Слева от Люсинды сидел солдат, с которым она познакомилась несколько дней назад, Да Гама, искатель приключений, который, по его словам, знал ее родителей. Он помылся и побрился, смазал косичку маслом и завязал бантиком, надел галстук. Но, несмотря на приличествующую случаю одежду и приятные манеры, он казался не к месту среди фарфора и хрусталя. Создавалось впечатление, что он сидит в таверне, стеклянный кубок в его грубой руке — это металлическая кружка, а маленький жареный голубь на позолоченной тарелке — задняя часть кабаньей туши.

На другом конце стола расположились тио Карлос и Джеральдо, который выглядел свежо, как обычно выглядит мужчина, только что вышедший от цирюльника. Время от времени он бросал взгляды в сторону Люсинды, изгибал дугой бровь или слегка наклонял голову, словно пытаясь сказать: «Мы с тобой, мы понимаем, мы вдвоем». Каждый раз, когда он это делал, Люсинда слегка нервничала и заставляла себя смотреть в другую сторону, Ей казалось, что он способен заглянуть ей в душу.

Вечер мог бы получиться идеальным, если бы не последний гость, который устроился напротив Джеральдо, мусульманин, капитан Патан. Ему было неуютно на стуле, а его голова находилась выше остальных.

«Какой тщеславный и высокомерный тип», — подумала Люсинда.

Он пил только воду и хмурился, когда за столом щедро разливали вино. Казалось, что его особенно раздражает Люсинда, подносящая кубок с вином к губам.

«Зачем мне беспокоиться о том, что ты думаешь?» — говорила про себя Люсинда, сердито глядя на Патана. Но, несмотря на это, она глядела, как зачарованная, на то, как он ел, используя только пальцы, причем это у него получалось более ловко и изысканно, чем у некоторых вилками.

— Сеньор Дасана говорит, что вас все еще беспокоит организация поездки, — обратился Карвалло к Да Гаме через Люсинду.

— Я предпочел бы взять португальских солдат.

— Вам они не потребуются. Это Индия, Да Гама, — бакшиш имеет больше значения, чем оружие. Уж вам-то следовало бы это знать. Взятки гораздо более эффективны, чем пистолеты, в особенности теперь. Кроме того, с бураком прибыло пять или шесть человек.

— Нам следует отправить своих людей, а не полагаться на мусульман, — Да Гама нахмурился.

— Ну, у вас есть Джеральдо. И, конечно, вы сами — великий Деога собственной персоной. Разве этого недостаточно?

«Мужские разговоры», — со вздохом подумала Люсинда.

Она сделала большой глоток вина и бросила взгляд на Патана, внезапно поняв, что он за весь вечер не произнес ни слова. Словно почувствовав ее взгляд, он тоже посмотрел на нее, и она увидела, как он хмурится при виде кубка в ее руке. Она улыбнулась ему и протянула кубок слуге, чтобы в него подлили вина.

Внезапно она поняла, что мужчины говорят про Патана.

— Я не понимаю, почему вы так обеспокоены, Да Гама, — сказал Карвалло. Похоже, он собрался вывести Да Гаму из себя.

— Потому что он — их лучший бурак. Они не отправили бы сто, если бы не считали, что впереди ждут неприятности.

Карвалло собрался ответить, но потом решил, что лучше этого не делать, и промокнул губы салфеткой.

— И именно поэтому мы отправили за вами, господин, — наконец произнес он. — Разве вы не считаетесь также лучшим?

— Не знаю, — Да Гама покачал головой. — Может, я и не лучший, а просто последний. Все остальные уехали или мертвы.

— Уехали куда? — весело спросила Люсинда. Этот разговор становился очень скучным.

— В Лиссабон, Люси, — ответил Да Гама. — Или в Макао. Мы просто передаем Индию голландцам.

— О, Индия такая скучная. Интересно, а какой Макао?

Конечно, после этого мужчины начали рассказывать ей про Макао, она кивала, смеялась и потряхивала локонами, словно это ее на самом деле интересовало. Но внезапно она снова насторожилась: Карвалло и Да Гама начали шептаться о Джеральдо. Пытаясь не привлекать к себе внимания, она напряженно прислушивалась.

— Значит, Карлос оплатил его долги в Макао? — спросил солдат.

Карвалло, идеальный секретарь, просто пожал плечами:

— Вы бы поразились, если бы я сказал вам, сколько он был должен. А он, верите ли, набрал долгов еще и в Гоа. Всего за несколько дней, которые он провел здесь.

Да Гама сделал большой глоток вина.

