Георгий Запалов - Неизбежность

— Вон, пусть Док тебе расскажет, — услышал Прошкин за спиной, низкий голос.

Док захлопнул аптечку, сел на корточки возле Лёвы и взял руку Степана в свою внушительных размеров ладонь. Достал из кармана старые часы на цепочке и принялся считать пульс у раненного. Через  минуту он заговорил, обращаясь к Лёве, на «ты», как будто они давно были знакомы.

— В армии служил? — Неожиданно спросил он.

— Да, конечно! — Ответил Лёва, едва сдерживая эмоции.

— Тогда должен понимать, — ответил Док, — штопать надо твоего пацана и, чем быстрее, тем лучше. Если пулю не вытащить, он умрет, максимум часа через два-три.

— Какая пуля?  Чего ты несёшь? Откуда? — Нервно закричал Прошкин.

— Вероятно во время пальбы, от стены рикошетом вошла, да так и не вышла, — невозмутимо ответил Док, — ему операция нужна, хватай его в охапку и дуй до ближайшей больницы. И молись что бы любой хирург оказался на месте. Вот посмотри.

С этими словами Док откинул край куртки, и Лёва увидел большое, расплывшееся кровавое пятно на одежде Степана. Прошкин громко и смачно выругался, зачерпнул в обе ладони горсть снега и приложил к своему лицу.

Стёпе становилось хуже. Он стонал и периодически терял сознание. Медлить было нельзя. Рыжий байкер снова подошел к Лёве и, показывая рукой в сторону лежащих в ряд поверженных врагов, сказал:

— Этих мы упаковали. Сейчас дождемся ментов и будем сдавать. Девчонку медикам передадим. Ты, давай, вези парня своего в больничку, это сейчас самое главное, ей все равно уже ничем не поможешь. Действуй командир.

Он хлопнул Прошкина по плечу, закурил и направился к своим.

Памятник Независимости медленно таял вдалеке. Ночной Старый город спал.  Рафик, корчась от боли, вел машину по его узким и заснеженным улицам. Сломанные ребра давали о себе знать, он периодически хватался за бок, корчил недовольную гримасу и что-то бормотал себе под нос. Не отпуская педаль газа на поворотах, он летел на бешеной скорости прочь от этого трагического места. Лев Валентинович сидел рядом на пассажирском сидении. Он оглянулся и в последний раз окинул взглядом площадь. Всё было как прежде. Размытые очертания величавого памятника. Тусклые фонари. Заснеженная мостовая. Байкеры, которые издалека были похожи на трудолюбивых муравьев. Где-то там остались Вольфганг и Марина. Они стояли, обнявшись, и он дыханием согревал её замерзшие ладони.  Всё было на своих местах. Не было только Ангелины. От этой мысли, Прошкину стало нестерпимо больно на душе. Лёва глубоко вздохнул и с тревогой в глазах перевёл взгляд на Степана. Антихакер лежал на заднем сидении и стонал. Лицо его было сильно разбито, большая гематома образовалась под правым глазом. Сквозь белую повязку на груди, которую Док наложил ему, там, возле памятника, просачивалась кровь из раны.

— Давай в Первую городскую больницу, — скомандовал Прошкин, — знаешь где это?

Рафик утвердительно кивнул головой. Именно возле этой больницы находился Родильный Дом, в котором жена Рафика рожала всех его дочерей, а, учитывая, что рожала она часто, таксист великолепно знал все окольные пути и подъезды  к этому жизненно важному заведению.

— Через десять минут будем на месте, Лев Валентинович, — доложил Рафик, прибавляя скорость.

— Мы должны успеть, обязательно должны успеть. — С уверенностью в голосе сказал Лёва и, обращаясь уже к Стёпе, добавил, — ты держись, брат, нам без тебя никак нельзя, нам бы доехать быстрей, а там мы тебя вытащим, и не таких вытаскивали.

— Шеф! — послышался с заднего сидения еле слышный голос Степана. Лёва вздрогнул от неожиданности.

— Слушай, если вдруг помру, ты не обижайся на меня, я не нарочно, я очень жить хочу! — Голос Стёпы звучал глухо и перебивался кашлем.

— Ты, Степан, ерунды не говори, пару царапин, а ты уже панику поднял, — намеренно успокаивая его, сказал Прошкин, — и потом, должок за тобой, если помрешь, кто зуб-то мне отдаст? Никто не отдаст.

Лёва сквозь комок в горле, выдавил из себя подобие смеха.

— Совсем не айс мне, Шеф, — сквозь стон прошептал Стёпа, — у меня есть для тебя кое- что, на прощание, вот, возьми.

Прошкин почувствовал прикосновение дрожащей руки Стёпы и автоматически протянул руку в его сторону. Белый зуб идеальной формы упал в ладонь Лёвы.

