Иман Кальби - Не твоя…

– Шукран (араб.– спасибо),ты спас меня, рискуя собой, готов был отдать свою жизнь за никчемную мою, – сказала Влада и накрыла его руку своей.

– Неправда, асфура, неправда, Не никчемная,–  тихо ответил он ей.

Она сама не поняла, что ей двигало, но почему– то вдруг притянула его руку к своим губам и поцеловала…Этот жест был таким… искренним, откровенным, открытым, принимающим… В его голове пронеслось столько мыслей и эмоций одновременно… Он колебался, как реагировать, но потом все– таки деликатно убрал руку. Словно не заметив этого, Влада быстро приблизилась к нему и крепко обняла. Это был искренний порыв благодарности. Впервые за долгое время она почувствовала поддержку и защиту. Это чувство было странным и новым и, как впоследствии она думала, понятным только для тех, кто пережил состояние балансирования между жизнью и смертью…Когда не приходится выбирать, когда нет места пристрастиям и капризам, когда понимаешь всю важность вот такой искренней защиты, защиты лишенной политической окраски, защиты жизни одного человека другим…Он немного скорчился. Пуля все– таки сильно повредила плечо. Хоть он и храбрился, это было ранение.

Влада снова плакала. То ли о пережитого стресса, то ли от нервов, то ли от осознания всей абсурдности ее положения…Мужчина, от которого она так хотела бежать все это время, спас ее…Спас от верной и неблагородной смерти… Спас, рискуя собой… Дыхание Карима участилось, он тоже приобнял ее, по– опекунски погладив по голове. Прислонил лицо к ее волосам и втянул их аромат, хотя какой там мог быть аромат после проведенных в той землянке часов. Влада закашляла– простуда от сырости и холода не заставила себя ждать. После нескольких минут объятий они наконец отодвинулись друг от друга. Карим бросил на нее быстрый взгляд, словно боясь упустить какую– то из ее реакций, словно вся эта ситуация сейчас была каким– то тестом–  испытанием–  и он не имел шанса на поражение.

– Ешь побольше, ты так похудела…– прозвучало неловко и невпопад.

– Такая некрасивая я тебе больше не нравлюсь?– Влада сама не понимала, почему вдруг выпалила эти слова. Нервы, усмешка, обида…Неужели ревность к той, которая, как она знала, преспокойно все это время жила с ним неподалеку?

Карим лишь бросил на нее острый взгляд.

– Я принес тебе твой компьютер… И еще… Здесь флешка от Мустафы. Он просил тебе ее передать, когда его ранило… Думаю, ты знаешь…

– Знаю…–  глухим голосом ответила девушка. Мир вокруг них был жесток… Это не ее иллюзии, наполненные сюрреализмом. Это проза жизни, где не нашлось места их романтическому другу– любителю поэзии…

– Что на флешке?– спросила она тихо.

– Не знаю. У вас с ним вечно были секреты от меня. Вы хорошо ладили…

Она не ответила, глотая ком в горле, а он больше ничего не сказал, вышел их комнаты, закрыв за собой дверь…

***

Влада взяла компьютер, про который, казалось, уже забыла на фоне драм последних недель. Открыла его и подключила флешку. Через секунду ее глаза засветились печальной теплотой. Это были фото. Их совместные фото, которые иногда очень хорошо, а иногда шуточно и неумело делал Мустафа, когда они все вместе сидели там, во дворе. Ее портреты. Столько портретов, столько в них было правды, глубины… Он смог поймать ее суть… Ее настроение… Робость, страх, смущение, теплоту… Внезапно Влада поняла, что она просто обязана сейчас открыть вордовский файл и написать о них, рассказать их историю… Их всех, от Карима до Марии Павловны, Малики и Мустафы, про Абу Умара и Валида, про доктора Аделя и Халу. Это будет ее история, их история… И пусть ее никто никогда не прочитает. Она знала, что только так сможет перестать сходить с ума от разъедающих ее эмоций…

Карим врал, что не смотрел, что на той флешке. Ему было стыдно за самого себя, когда он быстро и нетерпеливо, словно вор, вставлял ее в компьютер, чтобы изучить содержимое, но поделать с собой ничего не мог. Он всегда завидовал и восхищался этой удивительной связи между Мустафой и Владой, и сейчас, то, что он хотел ей передать, выглядело для него как некий ключ к их миру, удивительному, тонкому миру, где он был гостем, может и желанным, но все– таки гостем… Он глубоко вздохнул, когда увидел их совместные фото. Они словно не только сообщали о том, что было, но и намекали о возможном… Они вместе, улыбаются, они счастливы. Эта иллюзия так манила… Но больше всего его восхитили и привлекли ее фотографии. У парня был талант. Вернее нет, она такая волшебная, что открыла лучшее в каждом из них… Влада освещала своим присутствием даже самую темную комнату. В этом и был ее секрет–  субтильной, немного застенчивой, ранимой, но неимоверно упрямой и сильной духом девушки… Он быстро скопировал все фото себе… Даже если ему суждено ее потерять, даже если ему будет суждено потерять все, он навсегда запомнит этот восторженно– наивный, но такой маняще– соблазнительный взгляд медовых глаз…

