–  Ох, боже мой! Он что, все утро там? – спросила Трачина, пытаясь скрыть за вопросом то, что ее действительно испугало. «Ты что, весь день тут с ним наедине?»

Но ведь благодаря ребенку она помирилась с Уиллом, и они снова сошлись, а потому она прекрасно знала, где он находился весь день.

–  Понятия не имею, – солгала я.

Конечно, я видела Уилла утром. Мы неловко поздоровались, когда он прошел мимо меня в обеденный зал и направился к ведущей наверх лестнице; на нем был специальный кожаный пояс строителя со сверкающими новыми инструментами.

–  Вчера он отнес наверх какие-то большие катушки проволоки. Но, по крайней мере, не поднимал шума, пока не разошлась толпа после завтрака и ланча. – Трачина встала, оперевшись ладонями о стол, и, не сказав больше ни слова, пошла к лестнице.

Уклониться от бесед с Трачиной было легко и просто. А вот мои старания не оказаться наедине с Уиллом превращались уже в нечто вроде искусства. Последний наш разговор за прошедшие шесть недель, точнее, те несколько слов, которые я позволила ему произнести, были примерно такими: «Нам надо бы поговорить, Кэсси…» Уилл произнес их хриплым шепотом в коридоре между его кабинетом и раздевалкой для служащих.

–  Нам не о чем говорить, – ответила я.

И мы оба одновременно оглянулись по сторонам, проверяя, нет ли поблизости Делл или Трачины.

–  Послушай, ты не понимаешь, я не могу…

–  Я понимаю куда больше, чем ты догадываешься, Уилл, – возразила я.

До нас донесся голос Трачины, рассчитывавшейся с каким-то посетителем.

–  Мне очень жаль…

Говоря это, он даже не смотрел мне в глаза, и все стало настолько ясно, что я просто не могла этого выдержать.

–  Уилл, может, нам не следует работать вместе? Пожалуй, будет лучше, если я уволюсь.

–  НЕТ! – произнес он слишком громко и тут же добавил куда тише: – Нет. Не увольняйся. Пожалуйста. Ты мне нужна. Ну, я хочу сказать, как работник. Делл… уже в возрасте, а от Трачины скоро будет не слишком много пользы. Если ты уйдешь, я пропаду. Прошу тебя… – Он сложил перед собой сжатые в кулаки руки, умоляя меня.

Да разве я могла уйти от этого человека, если мы были связаны давними обязательствами? Ведь он взял меня на работу много лет назад, вытащил меня из моей скорлупы…

–  Ладно, но должны быть определенные рамки. Нам не следует вот так шептаться по углам, – заявила я.

Уилл немного подумал, потом, глядя в пол, кивнул. Во мне все еще блуждали флюиды, разбуженные нашим с ним сексом. И нам необходимо было держаться в строгих границах, пока они не утихнут.

Может быть, сначала Уилла и не обрадовала весть о ребенке. Может быть, его вообще застало врасплох это сообщение. Может быть, он так же, как и я, хотел продолжения, но все шесть недель он вел себя так, что ничего подобного и в голову не могло прийти. Я наблюдала за тем, как он проявляет внимание к Трачине, ходит вместе с ней к доктору, читает книги, которые вроде бы читают только беременные женщины, помогает Трачине садиться в свой грузовик и выходить из него, хотя срок у нее пока что был никакой. От всего этого и в Трачине появилось нечто новое, милое. Ее жизнь явно стала легче, хотя другим стало только труднее.

Как раз перед концом своей смены я помогла Делл подать еду компании из шести человек. Я уже сдала деньги, наполнила солонки и перечницы и теперь протирала столики. Я планировала немного прогуляться после работы и пораньше лечь спать, когда Трачина, потирая шею, спустилась наконец вниз. Выглядела она бледноватой, и Делл ничуть не удивилась, когда Трачина сказала, что уйдет пораньше.

–  Я что-то совсем раскисла. И тошнит. Уилл велел мне идти домой. Извините, девушки. Наверное, какое-то время так и будет… Но вторая половина, говорят, должна проходить легче.

Конечно, Делл никак не могла справиться одна во время ужина. Я сделала вид, что с трудом сдерживаю разочарование, но, по правде говоря, я и сама хотела остаться. Мне нужны были деньги, а как еще их заработать? К тому же это был ужасный, болезненный и прекрасный шанс случайно оказаться наедине с Уиллом, то есть нечто такое, чего я отчаянно желала, несмотря на все мои искренние попытки ничего такого не допустить. И действительно, часом позже, когда наплыв посетителей закончился, в перерыве между ударами молотка сверху донесся его жалобный голос:

–  Может кто-нибудь подойти сюда, а? Мне необходима помощь. Кэсси, ты там?

