С нежностью и почти материнской жалостью Коринна смотрела на Брюса.

– Брюс… – произнесла она наконец очень тихо. – Брюс… я думаю, надо послать за повитухой. У меня участились схватки…

Брюс тупо глядел на нее, медленно осознавая смысл происходящего.

– У тебя схватки… О! Коринна! – В его голосе звучало раскаяние. Он подхватил ее на руки, отнес в другую комнату и уложил на постель. Кровь с его рубашки испачкала платье Коринны и ее щеку. Он протянул руку и вытер кровь, потом быстро повернулся и выбежал из комнаты.

Две-три минуты Эмбер без сознания лежала на полу. Когда она стала приходить в себя, ей показалось, будто она лежит в мягкой, теплой и удобной кровати, пытаясь натянуть на себя одеяло. Только через несколько секунд она сообразила, где она и что произошло. Потом она попыталась сесть. В ушах и в глазах больно стучала кровь, болело горло, кружилась голова. Она очень медленно, с трудом встала на ноги. Когда в комнату вошел Брюс/она стояла словно подвешенная на крюке, опустив голову, беспомощно вытянув руки вдоль тела. Эмбер подняла глаза. Он на мгновение остановился рядом. – Убирайся отсюда, – сказал он. Он говорил медленно, сквозь зубы. – Убирайся.

Глава шестьдесят девятая

В течение нескольких дней Эмбер не выходила из спальни. Рейвенспур-Хаус погрузился в тишину Посетителей не принимали, во дворец Эмбер не приезжала. Кто-то пустил слух, что ее отравила леди Карлтон и что она умирает. Другие сообщали, что Эмбер приходит в себя после аборта. Еще кто-то утверждал, что она недомогает после любовных извращений. Эмбер не обращала внимания на эти россказни, но, когда Карл прислал узнать о ее самочувствии, она передала что у нее лихорадка.

Большую часть времени она просто лежала в постели, неухоженная и растрепанная, с темными кругами под глазами, лицо приняло желтовато-бледный, болезненный вид. Она очень мало ела и слишком много пила. Язык распух и стал шершавым, во рту ощущался противный вкус, в голову лезли мысли о смерти.

В прошлом Эмбер приходилось переживать тяжелые, горькие моменты одиночества, неверия в себя, но сейчас это было что-то иное, гораздо худшее. Все, на что она надеялась, ее будущее, все; что было светлого в настоящем, – все это погибло в тот день в доме Элмсбери. Всего за несколько минут она уничтожила все, не оставив камня на камне, никаких надежд на будущее. Даже ее энергия, огромная жизненная сила, никогда раньше не подводившие ее, оказались бессильны.

Когда Букингем попытался заинтересовать ее своим новым заговором, Эмбер отнеслась к этому к. его великому разочарованию и удивлению, с апатией и безразличием. Чтобы добиться от нее ответа, ему пришлось дважды объяснять свои намерения. С присушим ему энтузиазмом он сообщил ей, что готов пожертвовать всем оставшимся состоянием для этого самого темного и фантастического из своих замыслов. Целью заговора было отравление барона Арлингтона.

Эмбер слушала его объяснения с растущим, но не слишком горячим интересом. Под конец она с притворным видом содрогнулась от ужаса:

– Господи, ваша милость, да вы просто кошмарный убийца! А как вы планируете избавиться от меня?

Букингем вежливо улыбнулся:

– Избавиться от вас, мадам? Я протестую. Зачем мне избавляться от вас? Вы для меня очень полезный человек.

– Конечно, – согласилась она. – Не сомневаюсь, вы бы предпочли, чтобы не ваша, а моя голова торчала на шесте Лондонского моста.

– Ба! Его величество не предал бы вас суду, даже если бы вы убили его собственного брата. Он слишком нежно относится к тем женщинам, с которыми когда-либо переспал. Но не тревожьтесь, мадам, я не настолько глупый заговорщик, чтобы подвергать опасности как свою жизнь, так и вашу.

По этому вопросу Эмбер не стала с ним спорить, но она прекрасно донимала, почему он не мог обойтись без ее участия: ему был нужен козел отпущения на случай, если дела примут иной оборот. И кроме того, Эмбер была единственной женщиной при дворе, которая была бы способна убедить короля поверить (или притвориться, что он верит), что его милость умер естественной смертью. Если же у нее это не получится, то именно она поплатится за все.

Но Эмбер не собиралась жертвовать собой. К тому моменту, когда герцог изложил ей свой замысел, у нее был готов свой собственный. План герцога вызвал к жизни ее изобретательность, и апатию как рукой сняло. Эмбер решила, что сможет найти способ обмануть герцога, перехитрить барона и при этом без особого риска заработать крупную сумму.