Он снова и снова прокручивал в голове их сегодняшний диалог. Он боялся спугнуть ее, боялся напугать нахрапом. «Такая некрасивая я тебе не нравлюсь?»– крутились в голове ее слова… Некрасивая….Знала бы эта дурочка, что в этот момент он хотел ее больше, чем когда– либо, хотя казалось, больше уже нельзя. Какое– то странное чувство заботы и жалости, так давно ставшее ему чуждым в этих суровых условиях, буквально разрывали сердце, и без того бьющееся рядом с ней со скоростью полета самолета. Он думал, что это пройдет, как наваждение. Чувства остынут, особенно сублимированные его приехавшей пассией, но этого не происходило…Он хотел только Владу…А теперь она с ним флиртовала…Неужели все изменилось, и она хочет его так же, как он ее? Неужели нужно было всего лишь подставить свой бок под выстрел, заслонив ее, чтобы в ее сердце попала не чужая пуля, а любовь к нему. Или же это просто игра, очередная хитрая уловка? Он хотел это знать, но боялся, что снова просчитается…Он брал ее силой–  и чувствовал себя проигравшим. Пытался завоевать ее расположение– и снова проигрыш…Равнодушный игнор– и на душе так, словно он неудачник…Все было как– то сложно в его отношениях к этой девушке… И эти ее объятия, эта теплота и мягкость губ на его руке… Карим был возбужден, снова это досадное чувство неудовлетворенности, которое он постоянно испытывал в ее присутствии…

***

От вороха мыслей его отвлекла шумная суета снаружи комнаты. Дверь с силой распахнулась, пропуская внутрь женские крики.

– Пошли вон, я его жена!–  на пороге была Малика, явно пререкающаяся с кем– то из прислужниц, получивших приказ никого к нему не пускать.

Увидев Карима, она вздернула нос и с силой захлопнула за собой дверь.

– Что все это значит? Почему я совершенно случайно узнаю, что ты ранен? Почему меня не пускают к тебе, я твоя жена, не забыл?! Почему вообще ты здесь, а не в доме, где оставил меня одну, в нашей холодной постели!

Ее голос с каждой фразой поднимался все выше и выше на октаву, перейдя под конец в истеричный визг.

Карим устало закрыл глаза. Он не хотел ругаться.

– Малика, зачем ты пришла?

– Зачем пришла?! Ты в своем уме вообще?! Я твоя жена!!!

Он впервые смотрел на эту женщину совершенно другими глазами. Теперь она казалась ему постаревшей и несвежей. Раньше их разница в возрасте так не бросалась в глаза, по крайней мере, ему. Его почему– то не влекли больше ее пышные формы. Эти сочные, вызывающие даже в закрытой одежде, груди казались вульгарными…Они почему– то начали напоминать ему переспелые помидоры. Груди, которые он так любил. Которые его так возбуждали…Волосы были слишком жесткими, а от нататуированных бровей попросту воротило. Она не была страшной. Она была обычной. Обычной арабкой… К сожалению, при всей своей цветущей молодости, они редко сохраняют свежесть уже к тридцати, если не начинают активно прибегать к пластическим операциям. И вот так получается, что одни к тридцати превращаются в клонированных мумий, а другие–  в обычных теток. Она становилась теткой. Ему было обидно, смешно и горько одновременно. Он уже принял для себя решение… В тот день он отпускал часть себя, ибо с его любовью к ней уходила и частица его…Карима, который был сильнее, популярнее и самоувереннее…Совсем не того Карима, который появился с приходом Влады…

– Ты так и будешь молчать?! Нечего мне сказать?! Я знаю, что ты развлекаешься здесь с этой русской шлюхой!

– Ускути (араб.– заткнись),–  осек ее он.–  Не тебе обвинять других женщин в отсутствии праведности. Ты сама легла под меня, будучи с моим другом.

Малика была вне себя от ярости.

– Это значит я легла?! А ты что у нас, ангел?! Отбил женщину у друга и думаешь, что святой?!

