Через пять минут они уже неслись галопом по Кенонгейт Толбут и Хай-стрит к окраинам Эдинбурга. Лошади звонко стучали копытами по булыжной мостовой.


Во дворе Холирудхауса Арчибальд Кемпбелл, укрывшись в темном алькове, наблюдал за тем, как Шотландский Цербер покидает дворец. К нему подошел герцог Нортумберленд.

Арджилл посмотрел на этого богатого и знатного джентльмена, который сейчас не выглядел таким уверенным и спокойным, как прежде.

— Представляю, как вам было тяжело, ваша светлость, когда вас на глазах у шотландского короля принудили отказаться от помощи своему кузену, который так отчаянно нуждался в ней. Это вдвойне неприятно, ведь весь план похищения малышки придумали именно вы и вы предложили его своему кузену, — сказал он.

Лорд Гарри Перси посмотрел на Арджилла с нескрываемым презрением.

— Если бы я взял на себя ответственность за похищение ребенка, то это ни к чему хорошему не привело бы. На меня пали бы подозрения, и мерзкие братья устроили бы мне допрос, — сказал он.

— Что будет, когда они найдут девчонку?

Нортумберленд пожал плечами.

— Никто не сможет доказать, что я связан с похитителями, — сказал он. — Я устроил все так, что меня они ни разу не видели. С ними договаривался Эллиот. Я послал тайный приказ их командиру, чтобы они убили девочку и ее мать. Насколько я понимаю, малышка уже должна быть мертва.

Арджилл покачал головой, удивляясь тому, насколько глуп этот человек.

— Однако мы уже не сможем обвинить в их смерти Кинрата, — сказал он. — Все гости, присутствовавшие на свадебном балу, слышали, как ваш кузен сознался в том, что похитил ребенка.

В голосе Нортумберленда послышались нотки горечи и сожаления:

— Наш план развязать войну между нашими странами провалился. И по сравнению с этой утратой, жизни женщины и ее ребенка не имеют для меня никакой ценности. Мне абсолютно безразлично, что с ними будет.

— Не всем планам и надеждам суждено осуществиться. — Арчибальд Кемпбелл улыбнулся спокойной и безмятежной улыбкой — его совершенно не тронула дерзость этого джентльмена, который от досады злился и негодовал. — Мне недавно сообщили, что Дональд Даб Мак-Дональд сбежал из тюрьмы в Иннишонейле. Сына последнего Мак-Дональда, великого предводителя, объявят Владыкой Островов. И все западные острова поднимут восстание против короля Джеймса. Я очень скоро буду иметь неслыханную, просто небывалую возможность заполучить еще больше земель и замков в хаосе гражданской войны.

Нортумберленд посмотрел на него задумчивым взглядом.

— Войны имеют свойство распространяться через границы в другие страны, — сказал он. — Возможно, еще не все утрачено.


Замок Лористон стоял на вершине скалистого утеса, выходившего на залив Ферт-оф-Форт. Уже несколько десятилетий эта старинная крепость стояла заброшенной. Она была частично разрушена и нуждалась в восстановлении. С суши к ней вела одна-единственная дорога, которая хорошо просматривалась теми, кто охранял крепость.

Лахлан ехал в авангарде отряда. Рядом с ним был английский маркиз. Личестер позвал охранников, и те, услышав его голос, вышли к центральным воротам вместе с Анжеликой.

Увидев Лахлана и свою мать, девочка неожиданно вырвалась и побежала им навстречу по усыпанной гравием подъездной дороге.

— Мама, мама! — кричала она.

Пришпорив свою лошадь, Франсин подъехала к Лахлану и Личестеру.

— Я здесь, Анжелика! — крикнула она.

На каменных башнях появились наемники, вооруженные луками.

— Нет, нет! — крикнул Личестер. Он отчаянно махал руками, чтобы привлечь их внимание. — Остановитесь! Не стреляйте!

Мать и дочь побежали навстречу друг другу. Засвистели стрелы. Спешившись, Лахлан обнял их обеих, и увел из-под обстрела, воспользовавшись тем, что солдаты перезаряжали свои луки.

Рори и Кейр понеслись к воротам центральной башни еще до того, как охранники сообразили, что их нужно закрыть. Они въехали на лошадях прямо в каменное здание, размахивая мечами и срубая на ходу головы противников.

Стоя возле Лахлана, Франсин взяла свою рыдающую дочь на руки и попыталась успокоить ее.

Подошедший к ним Кейр неуверенно переминался с ноги на ногу, не желая мешать.

