— Пойдем к тете Ирочке, она, наверное, тебе что-то вкусное приготовила.

Малыш приподнялся на диване с восхищенными глазами и начал вставать, упираясь ручкой в мягкую поверхность, и я заметил, как он поморщился.

— У меня лука немножечко болит, но это елунда, только Ивочке — ни слова, а то она снова будет плакать, — заботливо попросил Егор, показывая небольшой синяк около локтя, и тут же добавил. — И не называй ее так, ей не нлавится, она только мне лазлешает…

— Договорились, — я протянул ему руку, он вложил свою маленькую ладошку в мою и пожал по-взрослому.

Как же волнительно было за ребенка, и в то же время удивительно прекрасно, видя, как Ира относится к Егорке, окружая его заботой и любовью. Она словно создана быть матерью, создана для семьи, и в ней нет той бл*дской натуры, которую я так часто встречаю в девушках. Ира — женщина, прекрасная и неповторимая, рожденная для любви и ласки.

Я поднял мальчика на руки и понес в кухню, где суетилась, накрывая на стол, девушка, взволнованная, растрепанная и безумно красивая. Заметив нас, она поставила последнюю пиалку на стол и прильнула к малышу, забирая его к себе на руки. Да, стол ломился от еды, что говорило о том, что для ребенка ей ничего не жаль.

Сходив вместе с Егором в ванную, следом отправила мыть руки меня, и когда я вернулся в кухню, на коленях девушки сидел ребенок, не спеша, поглощая из ее рук борщ и периодически кусая котлету, а сам держал в маленьких ручках чашечку с компотом. Милаша все это время, хоть и отвлекалась, чтобы набрать новую ложку борща, но не забывала при этом целовать котенка то в щечку, то в макушку, при этом умиротворенно улыбаясь и наслаждаясь запахом малыша.

Глядя на нее, я понимал, что сердце ее разрывается на части, и внутренности скручиваются в тугой узел, пронося сквозь себя боль и отчаяние за этого ребенка.

Я присел рядом и принялся кушать из тарелки, приготовленной для меня заранее, и, признаться честно, я мог предполагать, что будет вкусно, но, чтобы так, что мне понравится, так же, как и у моей мамы, я не ожидал. Нужно срочно жениться на этой малышке, улыбнулся я сам себе.

Когда я в очередной раз набрал ложку борща, Егорка протянул на ладошке кусочек мяса, который явно достал со своей тарелки.

— У меня уже был один кусочек, а этот — тебе. Угощайся, — предложил малыш, а у меня отняло дар речи. Он говорил это искренне, с по-детски наивным личиком и теплым взглядом, отражающим искреннюю заботу. Господи, если ребенок так добр, то почему родители — мрази? Как у них могло родиться такое счастье?

— Спасибо, парень, — я улыбнулся ему и подмигнул, приняв кусочек мяса из его ручки.

Разве можно отказать этим ангельским глазам? Так я думал, пока не произошло следующее, а именно: в одно мгновение ко мне в тарелку прилетает котлета, и остатки содержимого красными брызгами оседает мне на белоснежную рубашку и местами на лицо. Если малыш и решил поиграть, то явно не рассчитывал меня обрызгивать, и, заметив сложившуюся ситуацию, как котенок, сжался, и в прямом смысле прилип к Ире, опустив глаза в тарелку, и мне казалось, что он вот-вот расплачется, от чего мое сердце сжалось точно так же, как и этот человечек.

Я поднял взгляд на девушку, которая огромными испуганными глазами смотрела на меня, наверное, не зная, как поступить в сложившейся ситуации. Она что, серьезно думает, что я буду ругать Егора за какой-то испорченный кусок ткани?

Чтобы разрядить обстановку, я улыбнулся. Ира, заметив мое спокойное состояние, тоже немного расслабилась, и мы вместе с ней рассмеялись. Малыш сразу же успокоился и, подняв голову, тоже залился смехом, наполняя нашу маленькую кухню своим детским теплом. Нашу… Сейчас мы — словно счастливая семья, которая наслаждается поздним ужином и обществом друг друга, и как бы мне хотелось, чтобы это было правдой.

Позже я вызвался уложить спать Егорку, а Милаша осталась мыть посуду и попросила оставить рубашку, чтобы она могла ее застирать, хотя вероятность спасти вещь была равна нулю. Ребенок поначалу немного поворочался в постели, но потом я вспомнил какую-то сказку из глубокого детства и поведал ему о ней, после чего мальчик спокойно уснул.