Он не был святым. Он никогда этого и не утверждал, но доказывать, спорить, ссориться с этой взрослой сварливой женщиной, какой она теперь ему казалась, попросту не хотелось. Ранение и так забирало много энергии. Он и так катастрофически отстранился от дел…

– Надо было самой прикончить эту суку, а не поручать это такому же тюфяку и неудачнику, как ты сам!–  выпалила она и сама себя осекла…

Но Карим услышал ее слова…

Малика даже не успела моргнуть глазом, как он с силой схватил ее за горло и припечатал к стене.

– Поподробнее. Что ты сейчас сказала?

Малика начала задыхаться,

– Пусти меня, урод! Что слышал! Она должна была умереть, эта твоя сучка конченая! Что, нравится делить ее с бывшим дружком?! Я все знаю! Открой интернет–  там полно статей про их роман! Это же он, да?! Увейдат трахнул и бросил твою сестру?!

– Еще слово, и я убью тебя, тварь!–  закричал он голосом зверя.

Резко отпустил, отчего она упала на пол. Настежь открыл дверь.

– Валид!– крикнул он в коридор.–  Заходи сам и приведи мне еще двоих свидетелей.

Парень понял друга без слов. Малика тоже, поэтому кинулась в ноги к мужу, моля ее простить… Через минуту на пороге стояли все трое, в том числе Валид и Мария Павловна.

– Талик! Талик! Талик! (формула развода в исламе),–  произнес Карим громко, отшвырнув женщину от себя.– Вы слышали? Я с ней развелся. Доведите до сведения муллы. Пусть выдаст свидетельство, если ее отца не удовлетворит устный рассказ доченьки о случившемся…

Все присутствующие бесстрастно кивнули.

– Ты сегодня же уедешь, Малика. Как раз будет машина в Ливан. Больше я тебя видеть не желаю. Благодари меня за великодушие, что я не убил тебя после твоей выходки. Только потому, что нас действительно связывали чувства.

Она рыдала.

– Какой же ты урод, Карим! Малолетний, самонадеянный болван! Думаешь, не наиграешься?! Думаешь, он оставит тебе ее?! Знай, что я сделаю все, чтобы ты проиграл! Все! Уж поверь мне, пару дней или недель–  и вас всех не будет! Ты потеряешь все из– за этой шлюхи!– кричала она на грани истерики.

– Уведи эту дуру, Валид. Не хочу больше ее слышать. Голова болит.

Друг неодобрительно вздохнул.

– Зачем ты ее отпускаешь?– тихо обратился он к Кариму,–  Она знает все. Нашу дислокацию, наши слабые места, наши резервы… Она сдаст нас!

Карим посмотрел на него убийственным взглядом. Опять друг оспаривал его мнение прилюдно, пусть среди собравшихся и были трое человек, включая мать Валида.

– Я не убиваю женщин, с которыми спал, Валид… Рух маа баад (араб.– уходите все).

Влада впервые за долгое время почувствовала себя свежей и отдохнувшей. Ее искупали, принесли новую одежду и постельное белье. Она искренне радовалась этому, ловя себя на мыли, что человек может быть загнан в такие условия, что даже настолько привычные обыденные ценности будут казаться чем– то необыкновенным… Она расслабилась, несмотря на постоянный звук боестолкновений за окном, всего в нескольких километрах от них… Накануне вечером, сквозь негу сна, она слышала какие– то крики и возню в соседней комнате, но не придала этому никакое значение. В доме всегда было полно народу.

Ей поставили еду и впервые за долгое время с нескрываемым удовольствием девушка поела незамысловатый, но показавшийся ей таким вкусным арабский обед. Насладилась вкусом чечевичного адаса, хуммуса, маслин в оливковом масле, сыра и лепешек. Не успела она доесть последний кусок, как в комнату пришла девушка, на этот раз с чаем. В этот момент, когда она уже было выходила с подносом, чуть не сбив ее с ног в дверях, ворвался Карим…

– Рух, бисуръа (на выход, быстрее),–  поторопил он жестко.

Влада подняла на него удивленный и немного растерянный взгляд. Тот самый взгляд невинной грешницы, который сводил его с ума. Какой– то природный, естественный, и от этого невыносимо притягательный и завлекающий.

Животный непреодолимый инстинкт толкал его к ней в комнату, толкал с какой– то мощной потусторонней силой. Он не чувствовал больше ни опасений, ни сомнений. Он хотел туда зайти, не думая о последствиях. Не стал церемониться и стучаться в дверь–  распахнул ее с силой и настежь– так, что находившаяся там помимо Влады девушка испуганно вскрикнула.