Рене Карлино - Милая

– Привет! – Я замолчал, подыскивая слова и глядя ей прямо в глаза, поистине восхитительные глаза, из тех, в которые хочется погрузиться и поплыть. – Не хотите пересесть на место у окна? Оно в вашем распоряжении, если вы не против.

Она нахмурилась.

– Что? Уф, нет, спасибо.

Думаю, я ее разозлил. Господи, какая это была классная, красивая девушка, нет… прекрасная. Ее густые, шелковистые темные волосы были закручены на макушке в пучок. Я никогда не нервничал в присутствии женщин, но в тот момент я нервничал так, как никогда в жизни.

– Я ужасно боюсь летать, – сказал я ей. – Прошу вас, мне необходимо сидеть у прохода. Простите, вы не возражаете? Кстати, меня зовут Уилл.

Резко поднявшись с места, она схватила свои вещи. Избегая встречаться со мной взглядом, она подняла вверх руку и пробормотала:

– Да, хорошо, можете сесть здесь. Меня зовут Миа.

Перекладывая вещи на багажной полке, я напугал ее, бросив ее сумку на свое кресло. Она посмотрела на меня:

– Чувак, у тебя глаза есть?

– Извини, детка, мне нужно было освободить для нее место. – Она пожала плечами и притворилась, что не замечает меня, но несколько секунд спустя я поймал ее на том, что она искоса поглядывает на меня. Я точно раздражал ее.

Плюхнувшись в кресло, я посмотрел на нее и улыбнулся. Мой взгляд немедленно потянулся к ее розовым губам, к пухленькой нижней губе. Мне хотелось поцеловать эту губу взасос.

– Почему вы не попросили места у прохода?

– Ну, видишь ли, милая, мне нравится сидеть через ряд от аварийного выхода. Я перепрыгиваю через это кресло, выпрыгиваю в люк и через долю секунды соскальзываю по надувному трапу.

– Так почему бы не попросить места у аварийного выхода?

– Я не такой, поверь мне.

– Вот тебе на! Времена рыцарей давно прошли. В любом случае это не важно, наша жизнь – в руках этих, будем надеяться, трезвых пилотов и груды металла весом чуть не в полтонны, поэтому…

– Мы можем сменить тему? Мне кажется, ты не понимаешь. – Мне не хотелось затыкать ей рот, ее поддразнивание было мне приятно. Мне нравятся умные девушки с твердым характером. Но мои нервы не выдерживали. Я достал четки, купленные в сувенирном магазинчике в аэропорту, и начал отдирать от них ярлык. Она продолжала изводить меня своим мелодичным тихим голосом. Было трудно сосредоточиться на том, что она говорила, потому что я был загипнотизирован ею, совершенно очарован тем, как от нее пахло, ее глазами и губами.

Посмеявшись над ее очередной маленькой колкостью, я в конце концов повернулся и прошептал:

– Слушай, маленькая соблазнительница, ты как будто дразнишь меня, не так ли?

– Извини, – пробормотала она. Подмигнув, я наблюдал за ее реакцией. Она глубоко вздохнула, издав еле слышный звук, потом сглотнула и отвернулась от меня, но прежде оглядела меня сверху донизу и обратно.

Когда я запоминал правила безопасности, меня до смерти напугал голос пилота, подошедшего к громкоговорителю и сообщавшего, что мы готовы взлететь.

– Господи Иисусе! Тебе не кажется, что он пьян?

Миа повернулась, сочувственно глядя на меня, и спокойнейшим голосом пробормотала:

– Вовсе нет. Расслабься, дружище, все пройдет отлично, и тебе, вероятно, не стоило бы так часто поминать Иисуса Христа, по крайней мере, пока на тебе вот это.

Я попросил ее открыть шторку иллюминатора, чтобы я мог видеть, как мы отрываемся от земли, а потом наклонился и глубоко втянул в себя воздух. Он нее пахло удивительной свежестью.

– От тебя приятно пахнет, – сказал я ей. – Как после дождя. Она снова порозовела, а потом спросила меня о гитаре. Должен сказать, она кое-что понимала в гитарах. Когда самолет начал отрываться от земли, я вцепился в подлокотники кресла. Она положила мне на руку свою ладонь и не убирала ее, пока мы продолжали разговаривать. Тепло ее руки успокаивало меня. Когда я крепче сжимал подлокотник, она крепче сжимала мою руку. Думаю, она делала это подсознательно. Я уверен, она не замечала, что делает, но помогла мне расслабиться.

Когда она упомянула, что у нее только что умер отец, у нее на глазах выступили слезы. Другой рукой я накрыл ее ладонь. Думаю, только в этот момент она впервые осознала, где лежит ее рука, потому что отдернула ее и вытерла глаза. Я немедленно выразил ей соболезнования по поводу ее потери.