Как и обещал, Букингем передал ей две с половиной тысячи фунтов, вторую половину она получит, когда барон будет надежно лежать в гробу. Эмбер послала за Шадраком Ньюболдом, чтобы положить деньги на свой счет. Она решила не оставлять Букингему возможности украсть у нее деньги. Потом она отправилась на свидание с Арлингтоном, о котором договорилась заранее.

Около полуночи она вышла из дворца, точнее, ее вынесли из дворца в большой бельевой корзине, которую несли два носильщика. Сверху ее прикрыли юбками и платьями, которые якобы отдавали в стирку. Через секунду из той же двери вышла Нэн. На ней был наряд и украшения, в которых Эмбер появлялась утром. Парик Нэн был того же цвета, что волосы Эмбер, на лице была маска. Человек, бродивший у этой двери с начала вечера, бросил взгляд на бельевую корзину и в нерешительности остановился, но тут появилась Нэн, вошла в большую карету Эмбер и укатила; Филер свистнул, подозвал свою карету и бросился в погоню.

Нэн же с удовольствием покаталась по городу, доехала до Кэмомайл-стрит и очень веселилась, видя, как шпион герцога старается держаться на расстоянии от нее и в то же время не упустить из вида. Он ждал ее у подъезда доходного дома три часа, а когда Нэн уехала, справился у хозяйки дома, кто здесь живет. Ему сказали, что жилье снимает мистер Харрис, молодой актер из Театра герцога. После этого доносчик отправился с докладом к Букингему. Герцог Букингемский ковырял в зубах золотой зубочисткой, слушая сообщения; ему было забавно узнать, что герцогиня столь низко пала после того, как затратила немало усилий, чтобы подняться вверх.

Тем временем Эмбер отнесли в маленький ничем не примечательный дворик на одном из грязных, заваленных отбросами переулков Вестминстера! Носильщики с трудом дотащили ношу до третьего этажа доходного дома. Эмбер то ахала, то чертыхалась, когда носильщики ставили, поднимали и волокли корзину по лестнице. Но вот наконец бни опустили корзину и ушли. Услышав звук захлопывавшейся двери, Эмбер подняла крышку корзины, сбросила прикрывавшее ее белье и глубоко вздохнула. Она как раз вылезала из корзины, когда из соседней комнаты вышел Арлингтон. Его длинный плащ был почти до полу, шляпа – низко надвинута на глаза, в руке он держал маску.

– Время дорого, милорд, – сказала Эмбер, освобождаясь от опутавших ее юбок и блузок. – У меня есть для вас весьма ценная информация – я продам ее вам за пять тысяч фунтов.

Выражение лица Арлингтона не изменилось.

– Это очень патриотично с вашей стороны, мадам. Но пять тысяч – большая сумма. Не думаю, что смогу…

Эмбер нетерпеливо перебила его:

– Я не занимаюсь – благотворительностью, милорд, и не согласна торговать в кредит. Оплата должна быть наличными. Но мы можем договориться. Я скажу вам часть того, что знаю, сейчас, и, если вы заплатите мне завтра, я приму меры и сорву заговор. Если же вы… – Она слегка пожала плечами, давая всем своим видом понять, что в противном случае его не ждет ничего хорошего.

– Что ж, это звучит очень разумно для женщины.

– Кое-кто намеревается убить вашу милость, и я знаю, когда и как. Если вы мне заплатите, я сорву заговор…

Арлингтон остался невозмутим. У него было больше врагов, чем он знал, а знал он многих, но это дело представлялось ему ясным.

– Я полагаю, что сам могу сорвать заговор, мадам, и сэкономить пять тысяч.

– Как?

– Если я выдвину обвинение…

– Нет, вы не посмеете, и сами это знаете! Она была права. Если бы он хоть намекнул о своих подозрениях королю, то Букингем набросился бы на него и вытащил на свет Божий. Ведь герцог был еще очень влиятельным человеком, у него была мощная поддержка за стенами дворца, в тех сферах, в поддержке которых, король отчаянно нуждался. Если бы Арлингтон обвинил его в заговоре с целью убийства, то герцог уничтожил бы его политически, причем его удар сработал бы быстрее яда. Возможно, именно этого он и хотел в конечном счете, возможно, поэтому он и втянул Эмбер в этот заговор. Арлингтон же рассматривал ситуацию, как еще один пример вмешательства женщины не в свое дело, что лишь затрудняло его жизнь w требовало дополнительных расходов.

