— Егорка, понимаешь, в жизни не все так просто, как кажется. Да и сам ты видишь, дяди Стаса нет здесь.

— Он ушел? — удивленно приподняв бровки, поинтересовался мальчик.

— Ушел, — с горечью ответила я, поглаживая Егора по головке, пытаясь его отвлечь от этого разговора.

— Но он велнется? — как бы мне хотелось, чтобы он вернулся, ведь он не похож на остальных мужчин, но, видимо, и здесь я ошиблась.

— Егорка, давай мы сейчас позавтракаем?

— А потом ты меня отдашь?

Господи, ну что мне ему сказать, как помочь, если сама хочу оставить малыша у себя, только не имею никакого права на это. Да была бы моя воля, никогда бы не отдавала, только бы он всегда был со мной рядом.

— Маленький мой, послушай, прошу. Мне бы очень хотелось тебя не отдавать твоему отцу, но я не имею на это права, понимаешь? Он по закону твой отец, а я — чужая, и мне никто тебя так просто не отдаст. Нельзя так поступать с людьми, а особенно с детками: захотел — взял, захотел — отдал. Люди — не куклы, ими не играют.

— Но я своему папе совсем не нужен, — очередная фраза, доводящая меня до безумия. Этот человек еще совсем маленький, но уже такой умный, понимающий, его била жизнь, а он продолжает верить в добро и в то, что со мной ему будет хорошо. Но, как же нам поступить, чтобы спасти ребенка? Как?

— Ну, что ты, Егор, ты ему нужен…

— Тогда почему он не относится ко мне так же, как и ты?

— Взрослые — они очень разные, и каждый показывает свою любовь по-своему, — я врала, врала и не краснела, но иначе не могла. Я не хотела подтверждать слова ребенка и говорить, что этот законченный алкаш совсем не любит своего сына. Это бы добило Егорку.

— Тогда я сейчас уйду, и пусть он дальше бьет меня своей любовью.

Я прикрыла глаза, снова ощущая боль и свою слабость. Понимала, что ребенку не хочется идти к отцу, я и сама не хочу его отпускать, но поделать ничего не могла. К сожалению, не все в моих силах и руках, и законы таковы, каковы они есть.

— Егорушка, ты же знаешь, как я тебя люблю…

— И я тебя люблю, Ивочка, — он снова обнимает меня, крепко-крепко, а у меня словно внутри все обрывается от ужасной мысли, что я должна, нет, просто обязана отдать ребенка отцу.

— Тогда прошу, малыш мой, не причиняй мне боли, мне и так нелегко. Ты знаешь, что человек не может жить без сердца? — спросила я, на что получила кивок, и продолжила. — Вот ты и есть мое сердце. Тебя забирают у меня, и мне больно становится, нечем дышать, невозможно пошевелиться, тебя как будто вырвали из моей груди, отняли, понимаешь? У меня же забрали часть моего тела, души, я не знаю, как тебе объяснить, но я хочу, чтобы ты понимал, что ты — моя жизнь.

Мы долго смотрели друг другу в глаза, Егорка пытался что-то прочесть в моих, а я, как могла, скрывала в них свою боль. И когда тишина уже, кажется, стала невыносимой, и я хотела первая заговорить, мальчик, тяжело вздохнув, шепотом произнес:

— Плости меня, я оголчил тебя.

— Нет, мой дорогой, совсем не огорчил, просто мне безумно тяжело отпускать тебя.

— Может, тогда пойдем кушать? — на мое удивление, он перевел тему, и я только снова восхитилась смышленым парнишкой.

— Конечно, что бы ты хотел на завтрак?

— Мне все лавно, главное — покушать, — ответил мальчик, чем снова меня задел. Роман совсем не кормит его, тратя всю свою мелочевку на водку, и не заботясь, что его сын совсем ничего не есть.

— Хорошо, котенок мой, сейчас мы позавтракаем, плотно и сытно, так, чтобы нам хватило до десерта.

— А что на десерт?

— А на десерт мы с тобой испечем какой-нибудь вкусный пирог.

Мальчик восторженно захлопал ресницами и неожиданно вскочил с дивана, звонко хлопая в ладошки.

— А я пошел пока зубы чистить и умываться.

После этого он чмокнул меня в щеку и выскочил за дверь. Сейчас, на одно мгновение, мне показалось, что все будет хорошо: и Егорка счастливый, и мы вместе, и… как бы хотелось этого навсегда. Я поднялась, быстро привела себя в порядок и отправилась в кухню, варганить любимому мужчине завтрак.

