Маргарет Каллахэн - Моя желанная

Дев побелел, только глаза казались особенно черными на белом фоне четко очерченного лица.

— Нет, Холли, нет.

Он отступил, споткнулся и с такой силой ухватился за металлические перила, огораживающие тротуар, словно от этого зависела его жизнь. И хотя толпа разделила их, заполнив промежуток, глаза их встретились.

— Нет, Холли.

Нет, то не была игра ее воображения. И они оба понимали, что тот чек — вечное ему проклятие.

«Айлексия».

Знакомый запах ударил ей в ноздри, едва она открыла дверь туалетной комнаты, и Холли подавила тошноту. Никакого выхода. Дома, на работе, в комнате отдыха для служащих фирмы. Куда ни пойдешь, всюду напоминание о Деве.

— Привет, Холли! Брызнуть?

Смеющиеся глаза Сьюзи встретились в зеркале с глазами Холли, и та, увидев в руке Сьюзи флакончик, мгновенно вспомнила, как такой же флакончик держала другая рука. Огромным усилием воли она прогнала воспоминание и покачала головой.

— Нет? Ну и ладно, — благодушно промурлыкала Сьюзи, бросив флакончик в открытую сумочку. — Я знаю, что духи от «Афродиты» — последний писк моды. Но я к тому же считаю, что это самый приятный запах. — Заглянув еще раз в сумочку, девушка подняла руку, глубоко потянула носом и мечтательно проговорила: — «Женщине, которую я люблю и буду любить все грядущие завтра».

— Что ты сказала? — спросила Холли, не веря своим ушам.

— Это девиз духов. «Женщине, которую…»

— Да, я знаю, — нетерпеливо перебила Холли. — Но… ты уверена? — настойчиво спросила она, мысленно перебирая услышанные слова и одновременно прокручивая в голове самые невероятные возможности. — Я и не знала, что ты владеешь французским. Сьюзи, каким образом?..

— Очень просто. Мне объяснили.

— Кто?

— Сам великий человек, — объявила Сьюзи, и глаза ее приняли мечтательное выражение. — Когда ставил на коробке автограф.

Дев? Еще одна шутка — любезность Девлина Уинтера? Но почему? Он назвал духи в ее честь. Он сам это сказал. Духи были новинкой в магазинах, когда Мерил купила их…

Четыре часа неприятных размышлений. Четыре часа работы с клиентами, демонстрация платьев. Все это время мозг Холли прокручивал одно и то же. Она должна узнать. Раз и навсегда. Освободившись наконец, она спустилась в «Бьюти рум» и купила духи.

— Вы забыли о скидке для служащих, — напомнила ей продавщица, лицо которой являло собой витрину макияжа.

— Нет времени, — бросила Холли через плечо.

Она знала, что скидку оформить недолго, но пришлось бы задержаться и поболтать, чего от нее и ждали, ведь она стала знаменитостью, поскольку о том, что она провела вечер с Девом, в магазине знали все.

Снова к лифту, вверх, так долго, ох, почему так долго? Уже на улице Холли остановилась, сделала глоток холодного, свежего воздуха. Нужен человек, свободно владеющий французским. Кого и где искать? Над входом в магазин трепещут флаги. Национальные флаги. Французское посольство. А почему бы и нет? Возможно, просьба покажется необычной, но ведь дело минутное. В посольстве работают французы, они не откажутся сказать ей правду. Правда. Готова ли она принять ее?

Холли остановила такси и, едва машина влилась в еле движущийся поток транспорта, вытащила из сумочки пакет, сорвала упаковку и положила на ладонь коробочку. Правда. Готова ли она принять ее?

Иного выхода нет. Холли освободила флакон от мягкой бумаги, вздрогнув от запаха «Айлексии», но овладела собой, перевернула флакон и посмотрела на французские слова, которые до сих пор не удосужилась перевести.

«Женщине, которую я люблю и буду любить все грядущие завтра».

— О Боже! — Холли прижала ладонь ко рту, стараясь подавить рвущиеся наружу рыдания.

«Женщине, которую я люблю и буду любить все грядущие завтра».

По-английски. Потому что это Англия, и слова, вполне естественно, написаны на английском.

Он любил ее. Дев говорил, что любит ее. В прошлом. Теперь он любит Флору, он полюбил ее давно, еще перед автокатастрофой. И будущая миссис Уинтер, как Дев сказал неделю назад, — самая красивая женщина в мире.