— Личестер ранен и просит, чтобы вы подошли к нему, миледи, — сказал он и, встретившись взглядом с Лахланом, покачал головой. — Ничего уже сделать нельзя. Раны смертельные.

Франсин передала Анжелику Лахлану.

— Подожди здесь и постарайся успокоить ее, — сказала она, с мольбой посмотрев на него.

Франсин побежала по высокой летней траве к тому месту, где лежал маркиз. Рори уже вытащил из его тела стрелы. Встав на колени возле раненого, он приподнял его за плечи, чтобы тот мог говорить.

Франсин опустилась на траву, промокшую от крови Эллиота, и положила его голову на свои колени. Глаза Личестера были закрыты. Струйка ярко-красной крови вытекала из уголка его рта. Она взяла маркиза за руку, чувствуя, как слезы застилают ей глаза.

— Я здесь, Эллиот. — Слова обжигали ей горло. — Это я, Фрэнси.

Он медленно открыл глаза и посмотрел на нее.

— Это я убил Уилла Джеффриса, — выдохнул он. — Я изнасиловал твою сестру. Ты должна поверить мне, Фрэнси. Я не собирался нападать на Сесилию. Но когда ты вышла замуж за Уолсингхема, а не за меня, я просто обезумел от злости. Ты сможешь меня простить?

— Не знаю, Эллиот, — честно призналась она. — Но я постараюсь.

— Я любил тебя уже в детстве, когда мы вместе играли, — сказал Личестер и замолчал. Он попытался отдышаться, но начал кашлять кровью. — Почему ты никогда не отвечала мне взаимностью? Я мог бы стать другим человеком, если бы ты любила меня так же сильно, как я любил тебя.

Франсин дрожащими пальцами вытирала мокрые от слез щеки. Глядя в угасающие глаза мужчины, которого так долго ненавидела, которого обвиняла в смерти своей сестры, она почувствовала, что ее сердце разрывается от боли. На радость или на беду, но их жизни были прочно связаны с юности.

— Я люблю тебя, Эллиот, — произнесла она дрожащими губами. — Люблю за то, что ты спас жизнь Анжелике.

Он заговорил так тихо, что Франсин едва разбирала его слова. Она наклонилась ниже, чтобы лучше слышать.

— Скажи моей дочери, что я люблю ее.

— Я скажу ей, что ты отдал свою жизнь, спасая ее.

Эллиот задыхался, ловил ртом воздух.

— Ты можешь поцеловать меня, Фрэнси? — попросил он, пристально глядя ей в лицо. — Ты можешь хоть один раз не отталкивать меня, а поцеловать?

Наклонившись, Франсин прижалась губами к его холодеющим губам.

— Похоже, — прошептал он, сжимая ее руку, — похоже, я умираю. Я совершил в жизни много зла, Фрэнси. Ты можешь помолиться за спасение моей души, когда я умру?

Она едва сдерживала рвущиеся из горла рыдания.

— Давай помолимся вместе, Эллиот.

Они начали читать «Отче наш», его дыхание постепенно стихало, губы едва шевелились.

— Отче наш, иже еси на небеси…

Эллиот замолчал, и его душа покинула бренное тело, но Франсин продолжала молиться за своего друга детства:

— …и остави нам долги наши, яко мы оставляем должникам нашим… но избави нас от лукавого…


Замок Кинраткейрн

Западная Шотландия


Лахлан заглянул на террасу, где днем обычно собирались женщины. Они подняли головы, увидев, что он вошел в комнату.

Радостно улыбаясь, Анжелика вскочила со своего места и подбежала к нему.

— Athair, — сказала она, назвав его отцом по-гаэльски. — А мы занимаемся с господином Вардлоу, но у мамы никак не получается правильно произносить слова. А господин Вардлоу сказал, никто не должен смеяться, когда она путает звуки. Хотя он говорит, что это очень забавно. Я очень стараюсь сдерживаться, чтобы не засмеяться. Но это у меня не всегда получается.

Взяв девочку на руки, Лахлан звонко чмокнул ее в щеку, а потом отпустил, погладив по спине.

— Ты просто молодец, малышка, — сказал он. — Мы не должны обижать маму. — Он посмотрел на учителя. — Как продвигается учеба? Вы довольны своими ученицами?

Фитцрой Вардлоу поднялся со своего места и поклонился ему.

— Она делают просто поразительные успехи, лейрд, — сказал он.

Худощавое лицо мужчины стало красным, как свекла. У него был такой вид, будто его застали на горячем, когда он таскал еду из кладовой.