Но только вошла в маленькую комнатку, предназначенную для трапез, как в голове тут же всплыл вчерашний момент со Стасом. Да, наивная дура, замуж собралась за такого красивого и состоятельного мужчину, сдалась я ему, как собаке пятая лапа. «Затащить в постель он тебя хотел, идиотка». Но как же, если он сам и остановил все, понимая, что за стеной находится ребенок? Так, ладно, достаточно, нужно отключить все мысли и готовить завтрак.

Пока малыш умывался, я успела отварить гречку, нарезать на кусочки мясо и кинуть в сковородку на разогретое масло. Пришел черед лука, но, немного подумав, я поняла, что слишком долго Егор чистит зубки, и решила пойти проверить. Но ванная оказалась пуста, и там даже был выключен свет, и, не имея других вариантов, я отправилась в комнату. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что маленький мальчик аккуратно пытается застелить диван после сна. Тихонько вынырнув, чтобы не отвлекать ребенка, я прислонилась к стене, зажав рот рукой, и быстро рванула обратно в кухню, принявшись нарезать лук. Предательские слезы покатились по щекам, а я нещадно рубила толстыми ломтями горький овощ, и как раз в этот момент ко мне вернулся Егор, и я услышала его тревожный голосок:

— Ивочка, не плачь, плошу тебя, не надо. Хочешь, я больше никогда не плиду к тебе, чтобы не оголчать?

Я едва не взревела от слов малыша, с чего вообще в детской головке возникли такие безумные мысли?

Положив нож на стол, я присела к ребенку и, крепко прижав его к себе, посмотрела в глаза и серьезно ответила:

— Я плачу, потому что лук горький, из-за него мало кто может не плакать, и у тебя сейчас глазки начнут щипать. А насчет огорчения, мы с тобой уже разговаривали, и ты должен понимать, что снова причиняешь мне боль такими словами. Ты знаешь, Егорка, как я хочу, чтобы ты всегда был со мной, и прошу тебя, давай закроем тему с огорчениями раз и навсегда. Ты ребенок, а значит, ангел, ангелы не огорчают, они дарят добро и умиротворение.

— Значит, я твое добро?

— Ты мое самое настоящее и искренне добро.

— Люблю тебя, Ивочка.

— И я тебя люблю, Егорушка.

Мы еще несколько минут сидели, обнявшись, а потом я, вспомнив, что у меня на огне мясо, усадила Егора на стул, а сама принялась приводить в порядок лук, который был в огромных ломтях. Высыпав и его на сковородку, я все перемешала и накрыла крышкой, давая возможность поджариться и напитаться.

— Егорушка, а давай, пока все приготовится, я тебе тост маслом намажу?

— С колбаской? — невинно хлопая глазенками, поинтересовался мальчуган.

— Колбаска закончилась вчера, но есть сырок. Как ты на это смотришь?

— Холошо, давай.

Через пару минут я с улыбкой помешивала мясо и поглядывала на с удовольствием жующего тосты малыша. Разве может быть что-то прекраснее счастливого ребенка?

— Ивочка, и ты один съешь, — попросил он, дожевывая бутерброд.

— Нет, Егор, это тебе.

— Но ведь я сейчас наемся, а потом глечку не захочу, а я ее жуть как люблю, — я улыбнулась этому сходству, ведь сама была неравнодушна к гречке, лопала бы ее каждый день.

— Ладно, но только один, — и, взяв тост, откусила, наслаждаясь поджаренным хлебом. И пока мы жевали, мне в голову пришла хорошая мысль, и я тут же произнесла ее вслух. — Егорка, а хочешь, после завтрака позвоним тете Мане?

— Конечно, хочу, — счастливо выкрикнул ребенок и снова откусил кусочек.

Завтрак прошел в полной тишине, я же только любовалась мальчуганом, а сердце ныло от боли, ведь мне предстояло отдать ребенка извергу, который ни капли не ценит свое чадо. Так хотелось оставить Егора, быть для него хоть маленькой, но любящей семьей. Просыпаться рядом, вместе завтракать, гулять по парку, печь для него сладости, просто наслаждаться обществом друг друга, сидя в обнимку перед телевизором и смотря мультфильмы. По выходным плавать на пароходе по реке, укутавшись поверх куртки пледом, и наблюдать за осенним закатом солнца. Мечты, все это так и останется мечтами.

Чуть позже мы переместились в комнату, и я достала азбуку, чтобы немного позаниматься с ребенком, ведь кроме меня, этого никто не делал. Удобно устроившись в большом кресле и укрывшись теплым пледом, я обняла Егора и открыла книжку, расположив ее перед нами. Но едва мы начали смотреть буквы, как зазвенел телефон, отвлекая нас от занятия.

— Манечка нас опередила, — сказала я и подняла трубку, ставя на громкую связь. — Юляш, привет, я не одна и на громкой связи.

— Привет. Ты что, Стаса у себя оставила?

— Я же говорю, я не одна.