— Теперь в расчете, долг есть долг. — Сказал Стёпа и попытался улыбнуться, теперь уже далеко не идеальной улыбкой.

— Степа! — удивлённо воскликнул Прошкин. — Так я же пошутил, ты как его добыл-то? Вот чудак!

— Так в бою и добыл, с первого удара и получил, хорошо не потерял в пылу сражения. — Ответил Степан, закрыл глаза и затих.

— Хирург, говоришь. — Задумчиво сказал Лёва, вспоминая слова Дока, глядя на дорогу. — Сейчас будет Стёпка у нас хирург, ты главное держись брат.

Мобильный телефон зазвонил в ночной тишине неожиданно и тревожно. Доктор Селиванов открыл глаза и взглянул на часы. Покачав недовольно головой, он взял трубку, надел халат и вышел на кухню. Разговор длился недолго. Селиванов никогда не курил на кухне, это было его железное правило. Но в этот раз он достал пепельницу, включил вытяжку и сделал исключение из правил.

— Да, Лёва, конечно, буду через двадцать минут, — сказал Селиванов, — прекрати, ты же мне как брат, и давай не будем к этому возвращаться и попусту тратить время. Я выезжаю.

Селиванов потушил сигарету и набрал номер телефона:

— Наташа, сейчас привезут парня, да, огнестрельное, приготовь операционную и вызови Гребенёва и Светлану Ивановну, да, я работаю только с ними. Ты его прими пока, оформи, я скоро буду.

Селиванов осторожно, чтобы не потревожить спящую жену, на цыпочках вернулся в спальню и начал одеваться.

— Паша, ты куда? — Услышал он заспанный голос супруги.

— Вызвали срочно, операция. Приеду утром и всё объясню. — Ответил Селиванов.

— Слушай, а вообще это когда-нибудь закончится? Кто у нас на этот раз? У людей совесть есть? — монолог жены носил явно недружелюбный характер.

— Это Прошкин, — ответил Селиванов, — ты же знаешь, он никогда ни о чём не просил. Если он позвонил, то это действительно важно.

— Лёва? — Удивленно спросила жена. — А до утра он не мог подождать? Я все понимаю, Паша, я понимаю, что он твой друг, я понимаю, что у него нет семьи и поэтому масса свободного времени, но почему ночью? А всё потому, что ты безотказный, Паша. И все этим пользуются.

Селиванов подскочил к кровати и схватил жену за руку.

— Ты что такое говоришь? — Повышая тон, сказал Доктор. — Прошкин — не все, он мой лучший друг, когда ты Машку рожала, кто тебя среди ночи в роддом отвозил? Когда мне клинику закрывали, кто решал наши проблемы? И это только малая часть. И ты мне сейчас говоришь такие слова.

— Паша, да я все понимаю, только ты забыл, ты, заведующий хирургическим отделением, понимаешь? Отправь Ваню Назарова, он великолепный хирург, твоя правая рука, почему сам? Прошкин конечно…

— Дура ты, Ирка, — перебил её Селиванов, — и думаешь, как и все бабы, другим полушарием мозга. Всё, не обсуждается. Приеду утром, поговорим.

С этими словами, Селиванов поцеловал её в щеку и, выключив свет, ушел громко хлопнув дверью.

Распахнутые настежь ворота первой городской больницы и несколько санитаров в белых халатах на центральном входе, первое, что увидел Лёва, когда Рафик на приличной скорости подъезжал к пункту назначения. Машина влетела во двор больницы и остановилась. Рафик выключил двигатель, выскочил из машины и открыл заднюю дверь. Стёпа был без сознания. Подбежавшие санитары бережно уложили его на носилки и осторожно повезли по коридору в сторону операционной. Лёва бежал рядом. Санитары, переглядываясь отталкивали его, давая понять что им мешают, но Прошкин не обращал на людей в белых халатах никакого внимания. Он бережно поправлял на Стёпе куртку, пытался проверить его пульс и, хотя Степан и не слышал его, все равно подбадривал тёплыми словами. Селиванов перегородил ему вход в операционную. Лёва остановился и, увидев своего лучшего друга, облегчённо вздохнул.

— Неважно выглядишь, Лев Валентинович, — сказал Селиванов, — тебе нельзя туда, тебе придется ждать здесь. Я собрал самых лучших, мы сделаем все что возможно. Ты меня знаешь, обещать ничего не буду. С этими словами, Селиванов решительно развернулся, вошел в операционную и закрыл за собой дверь.

