Выйдя в тихий коридор сонного особняка, Марисса направилась в гостиную. Она знала, зачем шла туда, поскольку так же точно знала и то, что подняло ее с постели в столь ранний час. Последнее время, девушка очень остро чувствовала своих родных. Малейшее изменение в их настроении, душевные терзания и переживания — все это Марисса ловила словно сверхчувствительная антенна, настроенная на мельчайшие волны. Не ошиблась она и в этот раз.

На диване в гостиной обнаружился Майкл. Киллер полулежал, опираясь спиной на подлокотник. Закрытые глаза и расслабленная поза говорили о том, что Ройс спал, но его сестра знала, что это не так.

— Майкл? — позвала его Марисса, спускаясь по широкой лестнице. Странно, но в эти моменты ей вспомнился день, когда там — внизу, ее ждал Реймонд Кларк. Тогда ей казалось, что она идет на казнь, но сегодня совсем иное значение было у того дня.

— Ммм, — промычал Ройс, не открывая глаз.

— Ты опять не ложился… — не то спросила, не то констатировала факт бывшая миссис Кларк, замечая пепельницу полную окурков и темные круги под глазами брата. С недавних пор Майкл закурил, чего не случалось очень давно даже на памяти Меган, не говоря уже о Мариссе.

Окинув брата взглядом, девушка покачала головой. Он перестал быть тем Майклом Ройсом, к которому все привыкли. Теперь взгляд киллера все чаще останавливался где-то в пустоте, щеки покрывала трехдневная щетина, волос давно не касались ножницы парикмахера. Он отошел от дел и больше не принимал заказов. Работа утратила прежнюю привлекательность и перестала быть необходимостью не потому, что Ройс не нуждался в деньгах. Нет, просто в нем что-то сломалось, как казалось Мариссе.

— Так не может продолжаться, Майкл, — вздохнула девушка, присаживаясь на подлокотник в изножье брата.

— Дженни спит? — поинтересовался он, пропуская мимо ушей слова сестры.

— Спит, — кивнула Марисса. — Майкл…

— Не надо, — киллер открыл глаза и даже поднялся на ноги. Пройдясь по гостиной, Ройс взъерошил темные волосы и остановился возле окна.

— Я не узнаю тебя, — покачала головой девушка. — Не ты ли говорил мне, нужно бороться, как бы сложно это ни было?

— Я не болен, — покачал головой Майкл.

— Ты не болен, — подтвердила Марисса. — Боюсь, что это хуже.

— Правда? — повернулся к ней брат. — И что же со мной, по-твоему?

— Депрессия, Майкл, — озвучила свое мнение Марисса.

— Депрессия? — рассмеялся киллер. — Ты что, милая? Я похож на человека, который способен впасть в депрессию?

— Похож, — кивнула она. — Вот сейчас ты очень похож на такого человека.

— Она звонила тебе? — сменил тему Ройс. — На мои звонки не отвечает даже…

— Пару дней назад написала, что с ней все в порядке. Просила тебя не искать ее.

— В порядке, — усмехнулся Майкл. — Вот это называется — в порядке? — указал куда-то на второй этаж.

— Оставь ее в покое, — посоветовала Марисса. — Больше мы ничего не можем сделать. Дай ей время.

— Вот это время меня и пугает, — покачал головой Ройс. — После того, как родила, Джин ни разу не взяла на руки нашу дочь. Дженни не знает своей матери. Этот ребенок растет, как придорожная трава.

— Что?! — вскинулась Марисса. — Придорожная трава? Трава?! Майкл, я…

— Да не в тебе дело! — всплеснул руками киллер. — Я знаю, как ты любишь этого ребенка, как сдуваешь с нее пылинки, но… — он развел руками, тяжело вздыхая. — Ей нужна мать. Тебе ли не знать, что это такое — расти сиротой при живой матери. Я не хочу такой судьбы для своей дочери, Марисса! Не хочу для Джин судьбы нашей матери.

— Разве у нас есть выбор? — спросила девушка. — Нам остается только ждать, Майкл.

— Не могу я сидеть и ждать, — покачал головой киллер. — Что с нами стало, Марисса? Почему она так себя ведет? Ты ведь тоже женщина, ты же должна хотя бы догадываться, в чем причина. У меня уже ум за разум заходит.

— Ты пойми, беременность и роды — это сильный стресс для женского организма, — вздохнула Марисса, повторяя слова матери. — О послеродовых депрессиях вообще легенды ходят.

— Она же всегда нуждалась во мне, — недоумевающе проговорил киллер. — Она могла прогнать кого угодно, но только не меня. Джин так ждала этого ребенка, Марисса. И что теперь?

— Она по-прежнему нуждается в тебе, но ситуация сейчас другая, чем была до этого, — пожала плечами девушка.

— Ничего не понимаю, — схватился за голову Ройс.

— Послушай, — подошла к нему Марисса, чтобы взять за руку и подвести к дивану. — тысячи женщин отказываются от своих детей после родов, но проходит немного времени и все меняется. А тебя она не хочет видеть, потому что ты стал виновником боли, которую ей пришлось пережить.

