– Крайне важно и необходимо, так я слышал из уст Махмуда-паши, – подтвердил Гассан. – Зора-бей отправлен в посольство в Лондоне, где он имеет важные связи.

– Доклад великого визиря разъяснит это дело. Мне говорят, – обратился султан к шейх-уль-исламу, который стоял перед ним бледный со сверкающими глазами, – мне говорят, что воскресшая из мертвых девушка, называемая пророчицей, состояла под твоим надзором и руководством. Так ли это, великий муфтий?

Мансур ожидал всего, только не этих слов, которые прямо показывали, что султан уже явно не доверяет ему. Абдул-Азис пристально и строго смотрел на Мансура, и тот должен был собрать все свое присутствие духа, чтобы не выдать ужасного действия этого вопроса.

– Правда, я был в доме софта, чтобы убедиться в чуде, – отвечал он тихим беззвучным голосом. – Вот и все.

– Где теперь тот софт? – спросил султан.

– Он сошел с ума.

– Я спрашиваю, где он, великий муфтий, ты понял меня?

– Он умер, ваше величество.

При этих словах Мансура Абдул-Азис быстро взглянул на него. Взгляд этот был красноречивее слов, он ясно показал шейх-уль-исламу, что султан знает слишком много.

– Кто это, ваше величество, приписывает мне руководство пророчицей? – обратился Мансур-эфенди к султану. Он понял теперь опасность своего положения и должен был употребить все, чтобы только победить, в противном случае ему грозила гибель.

– Гассан-бей, я даю тебе право отвечать, – обратился султан к своему адъютанту.

Оба противника стояли теперь друг против друга.

– Я имею доказательство моих слов, – начал Гассан. – Его светлость шейх-уль-ислам не захочет, да и не в состоянии будет отрицать то, что пророчица по имени Сирра, дочь старой снотолковательницы Кадиджи из Галаты, была орудием планов. Его светлость не в силах будет также опровергать, что пророчица только повторяла слова, которые он подсказывал ей, стоя за ковром.

– Подсказывал ей! – вскричал султан.

– Свидетельница еще жива. Стоит вашему величеству приказать, и она, пока еще не казнена, будет приведена сюда. От нее мы узнаем правду.

Мансур-эфенди видел, что падение его близко, однако же он не хотел так легко отказаться от игры.

– Слишком поздно. Солнце заходит. Лжепророчица сейчас примет достойное наказание, – сказал он.

– В таком случае перед высоким лицом его величества, – обратился Гассан к Мансуру, – я спрашиваю вашу светлость, правду ли я сказал, и надеюсь, ваша светлость не допустит того, чтобы допрашивать свидетелей, подчиненных вашей светлости. Я повторяю свое показание, что пророчица была орудием вашей светлости и только повторяла те слова, которые ваша светлость подсказывал ей.

– Говори! Правда ли это? – спросил Абдул-Азис, едва сдерживая гнев при мысли об обращенном к нему обвинении.

– Надеюсь, ваша светлость не будет принуждать меня допрашивать ходжу Неджиба и другого сторожа пророчицы, вами же поставленных, – прибавил Гассан.

– Ты приставил к ней сторожами своих слуг? – вскричал султан, не дожидаясь ответа от смертельно бледного шейх-уль-ислама. – Довольно! Я не нуждаюсь в показаниях слуг великого муфтия. Все так, как утверждаешь ты, Гассан-бей, невероятное оказалось правдой. Итак, пророчица была орудием в руках Мансура-эфенди. Тебе представится случай, – обратился он к последнему, – в уединении, в одиночестве подумать о том, что ты наделал и что произнес устами той лжепророчицы.

Шейх-уль-ислам хотел просить султана выслушать его объяснения, но страшно разгневанный Абдул-Азис наотрез отказал ему.

– Ты узнаешь мои дальнейшие приказания, – сказал он, – а теперь ступай.

Мансур-эфенди был низвергнут, впал в немилость и перестал быть главой всех магометан. Он был слишком горд для того, чтобы пасть в ноги султану, а может быть, даже видел бесполезность подобного унижения, а потому и удержался от него. Он ограничился безмолвным поклоном и вышел из кабинета, бросив на Гассана взгляд смертельной ненависти.

С этой минуты Мансур перестал быть шейх-уль-исламом, так как султан мог сменять и назначать его, но никогда, однако, не мог присудить его к смерти или лишить имущества.

– Ты оказал мне новую услугу, обличив этого неверного слугу моего трона, – сказал султан своему адъютанту, когда они остались вдвоем. – Теперь я верю, что пророчица была невиновна.

– Несчастное орудие этого человека, которого постигла теперь немилость вашего величества, должно поплатиться жизнью за то, что показалась ему опасной, – отвечал Гассан. – Солнце закатилось, и в эту минуту несчастное создание должно умереть.

– Этому не бывать! – воскликнул султан. – Пророчица должна жить, чтобы доказать вину Мансура-эфенди.

– Ваше величество, прикажите…

– Я приказываю пощадить жизнь пророчицы.

– Если только не поздно, если палач в своем усердии не исполнил уже приговор Мансура и его сообщника и не казнил несчастную, она будет спасена.

– Поспеши же исполнить мое приказание, – сказал Абдул-Азис своему любимцу.

Гассан поклонился и бросился вон из кабинета.

Может быть, Сирра, несчастная жертва Мансура, была еще жива, может быть, Гассан мог еще вырвать ее из рук палача, который уже вез ее на место казни.