверь и пропустила Кашина в квартиру.
– Елена Петровна, мне надо срочно съездить в одно место, – таинственно произнес Кашин. – Я пытался подговорить Лину, но она категорически отказалась – ей, видите ли, некогда… А я точно знаю, что никаких выступлений у вас сегодня нет!
Как уже упоминалось, Кашин чрезвычайно редко покидал свою квартиру – разве только клуб кактусоводов посещал, да и то в хорошую погоду, в основном летом.
– Куда ехать? В клуб? – вздохнула Алена и посмотрела на часы. До вечера еще куча времени, и она вполне могла бы составить старику компанию.
– Нет, не в клуб.
– А куда?
– На электричке надо ехать… – туманно ответил Кашин. – Понимаете ли, Елена Петровна, вы почти догадались – мне необходимо посетить симпозиум кактусоводов – это недалеко, в Подмосковье… У меня есть шанс получить семена мюллер-мюльхерсии, что из Уругвая!
– О господи… – пробормотала Алена, садясь на стул в прихожей. «Только мюллер-мюльхерсии мне этой не хватало! Из Уругвая…» – в отчаянии подумала она. – Семен Владимирович, вы уверены, что вам нужен этот симпозиум?
– Очень нужен! – сурово сказал Кашин, глядя на Алену пронзительными, близко посаженными глазками. – Если вы отказываетесь меня сопровождать, то я один туда поеду. Несмотря на свой страх перед электричками! – Он подумал и добавил: – А также перед толпой на перроне, цыганами, лицами без определенного места жительства, стаями бродячих собак, бестолковыми машинистами, которые не объявляют остановок, равнодушием окружающих, гололедом, морозом, скользкими ступенями…
– Семен Владимирович! – перебила его Алена, не дав продолжить этот скорбный список. – Если бы ваш симпозиум проводился в пределах Кольцевой автодороги, я бы ни на секунду не задумывалась!
– Отказываетесь, значит… – констатировал Кашин. – Ну что ж, дело ваше! – И он зашаркал к входной двери, всем своим видом изображая печальную решимость.
Когда он ушел, Алена задумалась. «Господи, он же пропадет… он вроде ребенка! Еще под электричку свалится…» Ее раздирали противоречивые желания. С одной стороны, она хотела остаться дома и вечером встретиться с Селетиным, а с другой – было бы жестоко отпускать Кашина одного.
«Ладно, уж до вечера-то мы точно успеем вернуться… В крайнем случае на обратном пути поймаем такси!» – решила Алена.
Она быстро переоделась, поскольку концертное платье никак не годилось для поездки, и поднялась на третий этаж.
Кашин тут же открыл дверь, ничуть не удивляясь появлению Алены, словно ждал ее.
– Февраль – самый холодный месяц в году, – сказал он. – Надо одеться потеплее…
– Надо, – уныло кивнула Алена.
Кашин замотал тощую шею мохеровым шарфом и принялся натягивать поверх цигейкового жилета длинный пуховик коричнево-серого цвета. Был он Кашину страшно велик, и это обстоятельство почему-то очень расстроило Алену. «Почему он такой худой? Почему такой одинокий? Почему такой старый?.. И кто вообще придумал, что люди должны стареть?!»
– Ну, вот, я готов! – энергично отрапортовал Семен Владимирович, нахлобучив на голову мохнатую ушанку, судя по всему – из енота. – Сейчас еще ридикюль свой возьму…
«Ридикюлем» он назвал большую болоньевую сумку, довольно тяжелую. Алена немедленно отняла ее и сказала, что понесет сама.
Кашин бодрился, но на улице вцепился Алене в свободную руку – с испуганным, потерянным видом.
Довольно легко они добрались до вокзала – полупустой автобус быстро и плавно мчался по замерзшим улицам… Но на вокзале была сутолока, сновали озабоченные люди с тележками, то и дело объявляли отправление очередного поезда. Кашин совсем растерялся.
– Семен Владимирович, куда? – громко спросила Алена.
– А?..
– Я говорю – докуда билеты брать?..
– До станции Борисов!
Этот самый Борисов оказался черт знает как далеко – за пределами Московской области! Алена уже стала жалеть, что не отговорила Кашина от этой поездки. Прикинула, что вернутся в Москву они почти ночью.
– Господи, не могли этот ваш симпозиум где-нибудь поближе провести! – с досадой сказала она.
– А?..
– Ничего, ничего… Так, теперь осторожненько проходим через турникет!
В турникете Кашин, разумеется, застрял – пришлось его вызволять с помощью шумной толстой контролерши. Потом едва не потерялся в толпе на платформе. Потом Алена обнаружила его, и они вместе искали нужный путь. Нашли. Подошли к электричке. Три раза уточнили у прохожих, тот ли этот поезд. Потом сели в вагон…
Только тогда Алена почувствовала некоторое облегчение.
– Семен Владимирович, а там-то – недалеко идти?
– Нет-нет, не очень!
В «ридикюльчике» Кашина был термос с горячим чаем и не менее килограмма конфет в полиэтиленовом пакете. Также еще конфеты, но только в роскошной подарочной коробке. «Наверное, презентует кому-нибудь… В благодарность за мюллер-мюльхерсию», – решила Алена.
Она сняла перчатки, налила Кашину чаю. И только тогда с некоторой досадой обнаружила, что забыла снять перстень. Сапфировый дорогой перстень, когда-то подаренный Алешей ей на свадьбу…
До Борисова они добирались больше двух часов и прибыли туда, когда уже потихоньку начало темнеть. Тут выяснилось, что до нужной улицы – восемь остановок на общественном транспорте. «Ничего себе «недалеко»! – с раздражением подумала Алена. – Ну и ввязалась я в путешествие…»
Делать было нечего – сели на дребезжащий обледенелый автобус (не чета московскому собрату!), долго и утомительно тряслись по разбитой дороге. Алена мысленно поносила всех кактусоводов, вместе взятых, – тем, наверное, не раз пришлось икнуть на своем симпозиуме…
Вылезли на заснеженной мрачной улочке. Город Борисов чем-то напомнил Алене Векшин, правда, Векшин был намного приличней…
"Милая, хорошая" отзывы
Отзывы читателей о книге "Милая, хорошая". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Милая, хорошая" друзьям в соцсетях.