Лахлан прекрасно понимал, что этот долговязый и неуклюжий учитель по уши влюблен во Франсин, несмотря на ее округлившийся живот, который был уже хорошо заметен. «Так как этот парень держит свои чувства при себе и не досаждает объекту своей любви, я не буду его ругать», — подумал Лахлан. Он и сам, так же как и влюбленный учитель, был без ума от своей жены.

Леди Эмма сидела и ткала гобелен за станком, стоящим возле окна, чтобы свет падал на ткань. После свадьбы графиня приехала вместе с ними из Эдинбурга, собираясь прожить здесь всю зиму и весну, чтобы ухаживать за Франсин во время беременности и помогать во время родов.

Рядом с ней сидела синьора Грациоли и плела кружева. Несмотря на то что Личестер был уверен в том, что няня умерла, ударившись головой о шкаф, Люсия осталась жива. Так как все остальные слуги в замке разговаривали по-гаэльски, она тоже стала посещать уроки, желая выучить этот язык.

Леди Эмма подняла голову и посмотрела на сына.

— О, сегодня ты пришел раньше обычного, дорогой, — сказала она и улыбнулась своей ясной, безмятежной улыбкой.

— Я сейчас был на конюшне. Мама-лошадь и маленький жеребенок прекрасно себя чувствуют, — сказал он. — За ними присматривают Уолли и Колин.

Наклонившись, Лахлан поцеловал жену в макушку.

— Я думал, что ты захочешь увидеть маленького жеребенка, — сказал он.

— Конечно. Я очень хочу на него посмотреть, — обрадовалась она.

Похоже, ей очень хотелось улизнуть с урока. Франсин встала и расправила складки своего широкого платья.

— Можно мне пойти с вами? — спросила Анжелика.

В ее карих глазках была мольба. Она держала светловолосую куклу, которую подарил ей Личестер, когда они вместе ездили к Стене Адриана.

Малышка не знала, что английский маркиз был ее отцом, но знала, что он отдал свою жизнь ради ее спасения. Молясь перед сном, она всегда упоминала имена Эллиота Броума и своей тети Сесилии.

Лахлан улыбнулся, глядя на свою резвую и веселую дочь, и покачал головой.

— В другой раз, мой ангел. Ты составишь компанию леди Эмме, пока я буду развлекать твою маму. А с тобой мы сходим в конюшню завтра утром, после завтрака.

Была уже середина зимы, и с озера дул холодный сырой ветер. Лахлан накинул на плечи жены теплый шерстяной плащ и надел на голову капюшон, спрятав под ним ее золотистые локоны. Вместе они прошли через двор замка к конюшне.

— Мне очень приятно, что ты изучаешь мой родной язык, — сказал Лахлан. — Не обращай внимания на их насмешки, a ghraidh. Ты учишь его всего несколько месяцев, а за это время невозможно овладеть им в совершенстве.

Франсин украдкой посмотрела на мужа. Она уже знала, что означает ласковое слово, которое он только что произнес. Он назвал ее любимой.

Кинрат даже не догадывался об истинной причине, которая заставила его жену с таким усердием взяться за изучение гаэльского языка. Хотя постепенно женщина поняла, что это ей вряд ли поможет. При каждой удобной возможности она просматривала книги в огромной библиотеке замка, но все было напрасно.

Когда они приехали в Кинраткейрн, Франсин была поражена роскошным убранством внутренних покоев замка. До свадьбы она не имела представления о том, каким огромным богатством располагает ее супруг. Лахлан подарил ей один из пяти своих замков. Наутро после их первой брачной ночи он передал ей в качестве подарка документы, удостоверяющие право собственности на этот замок, объяснив, что у шотландцев это обычай: так супруг благодарит свою молодую жену за доставленное ему удовольствие.

Они вошли в теплую конюшню, где Уолтер и Колин возились с новорожденным жеребенком. Те, подняв головы, посмотрели на них. По их лицам было видно, что это занятие доставляет им огромное удовольствие.

— Мама и малыш чувствуют себя прекрасно, — сказал Уолтер.

Когда он улыбался щербатым ртом, то казался гораздо моложе своих лет.

Колин поднялся на ноги. Он вытер чистым куском ткани мягкую шерстку жеребенка и посмотрел на него, чтобы убедиться, что она сухая и теплая.

— Вам нужно будет придумать для него имя, — сказал он и посмотрел на Франсин своими задумчивыми голубыми глазами.

Юноша заметно повзрослел с того дня, когда они познакомились. Он был уже не таким застенчивым и почти не заикался.