— Я помню себя молодым, — сказал он, улыбаясь Люсинде, которая притворилась, будто ей неинтересно. — А его семья? — спросил Да Гама, но что-то в его тоне заставило Люсинду подумать, что он знает правду и без вопросов.

— Нехорошие типы, по большей части. Они очень мало ему оставили, а то, что было, как я понимаю, уже спущено.

— Да, такой родственник и даром не нужен, и лучше бы его не иметь вообще. Это я вам точно говорю, — сказал Да Гама и склонился вперед. — Он приносит несчастье. Вокруг него умирают люди. В Лиссабоне за один месяц умерли три его кузена, — Карвалло вопросительно приподнял бровь, а Да Гама склонил голову, чтобы подчеркнуть свои слова. — В Макао он убил своего двоюродного дедушку.

— Но я слышал, что убитый был молодым человеком.

Да Гама откинулся на спинку стула, сделал глоток вина и пожал плечами:

— Дальний родственник. Там сложные родственные отношения. Генеалогия — это мое хобби.

Это привлекло внимание Люсинды.

— А почему, сеньор? — спросила она.

Да Гама улыбнулся и смущенно покачал головой:

— Из-за моей фамилии, Люси. Я питал надежды, представляешь? Я мечтал, что являюсь родственником Васко да Гамы. Я надеялся оказаться потерянным наследником и невероятно богатым.

— И что?

— Оказалось, что это не так, — ответил Да Гама с пляшущими искорками в глазах. — У меня та же фамилия, но совершенно другая семья. На самом деле я родственник Дасанов. Мне повезло, что я твой родственник, но грустно, оттого что мне приходится зарабатывать на жизнь.

— Господин Карлос планирует ввести парня в дело, — заметил Карвалло после паузы. Он смотрел на Да Гаму, словно изучая его реакцию. — Он останется в Биджапуре и станет работать с господином Викторио.

Лицо солдата помрачнело.

— Скажите ему, чтобы следил за своей спиной, — наконец сказал он.

«Чьей спиной?» — подумала Люсинда.

Но именно в этот момент тио Карлос поднял кубок. Слуги поспешили наполнить кубки других господ, Патан хмурился.

— Завтра вы уезжаете в Биджапур. Пусть Пресвятая Дева Мария позволит всем вам совершить приятное путешествие!

— Долгих вам лет жизни и здоровья, тио Карлос, — ответил Джеральдо, чокаясь с дядей. Все за столом подняли кубки, раздались одобрительные возгласы.

Все, за исключением Патана, который гневно смотрел в свой стакан с водой и хмурился.

* * *

В ту ночь у тио Карлоса начался такой сильный понос, что вызвали врача, а потом и священника. Люсинда услышала суматоху и поспешила в комнату дяди, но Карвалло заверил ее, что она ничего не может сделать. Она увидела Джеральдо, сидящего в уголке у двери с обеспокоенным лицом.

— Он проявил такую доброту к несчастному сироте. Что я буду делать, если он умрет? — воскликнул молодой человек.

Люсинда положила руку ему на плечо. Джеральдо сжал ее, поднес к щеке, затем поцеловал, перед тем как отвернуться. У него в глазах стояли слезы.

К утру весь дом был охвачен волнением. Патан привел караван к дверям на рассвете, как и планировалось изначально. Конечно, в прихожей начался спор, поскольку слуги решили, что хозяин умирает и путешествие отменяется.

— Ты должна что-то сделать, малышка, — сказала Елена, когда Люсинда одевалась.

Люсинда надела пестрое хлопчатобумажное платье и выглянула из окна. Мусульмане-наездники стояли на улице рядом с несколькими повозками, запряженными волами. Но они казались карликами по сравнению с огромным слоном с обвязанными бивнями. На его голове красовалась позолоченная накидка с узорами, которая блестела в лучах утреннего солнца. На спине слона возвышался паланкин с занавесками, почти достигавший окна Люсинды. Он выглядел словно миниатюрный домик с изогнутой зеленой крышей, которую поддерживали красные лакированные подпорки. Резьбу украшала позолота, использовалось много шелка, а вокруг шло ограждение из отполированной латуни.

— Что за шум? — спросила Люсинда, спускаясь по узкой лестнице.

— A-а, госпожа Дасана, — воскликнул Карвалло. — Вы говорите на хинди гораздо лучше меня. Объясните этому тупице, что ваш дядя болен и отправление следует отложить.

Люсинда почувствовала себя крошечной, когда шла к бураку. Патан оделся в свежие одежды, рукоятка меча блестела. Его лицо, вечно кислое, теперь казалось полным негодования. Она сделала глубокий вдох и постаралась распрямить плечи, чтобы выглядеть как можно выше.