Глядя на ребенка, спокойно спящего среди подушек и одеяла, я все отчетливее понимал, как безумно хочу себе семью, в которой вот так же буду укладывать сына или дочь спать, а после этого идти в спальню к любимой, и засыпать с ней рядом. Или не просто засыпать. Ира. Она именно такая женщина, о которой я мечтал.

Еще немного посидев около паренька, я, удостоверившись, что он укрыт и не упадет с дивана, прикрыл дверь, оставив лишь небольшую щель, на случай, если Егор проснется и пойдет на поиски взрослых, а по свету ему будет проще нас найти, пошел в кухню к хозяйке.

Ира стояла у мойки и домывала последнюю тарелку, при этом ее голова была склонена, явно указывая на ее усталость и задумчивость.

— Егорка уснул, — негромко сказал я. Девушка замерла и кивнула, а когда выключила кран, руками уперлась в столешницу, все так же, не поднимая головы. — Расскажи мне о нем, — попросил я, ведь мне действительно было важно знать о жизни маленького человека, занявшего в сердце Иры, наверное, первое место.

Я присел на табуретку и принялся слушать, хотя первые несколько минут меня преследовала звенящая тишина.

— В первый раз я увидела Егора год назад, когда возвращалась с работы, а он сидел и плакал около подъезда. Когда я спросила, почему он не дома, ответом было, что мать его выгнала за непослушание. Естественно, он тогда не знал кода от парадной и не мог войти. А учитывая, что время было позднее, людей совсем не было, и никто не мог помочь малышу. А тогда я сюда только въехала, соседей не знала, поэтому впервые встретилась с мальчишкой, — говорила Ира без остановки, а я видел в ее глазах ни с чем не сравнимую боль. Она хмыкнула, пояснив это словами: — Характер у меня, конечно, тот еще, не совсем сладкий, так сказать. Обижают — обижу в ответ, говорят гадости — скажу еще хуже, но никогда не промолчу. Я только за правду. Тогда я Егорку отнесла наверх и такое промывание мозгов его мамаше сделала! Но, по всей видимости, ей это не помогло. А сейчас ее и след простыл, честно сказать, не удивлюсь, если она на тот свет ушла, алкоголичка долбанная.

Ира тяжело вздохнула, задумавшись, и, приподнявшись, клацнула чайник.

— Куда смотрят органы опеки? — задал я интересующий вопрос.

— Ты что? Знаешь, сколько раз они здесь ошивались? И соседей опрашивали, одна я, дура, всеми жабрами защищала Ромку, только бы малыша не забрали в детдом, — она поежилась от этого слова, но продолжила. — Его же там ничего не ждет, Стас, я боюсь за него, не хочу ему зла. Только я — идиотка, понимаю, что не в силах помочь Егорке. Что я могу? Провинциалка. Моя прописка не поможет ребенку.

— Ты без памяти его любишь, — прошептал я, а девушка вскинула на меня свои карие глаза и кивнула. — Мне тоже он понравился, и я жажду увидеть его долбаного отца, чтобы набить ему рожу. — Ира снова кивнула и поднялась приготовить нам чай, я перехватил ее руку и через секунду крепко прижимал ее к своей голой груди.

Услышал, как ее дыхание сбилось, и она устремила свой взгляд мне на губы, облизав при этом свои, и, прикрыв глаза, склонила голову мне на плечо.

— Выходи за меня? — я сказал то, о чем думал сейчас, а думал, как бы нам вернее забрать Егора к себе. Ира мгновенно подняла голову и уставилась на меня с непониманием. — Я влюблен в тебя по уши, и тебе, думаю, не безразличен, так почему…

— Что, что, что, подожди, — она ладошкой немного меня отодвинула, чтобы лучше смотреть мне в глаза. — Мы знакомы меньше суток, и ты, говоришь, влюблен?

— Я удивлен не меньше твоего, но это правда, и такое случается. А сегодня, ужиная вместе с вами в этой маленькой кухоньке, я понял, что хочу всегда вот так собираться в кухне, или в зале, либо вообще на природе, и проводить время с вами. Семьей.

Я взял ее лицо в руки и нежно посмотрел в глаза, наполненные теплом и любовью, мне даже казалось, что она вот-вот заплачет.

— Ты сейчас серьезно? — очень тихо спросила Ира.

— Очень хочу вас в свою жизнь. И я обещаю, что сделаю все, чтобы в скором времени Егор стал нашим сыном.

— Я буду дурой, если соглашусь на твое предложение?

— Ты будешь моей Милашей, если поверишь мне, и не усомнишься.