— Никогда не забуду, как она кричала, — передернулся Майкл. — И рожать снова не позволю ей ни за что.

— Вот видишь, — улыбнулась Марисса. — Подожди немного. Она одумается, я тебе обещаю.

— Сколько еще ждать? — голос Майкла дрогнул. — Дженни уже почти полгода, а она ни разу не видела своей матери.

— Все наладится, — пообещала сестра, мысленно молясь всем богам, чтобы ее слова оказались правдой хотя бы наполовину.

Поведение Джин тоже беспокоило Мариссу. Не могло не беспокоить. Она чувствовала, что происходит что-то не совсем хорошее, но никак не могла взять это под контроль. Не смотря на уговоры Майкла, подруга все-таки покинула особняк. Марисса боялась, что Джин покинула не только ее дом, но и штат. Она уже несколько месяцев практически не выходила на связь. Никто не знал, где сейчас Джин.

Ее дочь осваивала первые сложности в своей недолгой жизни, но мать не видела всего этого. Джин пропускала самые важные вещи, что удручало Мариссу. Она знала, что потом подруга не сможет простить себя, и мучилась тем, что не могла этого исправить.

А как все прекрасно начиналось! Марисса почти поверила в то, что у них все и правда пошло на лад. После того, как Майкл и Джин поженились, атмосфера в доме изменилась настолько, что девушка почти забыла о тех ужасах, что им пришлось пережить. Они проводили чудесные вечера за ужином, собираясь за большим столом в столовой, которая прежде никогда не выполняла своей традиционной роли. Сколько помнила Марисса, здесь занимались чем угодно, но только не обедали и не ужинали. Даже Меган смирилась с выбором сына. Она перестала косо посматривать на Джин, приняла ее и даже выглядела счастливой, когда стало известно, что в семье ожидается пополнение. Все полетело к чертовой матери, когда после трех суток мучений в сложных родах, Джин родила очаровательную девочку и отказалась даже взглянуть на нее. Истерзанная жестокими схватками, несчастная мать заявила, что не желает знать малышку и, едва оправившись, собрала вещи и просто исчезла.

И даже в этой чудовищной ситуации была своя светлая сторона. Лишенная возможности иметь своих детей, Марисса взяла на себя заботу о дочери брата. Она качала малышку долгими ночами, пела ей колыбельные, сидела возле Дженни, когда у той болел животик, радовалась ее первым звукам и улыбкам. Этот ребенок зародил в девушке чувство, которое вытеснило лютую тоску по Реймонду Кларку. Теперь Марисса думала о нем все меньше и меньше, пока в один прекрасный день, мысли о бывшем муже перестали причинять боль. Дженни стала спасательным кругом для Мариссы, которая тонула в океане раздирающих ее противоречивых чувств. С одной стороны она безумно скучала по Реймонду, с другой — понимала, что нельзя вернуться в прошлое. Проплакав пару ночей после отъезда Реймонда, она убедила себя в том, что теперь он окончательно потерян для нее. Девушка отдалась на милость судьбы, надеясь, что Реймонд примет верное решение, и однажды ее разбудит не привычный писк Дженни, а долгожданный телефонный звонок.

***

Тихий больничный коридор отражал почти бесшумные шаги стройных ног, обутых в изящные туфли на высокой танкетке. Казалось бы, обычная медсестра вошла в палату-люкс. Короткий белый халат, надетый явно на одно только белье, аккуратная медицинская шапочка и маска, открывающая лишь безупречно подведенные глаза. Сексуальная и невероятно красивая женщина, обладающая потрясающей фигурой. Вот только медсестры не ходят на таком высоком каблуке…

Именно об этом подумал бы среднестатистический человек, увидев ее в палате. Вот только хозяин этой палаты думать мог с трудом, поскольку двадцать часов в сутки из двадцати четырех, он вообще плохо понимал, где он и что с ним происходит. Уже много дней, счет которым Тайлер Кларк давно потерял, его сознание плавало в вязком сером полумраке, наполненном пустотой, болью и бессилием.

Простояв какое-то время у окна, странная посетительница все же повернулась. По лихорадочному блеску ее глаз можно было понять, что незнакомка находится в крайне неадекватном состоянии. Или нет… Пара шагов приблизили ее к больничной кровати, чтобы она смогла сесть на ее край. Халатик пополз вверх, обнажая стройную ножку почти до основания бедра. Женщина слегка подалась вперед, касаясь седых волос Кларка. Внешние уголки глаз поползли к вискам, из чего можно было заключить, что незнакомка улыбается. Подцепив указательным пальцем одну из петель, что удерживали маску на ее лице, женщина сняла ее с уха.

— Знаете, господин Кларк, — тихо проговорила она. — Вы стали тем солнцем, что опалило крылья мотылька — мои крылья. Если бы кто-то мне сказал, что когда-нибудь меня сломают сексом, я бы плюнула в лицо. Вам удалось.