– Насколько я понимаю, – сказал Арлингтон, – этот заговор мог быть изобретен вами только с целью получить деньги. Я не думаю, чтобы кто-нибудь решился отравить государственного секретаря его величества.

Этот блеф не произвел на Эмбер предполагаемого впечатления. Она улыбнулась:

– Но если кто-то все же решится, милорд, то на будущей неделе или в будущем месяце вы будете мертвы,

– Предположим, я дам денег. Как я могу быть уверен, что вы предотвратите заговор, если таковой вообще имеет место, и не допустите убийстве?

– В этом вам придется поверить мне на слово, сэр.

Теперь барон рассердился. Он понял, что Эмбер все-таки переиграла его, и он не знал, как спасти свою жизнь и свои деньги. Но рисковать он не решился. Он знал, что Букингем непредрекаем: совершенно неожиданно, как говорится под настроение, он способен совершить убийство без всякого колебания. Ну, если не Букингем, то какой-нибудь менее значительный противник. Но черт подери эту женщину Почему именно она получает от него пять тысяч! Любовницы короля получали деньги без всяких для себя хлопот, ему же требовались месяцы тяжелого труда, чтобы восполнить такой расход. Он никогда не испытывал такой неприязни к женщинам вообще, а к герцогине Ренспур в частности, как сейчас.

– Вы получите деньги на руки завтра, Доброй ночи, мадам. И благодарю вас.

– Не стоит благодарности, милорд. Ваша жизнь бесценна для Англии. Это я вас благодарю

Замысел Букингема был прост.Он привел Эмбер красивого пятнадцатилетнего юношу из дома барона по имени-Джон, которого она должна была уговорить отравить барона во имя короля и ради отчизны. После Арлингтона Букингем намеревался – при помощи 2 тысяч фунтов стерлингов, объявить, что он заболел оспой, и отправить его жить за границу. Но герцог не посвятил юношу в свои замыслы. Он рассказал другое: герцогиня однажды увидела его, пришла в восторг от его внешности и попросила познакомить их поближе. Подверженный ранней испорченности королевского двора, Джон с радостью согласился, убежденный, что знает, для чего его зовут. Но он ошибался.

Эмбер использовала свое обаяние, и Джон дал согласие выполнить ее просьбу. Но, получив пять тысяч от Арлингтона, Эмбер дала юноше безвредное снотворное средство, чтобы тот подмешал его в бокал барона. Букингем остановил ее на следующее утро, когда Эмбер шла в покой королевы. Букингем казался взволнованным и разгневанным.

– Что вы сделали? – вскричал он. – Он сейчас у короля! .

Эмбер остановилась и посмотрела ему в глаза.

– В самом деле? – Она изобразила удивление. – Очень странно, не правда ли?

– Да уж, странно! – съязвил тот. – Джон говорит, он и не прикоснулся к напитку, хотя пьет его каждый вечер! Я хорошо знаю его привычки, не первый год знакомы. Отвечайте мне, дрянь такая, что вы сделали?

Они стояли друг против друга, но ни тот, ни другая не могли больше притворяться. На лицах обоих было явное отвращение друг к другу. Эмбер ответила ему сквозь зубы:

– Если вы посмеете еще раз говорить со мной таким образом, Джордж Вилльерс, то, клянусь, король узнает такое, что вам не поздоровится.

Она не стала ожидать его ответа, повернулась и ушла. Он помедлил, глядя ей вслед, потом зашагал в противоположном направлении. Нэн, широко раскрыв глаза, посмотрела, как он уходит, потом подхватила юбки и бросилась за Эмбер.

– Бог мой! Если бы вы только видели его лицо! Это дьявол, настоящий дьявол!

– Мне наплевать на этого дьявола! Не боюсь я этого назойливого пьяницу! Мне бы хотелось…

Но в тот момент, когда она собиралась свернуть в апартаменты ее величества, она увидела Элмсбери, шедшего в ее сторону. С ним было еще трое, и они о чем-то весело беседовали. Эмбер не видела его с того дня, когда в последний раз была в Элмсбери-Хаусе. Но сейчас она остановилась и подождала, надеясь, что он сообщит ей новости о Брюсе. В тот самый день Коринна родила сына, и Эмбер знала, что они собирались отплыть во Францию, как только Коринна оправится. Но, к великому удивлению Эмбер, граф, заметив ее, неожиданно свернул в сторону и исчез в каком-то боковом коридорчике.

– В чем дело? – вскричала она, будто была публично оскорблена им.