После этих слов я припал к ее пухлым губам, полностью растворяясь в нежном поцелуе, поглощая и впитывая в себя первый стон девушки, которая, наконец, расслабилась в моих руках и полностью отдалась своим чувствам. Нежная, хрупкая, находясь в моей власти, малышка прильнула к моему телу так близко, что я смог ощутить все ее изгибы, и почувствовал, как она задрожала от нахлынувших чувств. Ее тело выдавало свою хозяйку с головой, мурашки на коже говорили о том, насколько она возбуждена и беззащитна в этот момент, и я наслаждался ее слабостью и хрупкостью. Удивительное сочетание.

У меня же в паху заныло от близости желанной девушки, но я не спешил, давая возможность ей выбирать, к тому же, мой затуманенный страстью мозг понимал, что за стеной спит ребенок, который в любой момент может войти к нам.

Я почувствовал, как по моим плечам засеменили пальчики Милаши, и она не больно меня царапнула ноготками, скользя вверх, и перемещая руки на спину, при этом вставая на носочки, чтобы ей было удобно дотянуться туда, куда держит свой путь. Я же решил помочь девочке, хватая ее под попку и заставляя обвить своими ножками меня за талию. Господи, я сквозь одежду чувствовал ее жар, хотя и сам — не лучше, стою со стояком, упираясь ей прямо между ножек.

Вернув руки ей на лицо, слегка отстранился, чтобы поцеловать щеки и нежную шею, когда услышал ее разочарованный стон, говорящий, чтобы я вернул свои губы на место. Я же улыбнулся на ее реакцию и открыл глаза, которые, как оказалось, все это время были закрыты, и просто смотрел на Иру, которая находилась сейчас явно не на этой планете.

Судорожное дыхание и легкое дрожание манящего тела не придавали мне выдержки, но выбора не было, нам стоило остановиться, чтобы, в случае чего, не напугать Егорку. Я тыльной стороной ладони провел по ее щеке, отчего малышка повернула голову, прижимаясь к руке, а я снова улыбнулся ее реакции и большим пальцем коснулся родинки над ее верхней губой. Ира открыла глаза и, едва повернувшись, поцеловала мой палец, я же только сжал зубы, чтобы не зарычать от удовольствия, которое пронеслось по всему телу от этого невинного касания.

— Нам нужно остановиться, Егор спит за стеной, — пояснил я свое поведение, убирая все той же рукой волосы с ее лба.

— Прости меня за сегодняшнее поведение в подъезде, просто мне кажется, я всей душой чувствую малыша.

Я лишь кивнул на ее слова, прекрасно понимая, как чувства, так и поведение Иры, ведь этот ребенок даже меня не смог оставить равнодушным, притом, что знаю его пару часов.

Продолжая держать Милашу на руках, я отнес ее в комнату и уложил на диван к Егорке, так же заботливо укрывая одеялом.

— Отдыхайте, родные мои, я в кресле устроюсь, — пояснил я, и отправился в кухню, чтобы сделать несколько важных звонков. А когда вернулся в комнату, заметил, как мальчик доверчиво прижимается к своей Ирочке, и она крепко обнимает ребенка, защищая даже во сне этого маленького человечка, который приносит так много счастья.

Часть третья

Проснулась я от нежного поглаживания маленькой ладошки по своей щеке. Открыв глаза, увидела теплую улыбку ребенка и, тут же прильнув к нему, крепко обняла, тем самым желая доброго утра. Как бы мне хотелось забрать Егорку к себе и каждый день видеть его счастливую улыбку, дарить ему свои любовь и заботу, и быть для него мамой. Как же мне этого хотелось…

— Ивочка, — вывел меня из раздумий голос малыша.

— Да, дорогой мой.

— Ты сейчас отведешь меня к нему, да? — прозвучавшие слова резанули меня, словно по живому, а я лишь крепче обняла ребенка и тяжело вздохнула.

— Как бы мне этого не хотелось…

— Я тебе уже надоел?

— Не говори так, слышишь, не говори! — потребовала я, глядя в детские глаза, и сама утопая в боли. У меня нет возможности помочь ему, просто нет!

— Забели меня к себе, Ивочка. А я буду тебя мамой называть и помогать буду во всем, в чем скажешь, только забели, — его слова раз за разом били меня, не щадя, били от безысходности, били от жалости к этому ни в чем не повинному ребенку.

— Малыш… Я бы забрала тебя, несмотря ни на что, без всякой там помощи или выгоды, но у меня нет такой возможности, понимаешь?

— У нас же есть дядя Стас, пусть он нам поможет. — А вот о мужчине я не подумала, да и его не было в моей маленькой квартире, значит, ушел. Испугался. Именно поэтому я вчера так убегала от него, потому что не все мужчины готовы принять женщину с ее проблемами. Зачем ему я, еще и с чужим ребенком, у которого есть отец пьяница.