Лёва в изнеможении опустился на стул и, прислонившись затылком к белой, холодной стене, стал ждать. Словно в тумане, мимо Прошкина бегали люди в белом, через открытую дверь перевязочной, он видел Рафика, которому молоденькая медсестра пыталась оказать первую помощь. Рафик сидел на столе, он был раздет по пояс и пытался заигрывать с ней. Краснеющая от смущения девушка бегала вокруг него с бинтами и невинно ругала  неугомонного таксиста. Табло с надписью «Тихо! Идет операция!»  тревожно включилось, как огонёк надежды над дверью. Лёва разжал кулак, на ладони лежал зуб Стёпы.

«Держись дружище, я с тобой!» — подумал Прошкин и закрыл глаза.

Два часа, которые длилась операция, пролетели для Прошкина, как одно мгновение. Драматические события этой ночи вывели его из психологического равновесия и отобрали остатки жизненных сил. Впервые за много лет, быстрый, как молния сон выключил его сознание, и кромешная темнота заполнила собой тягостные часы ожидания. Лёва открыл глаза, кто-то настойчиво тряс его за плечо. Доктор Селиванов стоял перед ним и выглядел очень уставшим. По выражению его лица Прошкин безуспешно пытался угадать исход операции, но хирург был непробиваем, как броня и никаких эмоций не показывал. Лёва поднялся со стула, вопросительно и тревожно посмотрел на Селиванова.

— Послушай меня, Лёва, внимательно, — сказал доктор голосом, от которого холодный пот побежал у Прошкина по спине, — я сделал все что мог, даже больше. Сейчас его перевезут в отделение реанимации. Я не должен тебе это говорить, но ты мне, как брат, поэтому слушай и не перебивай.

Лёва стоял молча и лишь кивал головой, поглядывая с надеждой на своего друга.

— Пулю мы достали, парню повезло, хотя это трудно назвать везением. Еще два сантиметра и она попала бы в сердце. Шансов у него пятьдесят на пятьдесят. Крови потерял много, серьезно задеты внутренние органы, но организм молодой и должен теперь справиться сам. Основная его задача, это дожить до утра. Я оставлю с ним медсестру на ночь, она будет делать все, что нужно. Повторюсь в последний раз, я сделал все, что было в моих силах. Завтра, вернее уже сегодня, в 10–00 я соберу консилиум и покажу его нашим специалистам. Профессора Георгадзе помнишь? Я попрошу его приехать. Он лучший из лучших. А ты иди домой, отоспись, выпей чаю, тебя к нему сейчас все равно не пропустят. Да и зачем? Он в отключке полной. Хочешь, я тебя отвезу?

Лёва отрицательно покачал головой. Крепко пожал Селиванову руку и отрешенно побрел по длинному коридору в сторону выхода. Хирург пристально посмотрел ему вслед и, обращаясь к самому себе, тихо сказал: «Эх, Лёва, Лёва, как жизнь-то тебя бьёт нещадно, а ты все на ногах. Удивительный человек».

Молоденькая медсестра, хлопая ресницам, похожими на крылья бабочки, принесла Селиванову, горячий чай. Он поблагодарил, с удовольствием сделал несколько глотков, и удалился в ординаторскую.

Лёва вышел на улицу. Крепкий мороз и сильный снег ударили ему в лицо. Надёжный и ответственный Рафик подогнал машину к центральному входу больницы и мирно дремал за рулем. До рассвета оставалось несколько часов. Прошкин сел на пассажирское сидение, захлопнул дверь и сказал:

— Отвези меня в офис, мне надо закончить кое-какие дела и езжай домой, девчонки твои, наверное, уже заждались тебя?

— Они меня всегда ждут и спать не ложатся пока я не приеду, ужин всегда горячий ждет. Поехали ко мне? Покушаем, поспишь, как человек.

— Спасибо, Рафик, — устало ответил Лёва, — в другой раз обязательно. У меня еще самое важное дело не закончено, а мне обязательно к Стёпе в больницу вернуться надо.

— Так может тебя подождать? — спросил Рафик, не отрывая взгляда от дороги. Он знал город, как свои пять пальцев и поэтому лихо объезжал в темноте все ямы и другие опасные места.

— Нет, брат, — я теперь сам как-нибудь, — тебе, и так, огромное спасибо за то, что ты сегодня сделал. Вот тут мне останови, я немного пешком пройдусь.

Лёва показал пальцем на автобусную остановку.

— Знаю я твоё «пройдусь», — заворчал Рафик, — не надо в ларёк ходить, есть у меня водка, целый ящик в багажнике катаю постоянно, так, на всякий случай. Дядина водка, это божественный нектар, рахат-лукум, это мёд, а не водка. А ты собрался в ларьке, неизвестно что покупать. Вон бери сколько надо. Опять же, бесплатно, и здоровье в порядке, и кошелек целый.