«Итак, примирись с этим, Холли. Он любил тебя — когда-то. Духи тому доказательство, воспоминание о том, что он лишил тебя невинности и разорил твоего отца. А контракт?» Холли продолжала размышлять, не замечая, как такси проложило себе путь к середине улицы, подалось влево, вправо и очутилось в самой гуще уличного движения. Она отказалась принимать контракт с «Афродитой» как плату за свое изображение. Это тоже имело особый смысл. Дев ее принудил. Он знал ее слишком хорошо и понимал, что иначе она не согласится подписать контракт. Это не месть Дева, это его искупление.

Холли заблуждалась. Как сильно она заблуждалась!

Только это оказалось еще хуже, гораздо хуже.

— Холли? Дорогая, о дорогая моя!

Верная Мерил не задавала вопросов, она просто раскрыла объятия и увела ее в дом, в единственную комнату, которую Холли любила за то, что она напоминала об отце. Мерил обнимала ее, утешала и, когда та наконец перестала всхлипывать, сунула ей в руку такой необходимый сейчас стаканчик бренди.

— Дев? — мягко спросила она.

Холли кивнула. Дев. Она любит его. Она его потеряла. Она даже может простить его, потому что он любил — когда-то. Чек уже ничего не значит. Дев искупил свою вину.

Послышалось шуршание бумаги.

— Что это? — с внезапным необъяснимым страхом спросила Холли.

— Я разбирала бумаги твоего отца, — сказала Мерил, глядя на нее всепонимающими голубыми глазами. — Там, на чердаке, столько коробок, у меня до них не доходили руки. Вот что я нашла.

— Но… адресовано папе, — тупо заявила Холли, беря конверт дрожащими пальцами.

Сквозь новые потоки слез она с трудом заметила жирно заштемпелеванную лондонскую марку, дату и название виллы в Лос-Кристианосе, где в то время погибал прежний мир Холли.

— Открой конверт, Холли.

Едкие слова написанной от руки записки. «Вам не купить у меня историю, которой не существует, мистер Скотт. — Четкий, летящий почерк Дева. — Что касается Холли, то я ее люблю. И в один прекрасный день вернусь за ней. Поверьте, никакие грязные деньги никогда не встанут между нами».

Вот и все. Нет, еще обрывки чека на имя Девлина Уинтера.

Как просить прощения у человека, которого ты, любя, столько времени осуждала и проклинала?

Такси до вокзала Виктория или метро? На такси быстрее, решила она. Но метро даст ей возможность собраться с мыслями. Нет, определенно метро, тем более что Дев говорил, будто в отеле есть особый выход — прямо в здание вокзала.

— Мистер Уинтер? Сожалею. — Портье был вежлив, но тверд. — Он дал строжайшие инструкции, чтобы никто его не беспокоил.

Никто не беспокоил… «Только посмей прорваться! Еще, пожалуй, угодишь в участок». К счастью, Холли сохранила чувство юмора.

— Почтовая бумага и конверт? Разумеется, мадам. На конторке справа от вас.

С чего же начать? Трудно было бы встретиться лицом к лицу, но… «Дорогой Дев, прости! Кажется, я ошибалась все эти годы». Холли скривила губы. Ничего смешного. Глубоко вздохнув, она принялась писать так, как оно шло от души:

«Все грядущие завтра, Дев. Я любила тебя тогда, люблю теперь, буду любить вечно. И то, что ты когда-то любил меня, останется со мной на все грядущие завтра. Спасибо, Дев, за то, что ты сделал мне такой драгоценный подарок. Холли».

Она вложила записку с обрывками чека в конверт и поспешно заклеила, чтобы, не дай Бог, не передумать. Отдала письмо портье и ринулась было к выходу, но налетела на девушку — женщину, поправила она себя автоматически, — которая вошла через вращающиеся двери.

— Извините. — Мягкий шотландский выговор, красивое лицо, ростом пониже Холли.

Стройная. Привлекательная. И смотрит на нее с лукавой улыбкой.

— Нет, я сама виновата, — пробормотала Холли, у которой хлынули слезы.

Она метнулась к дверям и, оглянувшись, успела увидеть, как Флора Пенман подошла к лифтам. Чтобы никто его не беспокоил… За исключением Флоры. Вблизи Флора казалась еще симпатичнее, чем тогда, в магазине. И это причиняло боль.

Звонок в дверь. Наплевать. У Тома и Мерил есть ключ, а разговаривать сейчас, например, с молочником, который пришел за деньгами, она просто не в состоянии.