– Все нормально, но сейчас мне не хотелось бы говорить об этом. Давай лучше о гитарах. – Ее лицо было милым и искренним, но на нем читалась сильная боль. Казалось, она старалась быть сильной и скрывать свою рану, но это было невозможно, поскольку ее выдавали очень выразительные глаза и лицо.

Мы проболтали весь полет. Я не мог отделаться от мысли, что обязан узнать эту девушку получше. Но было видно, как она переживает, поэтому я попытался разрядить обстановку.

Когда мы начали идти на посадку, меня охватила паника при мысли о том, что мы сейчас выйдем из самолета и больше никогда не увидимся.

– Миа, мы снижаемся. Мне нужно узнать все прямо сейчас! Сколько тебе лет, как твоя фамилия, на какой улице ты живешь? Если мы выкарабкаемся, я думаю, что мы могли бы посидеть где-нибудь вместе, знаешь, помузицировать или что-то в этом роде.

– Моя фамилия Келли, я почти всю неделю буду в папином кафе – «У Келли» на авеню А. Заходи как-нибудь выпить со мной кофе, и мы поболтаем о музыке. Мне двадцать пять лет.

Мне казалось, у нас так много общего. Я не мог поверить, что мне так повезло, потому что мне досталось место рядом с ней. Она была красивой, но ее красота не бросалась в глаза, не была вызывающей. Она была умной, и веселой, и язвительной, и саркастичной, и остроумной, и она любила музыку, но самое главное, она была доброй. Ей хотелось успокоить меня, пусть даже она не осознавала, что хочет этого, и она меня успокоила. Может быть, это была судьба, что я сел рядом с ней в тот день, или интуитивная прозорливость, божественное провидение, кто знает? Что бы то ни было, я сел рядом с девушкой, которая сумела завладеть моим сердцем. В ту самую минуту я влюбился в нее. Я понимал, что с Миа, при всей ее печали и чувствительности будет непросто, но от этого я желал ее еще больше.

Я сказал ей, понизив голос:

– У нас обоих двойные имена. Я – Уилл Райан, мне двадцать девять лет. Я живу на двадцать второй Мотт-стрит в складском чулане и работаю в отеле «Montosh». У меня первая отрицательная группа крови, универсальная, и я играю в группе «Ivans». И я люблю кофе. Было приятно с тобой познакомиться, Миа.

– Мне тоже было приятно с тобой познакомиться, – сказала она.

– Мы сделали это, – сказал я ей. – Знаешь, говорят, что те, кто вместе смотрел в лицо смерти, связаны друг с другом на всю жизнь.

Она усмехнулась.

– Ты хитрый шалун, Уилл.

– Я бы сказал, неотразимый, – сказал я, наблюдая за тем, как она встает и нервно хватает свои вещи. Я шел позади нее по проходу, направляясь к выходу. Какой-то сукин сын чуть было не сбил ее с ног, пытаясь вклиниться в очередь. – Эй! Разуй глаза, приятель! – Когда Миа обернулась, одарив меня соблазнительнейшей улыбкой, я сказал: – Видишь, малыш, рыцари еще не перевелись.

Я всю дорогу шел за ней, пока мы не остановились у бордюра тротуара. Она ни разу не обернулась, пока ждала такси. Я зажег сигарету, поднял глаза к небу и начал молиться. Как раз в тот момент, когда ее такси трогалось с места, она взглянула на меня. Я энергично замахал рукой и беззвучно произнес: «До свидания, Миа, ты – милая».

В это момент мне ужасно захотелось позвонить Адди Чёрту и рассказать о полете. Мне хотелось сказать ему, что на этот раз я не думал о смерти… Единственным, что занимало мои мысли, была жизнь.

Оглядывая оставшихся гостей, маленькие белые огоньки, разбросанные повсюду, и сверкающую гладь пруда, я думал, что свадьба Дженни и Тайлера удалась как нельзя лучше. Это было абсолютно волшебно. Наша с Миа музыка сделала и без того прекрасный вечер еще более впечатляющим. Мне захотелось взять бутылку шампанского и прогуляться вокруг маленького пруда с Одри, но я нигде не мог ее найти.

Я пошел к коттеджу и открыл входную дверь. Сразу же я почувствовал какое-то движение. В тот момент, когда я завернул за угол, собираясь пройти по короткому коридору, я увидел Миа, которая, крадучись, тихо закрывала дверь одной из спален. Обернувшись, она врезалась прямо мне в грудь.

– Ты не видела Одри? – спросил я. Она только пристально смотрела на меня с ничего не выражающим лицом. – В чем дело, Миа? – Она по-прежнему равнодушно смотрела на меня, а потом из комнаты вышел придурок Дастин и встал у нее за спиной.