— Пливет, Манечка, — послышался звонкий голосок Егорки, на что я только улыбнулась и принялась слушать ребят.

— О, Егорушка, ты ли там?

— Да, мы с Ивочкой сели буквы учить…

— Какие вы молодцы, а чем еще занимались?

— А вчела меня спать укладывал дядя Стас.

— Ах, дядя Стас… — заинтригованно протянула Юля, и я решила ее перебить, чтобы подруга не успела придумать глупостей.

— Да, вчера Стас привез меня домой, а возле двери меня ждал маленький сюрприз в виде Егорки, вот мы и решили вместе поужинать.

— Ага, угу…

— Что ты угукаешь…

— А еще он мне ланы облабатывал, и было совсем не больно.

— Какие раны? — в недоумении поинтересовалась Юляша.

— Папка меня побил….

— Вот па*ла!

— Мань, — протянула, давая понять, что негоже ругаться при ребенке.

— А что ты хотела от меня услышать?

— Манечка, не лугайся, пожалуйста, чтобы Ивочку не оголчать.

— Хорошо, Егорка, договорились. — Я поняла, что подруга улыбается, и сама не смогла сдержаться и засмеялась, а ребенок лишь довольно хмыкнул.

— Я в ванную сбегаю, а вы пока посеклетничайте, — и, вскочив с кресла, Егорка легонько чмокнул меня в щеку и убежал в нужном направлении.

— Безумно проницательный малыш, — делает вывод Юля, а я тяжело вздыхаю, осознавая, что скоро придется отвести его домой, а там… — Милаш…

— Да?

— Ты же не отступишься от него?

— Я не знаю, что мне делать, веришь?

— Да уж, для начала тебе нужно выйти замуж.

— Замуж, — хмыкнула я от абсурдности ситуации. — Вчера мне уже предлагали туда сходить.

— Кто? — удивлению подруги не было предела, и я решила поспешить утолить ее интерес.

— Стас.

— Ииии??? — не унималась она.

— Что «и»? Я согласилась, сама не понимая, зачем, а потом он сбежал. Наверное, трудностей испугался, ведь от Егорушки отказываться я не собираюсь.

— С чего взяла, что сбежал?

— Утром проснулись, а его нет. А ребенок сразу с вопросами, где дядя Стас.

— Капец, да уж… Блин, ну не похож он на труса.

— Вот и я так сразу подумала.

— Вы целовались? — последовал ожидаемый вопрос, и я резко схватила телефон и отключила громкую связь, приложив трубку к уху, с Юльки станется задавать «интересные» вопросы.

— Ты — как всегда.

— Целовались?

— Целовались, и даже едва не дошли до большего, но…

— Тю… Так надо было ему отсо…

— Мань, прекрати.

— А что? Мужчины любят минет.

— Ты серьезно? Я его сутки знаю, — посетовала я. — И, к тому же, он сам меня остановил.

— Что? Ты серьезно? — повторила мою фразу подруга и добавила. — Ну, тогда, дорогая моя, жди его возвращения. Да не просто жди, а с ужином.

— Может, мне ему еще и свечи зажечь…

— Да-да и пеньюарчик.

— Дурко.

— Знаю, просто он тебе нужен, ну, не зря же мужик тебя замуж позвал.

— Ага, из жалости.

— Вот теперь сама ты дурко!

— Так, все, Егорка бежит, так что потом созвонимся.

— На твоей свадьбе. Егорке привет, целую, люблю.

— И я, и я, и я, — весело пропела ей и сбросила вызов.

— Я уже, а Манечка отключилась? — огорченно вздохнул мальчик и присел около меня.

— Ага, у нее там какое-то срочное дело, но она тебе привет передала, — поспешила обрадовать ребенка.

— Холошо. Тогда давай уже готовить пилог?

— Хочешь сладенького?

— Очень.

— Тогда бегом в кухню! — и Егорка, не дожидаясь меня, рванул в указанном направлении, а я снова улыбнулась, понимая, как ему сейчас хорошо здесь. Мальчуган ощущает свободу, чувствует свою значимость, а мне так хочется, чтобы у него никогда не пропадало это чувство.

Мы вместе замешивали тесто, вместе разбивали яйца и вместе добавляли сахар, у нас все было вместе, словно так и должно быть. Пробовать на сладость я, конечно, давала самому большому сладкоежке — Егорке, полностью полагаясь на его вкус. Щечка и обе его ручки были полностью в муке, я же ограничилась только носом, но малыш хохотал без умолку, глядя на это зрелище. Чуть позже, когда пирог был готов, и его оставалось только поставить в духовку, мальчик предложил включить телевизор, и я, найдя нужный канал, начала пританцовывать, а Егорка не отставал и, спрыгнув со стула, принялся кружить вокруг меня.