Но в дверь все звонили, звонили и звонили до тех пор, пока Холли, негромко ругнувшись, но так крепко, что покраснел бы сам дьявол, вышла на площадку лестницы. За матовым стеклом входной двери смутно виднелась темная фигура. Молочник. Так она и знала…

Чьи-то голоса, ключ повернулся в замке, дверь распахнулась и тотчас захлопнулась. Глядя вниз со своей позиции на верхней площадке, Холли перестала дышать, а сердце забилось с неистовой силой, подхлестнутое неясной надеждой. Нет, она больше не вынесет. Обрести надежду и потом разочароваться… Уже лучше не надеяться с самого начала.

— Холли?

Она стояла тихо, ждала и удивлялась до той секунды, когда Дев, словно почувствовав ее присутствие, посмотрел наверх. Ничего. Холли не вздохнула, не моргнула, и тогда Дев шевельнулся, разрушив чары. Холли повернулась и быстро пошла по коридору к себе, а он ринулся вверх по лестнице.

— Нет, нет, ни за что! — воскликнул он, просовывая ногу в щель и не давая Холли закрыть дверь.

— Как ты вошел в дом? — спросила она, мысленно задавая ему другие вопросы: «Что ты здесь делаешь, Дев?» или: «Зачем ты пришел?»

— Мерил. Мы столкнулись на крыльце. Она, как леди весьма дипломатичная, немедленно ретировалась вместе с Джоном, говоря насчет верховой езды и «Макдоналдса». И вот… мы с тобой одни.

— Да.

Холли стояла на месте, неуверенно глядя на него и скрестив руки на груди инстинктивным жестом защиты. У нее уже не оставалось гордости, и это ее ничуть не тревожило.

Зачем он пришел? Ткнуть ее носом? Потребовать извинений? Позлорадствовать по поводу того, что глупая, доверчивая Холли все еще любит его? Конечно, нет. Дев не стал бы этого делать. Потому что все ее обвинения против него оказались неверными. Значит, это не месть.

— Я получил твою записку.

— Да.

Может, это лишь игра ее воображения, но, кажется, Дев придвинулся ближе. Она отступила на шаг.

— Холли.

— Да?

Вовсе не игра воображения. Дев стоял близко, совсем рядом. Он без пальто, заметила она, примерно представляя, что записку он получил сразу после ее ухода, а так как она находилась дома не больше двадцати минут, он скорее всего поехал за ней на такси.

— Холли?

Пиджак отлетел прочь, руки Дева обняли ее за плечи, и Холли закрыла глаза. Так близко. Достаточно близко, чтобы трогать, целовать, и остатки ее сопротивления улетучились, едва он привлек ее к себе, и она целовала его, обнимала, хотела. Чистое безумие, но и это не имело значения. Ничто не имело значения. Только Дев. Потому что она любила его.

Когда поцелуй кончился, Холли подняла глаза, и ее смутил серьезный взгляд Дева; заметив в ее глазах выражение страха, он коснулся губами ее губ и зажег в ней новый огонь.

— Я глупец, — глухо пробормотал он, беря в ладони лицо Холли и обводя губами контур ее рта — медленно, долго, чувственно. Он дразнил ее до тех пор, пока она, не в силах больше терпеть, не обхватила его за шею, запустив пальцы в шелк волос и бессознательно избегая дотрагиваться до шрама. Холли притянула к себе его голову и впилась губами в его губы.

— Холли, Холли, Холли, — твердил он.

Исчезла всякая сдержанность. Дев ласкал ее тело, трогал губами ямочку у основания шеи и одновременно расстегивал пуговицы на блузке.

Холли задохнулась, когда его пальцы проникли к ее грудям и высвободили их из лифчика; опустив глаза, она увидела темную голову у себя на груди, ей было сладко от того, что язык Дева трогает соски. Она теснее прижалась к нему, ощутила его возбуждение. Он хотел ее.

Несмотря на желание, сильное до боли, Холли вдруг замерла. Он ее хотел. Податливую Холли, шлюху года Холли, как ни жестоко это звучит. Потому что Дев знал, она сама ему сказала. А он не более человечен, нежели другие. Он просто хотел ее тело. Она хороша в постели — почему бы нет? В конце концов, у нее большой опыт, а Флора…

— Нет!

Холли высвободилась, отскочила, схватилась за расстегнутую блузку, чтобы прикрыть свою бесстыдную наготу.

Дев крепко выругался, повернул ее лицом к себе, железные пальцы впились ей в плечи.

— Но почему, Холли? Почему?

Откровенное недоверие. «Почему бы и нет?» — вот что он хотел сказать.

— Нам хорошо друг с другом, мы нужны друг другу. Почему, Холли, почему?