– О, нет. Неужели? Правда, Миа? Ты и он? – «Черт возьми, она трахалась с ним. О господи, ей потребуется дезинфекция». А потом вышла Одри и встала рядом с Дастином. Я всмотрелся в лицо Миа. Она выглядела грустной. Я не мог этому поверить. Я повернулся и пошел обратно по коридору, думая о том, насколько это нелепо – моя лучшая подруга и моя девушка вместе с Дастином, самой подлой и грязной свиньей во всей Вселенной, у которой венерическая болезнь.

Пойдя прямо к бару, я схватил бутылку виски и направился к пруду. До меня доносился голос Миа, которая что-то кричала мне вслед. Не поднимая головы, я залез в маленькую белую лодку и погреб от причала. Я все время думал: «Как могла Миа пойти на это, неужели у нее нет ни капли достоинства? Как мог Дастин так использовать ее, зная, до чего я дорожу ею? Как он мог, зная, что я отдал бы все ради того, чтобы быть с ней, быть с Миа?»

Она кричала, чтобы я вернулся и поговорил с ней.

– Я не намерен. Говорить. С тобой. Никогда! – завопил я. Я видел, как Дастин, стоя позади Миа, обнимает Одри. Я встал в лодке, едва удерживая равновесие, и показал им неприличный жест обеими руками. – Идите вы все к черту! – Я чуть было не упал, поэтому я сел и погреб дальше в темноту, а потом прокричал напоследок: – Не ищите меня!

Я все еще различал их в свете огней, но знал, что они не видят меня. Доплыв до противоположной стороны, я вытащил лодку на берег и взялся за виски. Сначала я услышал ее, а потом увидел, как она идет ко мне по тропинке.

– Уилл?

– Не приближайся ко мне, Миа, черт бы тебя побрал. Клянусь богом, я уплыву на середину этого проклятого пруда и останусь там до следующего года.

Стоя там, где остановилась, она спокойно и ласково сказала:

– Когда я вошла в комнату, мне показалось, что вы с Одри занимаетесь сексом. Мне не было видно, кто находится за ширмой. Я постаралась выскользнуть из комнаты и в этот момент наткнулась на тебя. Я была в смятении.

Я поверил ей, но в тот момент был не в силах взглянуть ей в лицо. Одри и Дастин унизили меня, и я знал, что Миа жаль меня.

– Уходи, Миа.

Следующий час я провел в маленькой лодке, думая обо всем, думая о своей жизни, думая о том времени, когда Миа спрашивала меня о моих мечтах и надеждах. Я знал, что она, несомненно, неотделима от них, но знал, что должен быть терпелив по отношению к ней. На то, что Одри и этот озабоченный Дастин, вероятно, снюхались прямо у меня под носом, мне было наплевать. Я думал только о том, какое счастье, что это была не Миа.

Я пошел в коттедж и увидел, что она спит, совершенно спокойная и прекрасная. Длинные темные волосы, заплетенные в косу, покоились на плече. Она лежала на одной стороне кровати, плед был наполовину сдвинут, почти не скрывая ее майки и трусиков. Честно говоря, к этому моменту мне уже не хотелось просто трахнуться с Миа. Думая, что буду с ней, я думал только о том, как нежно буду любить ее. Той ночью мне ужасно хотелось заняться с ней медленным, нежным, сонным сексом. Я лежал поверх пледа у нее за спиной, наблюдая за тем, как она спит. Мои мысли вернулись к свадьбе, я вспомнил о том, как она шла по проходу, как сильно мне хотелось увидеть ее в белом, но и в том платье она выглядела потрясающе. Я думал о том, как она отреагировала, увидев Дженни, и с какой милой завистью она внимательно смотрела на нее, идущую под руку со своим отцом. Я знал, что Миа думает о своем отце и что горесть и боль все еще давят на нее тяжелым грузом. Я думал о том, что она всегда была одинокой, даже когда встречалась с идиотом Бобом. Миа казалась маленькой потерянной душой, и я понимал, что должно пройти немало времени, пока она придет в себя. Потом мои мысли переключились на то, что было бы, если бы я удержал ее, и я молился о том, чтобы она позволила мне удержать себя, молился о нас.

Спустя несколько часов я проснулся оттого, что ее нежная рука расстегивала на мне ремень. Я заметил, что она сняла с меня ботинки и галстук. Сквозь прищуренные глаза я видел ее как в тумане. Она мило улыбалась мне. В ее взгляде проскальзывало сожаление, но выражение лица было мягким и добрым.

– Я понял, – сказал я. – Возвращайся в постель.

Она проскользнула обратно в постель, пока я раздевался до трусов. Она отвернулась от меня, легла на бок. Я свернулся калачиком у нее за спиной и закинул на нее ногу. Я просунул руку под майку, ощутив ее теплую, мягкую кожу. Я удерживал ее, и она не останавливала меня. Было так приятно. Это был нежный, саднящий и божественный момент, и это скоротечное мгновение значило для меня больше, чем целая жизнь, пусть даже мне суждено было жить вечно.