— Капитан Патан, — обратилась она на хинди. — Сеньор Карвалло пытается сказать…

— Я все прекрасно понимаю, госпожа, — ответил Патан. Его голос звучал гораздо мягче и вежливее, чем она ожидала. — Но что я могу поделать, хочу я вас спросить? Я должен выполнить свой долг, понимаете? Меня не волнует, преуспею ли я или провалюсь. Но мне сказали отправляться в путь сегодня, и долг обязывает меня попытаться это сделать. Пожалуйста, простите меня, если я нарушил покой этого дома.

— Что он говорит? — спросил Карвалло, но Люсинда какое-то время не отвечала ему.

— Значит, вы понимаете, капитан, что мой дядя при смерти и мы должны отложить…

— Я ничего подобного не понимаю, госпожа. Мои люди спросили у слуг. Те сказали, что ваш дядя чувствует себя значительно лучше.

Люсинда смотрела в глаза Патана, который не отводил взгляда. Она снова почувствовала раздражение из-за его самодовольства. Она уже собиралась спорить, но вместо этого повернулась к Карвалло.

— Как себя чувствует тио Карлос? — спросила она по-португальски.

— Гораздо лучше, сеньорита, — Карвалло поклонился.

— Тогда почему мы откладываем отправление?

Казалось, Карвалло опешил.

— Это кажется неподобающим, сеньорита…

— А кто-нибудь спросил у вашего дяди, чего желает он? — тихо уточнил Патан на хинди.

Теперь удивилась Люсинда.

— Я сама это сделаю, — ответила она.

Она бросила на Карвалло взгляд, который, как она надеялась, означал, что она держит ситуацию под контролем, затем развернулась, влетела в дом и поспешила наверх.

Она нашла Джеральдо спящим в кресле перед дверью дяди.

— Он провел тут всю ночь, — сообщил Люсинде камердинер Адольфо, когда пропускал девушку внутрь.

— Заходи, племянница, — пригласил Карлос.

Взмах руки, казалось, отнял все его силы. Он побледнел после кровопускания, но глаза у него блестели, и он улыбнулся ей с любовью.

Она объяснила ситуацию.

— Караван должен отправиться в путь немедленно, — заявил он ей. — Дела обстоят не очень хорошо, и я опасаюсь любой задержки.

— Да, дядя, — ответила Люсинда, положив ладонь на его руку. Его кожа на ощупь казалась тонкой, холодной и слегка влажной. Его помыли, зачесали волосы назад, но, несмотря на все это, запах блевотины и фекалий все равно витал в воздухе. — Значит, мы отправимся в путь, как ты говоришь.

— Подожди, — сказал Карлос, накрывая ее руку своей второй. Она увидела у него на предплечье белую повязку, закрывающую рану в том месте, где врач пускал кровь. — Прошлой ночью они подумали, что я умираю. Они сказали, что это яд. Ха! Слишком много вина для старика, вот и все. Но знаешь, что я думал, когда священник проводил таинство миропомазания?

Люсинда скрыла удивление. Никто не сказал ей про священника.

— И что, дядя?

— Не о своих грехах или Деве Марии. Нет, я думал о тебе, — у него на щеке заблестела слеза. — Ты такая идеальная, Люси. Такая чистая. Семья — это все. Теперь я это понимаю лучше, чем когда-либо раньше. Ты — это все, что у меня теперь есть, моя дорогая.

— И Джеральдо, дядя.

— Что? — переспросил Карлос, словно проснувшись.

— Джеральдо… Он ведь тоже семья, не так ли? И Викторио, твой брат. Не забывай их.

Он долго смотрел на нее, перед тем как наконец ответить.

— Не совсем брат. Родственник, — он снял руку с ее ладони. — Да. Это только значило…

— Да, дядя?

Он вздохнул и закрыл глаза, и какое-то мгновение испуганная Люсинда опасалась, что он умер.

— Я думал, что ты поймешь, — пробормотал он.

— Я понимаю, — ответила она.

Карлос махнул рукой.

— Иди. Передай мои наилучшие пожелания Викторио. Наслаждайся путешествием.

— Спасибо, тио Карлос, — она наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Еще одно, — он судорожно вздохнул, когда она уже собралась уйти. — Да Гама. Будь осторожна. Не доверяй ему.

Услышав эти слова, Люсинда уставилась на дядю. Ей страшно хотелось услышать больше, но она видела, как он слаб. Ему было трудно разговаривать, а если сказать по правде, то ей хотелось побыстрее отправиться в путешествие. Ей хотелось, чтобы скорее начались приключения.