Сердце Кларка судорожно подпрыгнуло. В унисон с ним дернулся и рисунок на аппарате, что отслеживал сердечный ритм.

Джин, а это была именно она, наклонилась вперед, протягивая вперед руку. Изящный указательный пальчик уперся в стекло, прослеживая траекторию ломаной линии. Чувственные губы женщины изогнулись в улыбке. Склонив голову к плечу, какое-то время она самозабвенно водила по экрану кардиографа пальцем, а потом перевела взгляд на Кларка. Погладив его тыльной стороной ладони по морщинистой щеке, Джин перевернула руку и повторила вышеописанное действие, но в этот раз провела по коже только длинными ногтями. Кардиограф снова отозвался истошным воплем.

— Вы подумали сейчас, что я пришла отомстить? — поинтересовалась Джин. — Нет. Месть — плохое стремление. Оно разрушает человека. Я не могу руководствоваться ею, потому что нельзя разбить то, что уже сломано. Знаете, я пришла сказать вам спасибо, — доверительно понизила голос она, подаваясь чуть ближе к нему. — Благодаря вашей жестокости и беспринципности, я встретила лучшего из мужчин. Теперь я смогу жить спокойно. У меня есть все для этого: любимый муж, лучшая подруга, а еще у меня есть дочь, господин Кларк. Я пришла сказать, что не стану жить вам на зло, потому что вам все равно.

Заправив петлю маски за ухо, Джин поднялась со своего места. Удивительно, но Кларк так и не увидел в ее глазах того, о чем говорила подруга дочери. Она не выглядела той, чьи крылья опалены, если выражаться словами самой Джин. Перед ним была красивая, уверенная в себе женщина, без тени каких-то комплексов или душевных терзаний.

— Ваша дочь тоже будет счастлива — об этом позаботится Лоренс Максвелл, — казалось, Джин делилась самым сокровенным, настолько интимно звучали ее интонации. — Вот только вы этого не увидите, — с этими словами, она вынула из розетки вилку, отключив от питания все аппараты, что поддерживали жизнь в Кларке.

Плотно прикрыв за собой двери, миссис Ройс с чистой совестью направилась вон. Джин не жалела о содеянном. Этим поступком она облегчила жизнь своим родным. Теперь, когда ее больше ничего не мучило, подруга Мариссы Харпер могла вдохнуть полной грудью. Тяжкий груз свалился с ее плеч. Теперь она могла отправиться домой, чтобы вернуть то, что грозило стать самой главной потерей в ее жизни.

В Бостон Лоренс Максвелл возвращался с тяжелым сердцем. Так паршиво на душе у него не было еще никогда. Переводя дыхание, он посмотрел в иллюминатор, где плыли бело-серые облака. Вернее, хотел посмотреть, но взгляд остановился на бледном покрытом лихорадочными розовыми пятнами лице сидящей рядом женщины. Откинувшись на спинку, она спала, склонив голову ему на плечо. Вот только состояние это трудно было назвать сном, скорее, спасительным забытьем, в которое впала несчастная Пейдж. Сегодня они возвращались вдвоем… Она до сих пор сжимала в руках небольшую урну с прахом — все, что осталось от ее маленькой дочери. Полтора года ожесточенной борьбы с болезнью окончательно иссушили мать и отняли жизнь у ребенка. Недуг не отступил, он стал еще сильнее, восторжествовал и, сделав свое дело, отправился восвояси, не оставив бедной матери ничего, кроме воспоминаний и бесконечных рек слез, которые она уже пролила и, которые ей еще предстояло пролить.

Откинув голову назад, он уперся затылком в подголовник и закрыл глаза. Муторное чувство поселилось в душе Лоренса и никак не желало покидать ее. Впервые в жизни он чувствовал себя настолько беспомощным и бесполезным, что хотелось выть волком на луну, кататься по полу — делать все, что угодно, но только заглушить это ощущение пустоты. Теперь, оставив все силы и жизненную энергию в клиниках и НИИ Линца, Максвелл возвращался туда, где все могло быть иначе. Он надеялся, что все будет иначе, поскольку не был готов к иному развитию событий. Лоренс был опустошен и почти уничтожен не только морально, но и физически. Последние месяцы стали самыми тяжелыми в жизни мужчины. Даже будучи парализованным он не чувствовал себя так. Бумажная волокита в клинике, процедура кремации, истерики и нервные срывы Пейдж — все это подкосило Лоренса, но он не жалел ни о единой минуте. Даже не было мысли о том, что все было зря. Да, спасти малышку не удалось, но он хотя бы попробовал. Теперь, когда больше думать было не о чем, мысли Максвелла все чаще возвращались к Мариссе Харпер. Находясь в Австрии, он многое для себя прояснил и решил, в том числе и то, что именно она стала женщиной всей его жизни. Не важно, кем он был — Лоренсом Максвеллом или Реймондом Кларком — она была одинаково нужна ему.