Но я, вместо того чтобы броситься к нему, подождала, пока Делл положит гарнир на тарелки для последних посетителей.

–  Пожалуйста! Это не займет много времени!

–  Ты вообще его слышишь, этого мужчину? – пробормотала Делл, передавая мне тарелку с горячей индейкой. – Или только я слышу?

–  Слышу.

–  Боже, не меня ведь он просит о помощи?

–  Иду! – крикнула я через плечо.

Оставив тарелки, я направилась к лестнице. На ходу я вдруг вспомнила, как во время репетиции Кит ДеМарко сделала вид, что упала и сильно ушиблась, и мне пришлось занять ее место рядом с Анджелой Реджин, тогда, шесть недель назад. В то время я и понятия не имела, что они обе тоже состоят в С.Е.К.Р.Е.Т. Я подошла к лестнице, посмотрела наверх, и в моей памяти вспыхнула еще одна картина: искаженное страстью лицо Уилла надо мной, падающий с улицы свет обрисовывает его черты… «Я хотел этого с того самого дня, когда мы впервые встретились», – шептал он, когда я лежала под ним. «Я тоже хотела тебя, Уилл. Просто не знала, насколько сильно тебя хочу…»

Когда это прекратится? Когда воспоминания наконец перестанут причинять такую боль?

Если он снова скажет, что нам нужно поговорить, я должна буду ответить: «Нет, Уилл, мы не должны этого делать». И добавить: «Я ведь говорила тебе: нам не надо оставаться наедине». Мне следовало бы это сказать, когда я лихорадочно снимала через голову блузку и швыряла ее в угол вместе со всеми ненужными воспоминаниями, сохранившимися в той комнате наверху. А Уилл сказал бы: «Ты права, Кэсси, нам не нужно оставаться наедине». А я, шагнув к нему, положила бы ладони на его обнаженную грудь, позволяя ему обнять меня и расстегнуть бюстгальтер. «Плохая идея», – надо было бы сказать мне, прижимаясь к нему, целуя его в губы, увлекая его назад, пока нас не остановил бы подоконник… как в ту ночь. Тогда я ощущала его руки на своем теле, чувствовала, как они не могут решить, с чего им начать, и наконец пальцы Уилла запутались в моих волосах, он откинул мою голову назад, чтобы осыпать шею жадными поцелуями… А мне бы сказать теперь, сегодня: «Видишь? Нам совсем не нужно говорить. Нам нужно вот это: заставлять друг друга стонать и наслаждаться. Нам нужно снова и снова быть вместе, причем как можно чаще. Но вообще-то, мне придется решить, что делать дальше, потому что я не могу оставаться наедине с тобой, потому что ты сам видишь, что мы творим друг с другом, потому что все вокруг говорит: „Ты и он, он и ты“… Но теперь тебя и меня нет…»

И на том слова бы кончились, и мы бы слились, перепутав руки и ноги, прижимаясь губами, смешивая дыхание… и осознавая весь ужас возможных последствий.

Пока я поднималась на второй этаж, меня снова пронзила восхитительная, страстная боль, та самая, что заставляла вибрировать все прежде спавшие местечки моего тела… Теперь-то они просыпались каждый раз, когда я оказывалась рядом с Уиллом. Наверху мне сначала пришлось обойти козлы для пилки брусьев и пустые катушки из-под электрических проводов. Вокруг все было завалено мусором от ремонта, стояли пустые ведерки из-под штукатурки, валялись погнутые гвозди, обрезки реек и прочая ерунда. За начерно отделанной стеной новой туалетной комнаты стоял на стремянке Уилл, четко вырисовываясь на фоне голого кирпичного простенка между двумя окнами. Он был без рубашки и весь покрыт пылью. В комнате не было никакой мебели и вообще никаких свидетельств того, что однажды вечером здесь переодевался десяток смеющихся женщин, готовившихся к выступлению в любительском пародийном шоу, – ни стульев, ни кровати со сбитыми в ком постельными принадлежностями. Уилл держал в одной руке металлическую штангу для штор, а в другой – дрель. Футболка была заткнута за пояс.

–  Ох, спасибо, что пришла, Кэсс. Можешь проверить, ровно ли я креплю штангу?

Кэсс? Когда это он меня так называл? Я вдруг почувствовала себя кем-то вроде его приятеля.

–  Как сейчас? – спросил Уилл, приподнимая штангу.

–  Немного выше.

Он передвинул ее на несколько дюймов выше, чем нужно.

–  Нет-нет, ниже… Ниже.

Уилл держал штангу почти идеально ровно, в соответствии с линией подоконника, но тут же проказливо спустил ее вниз под неловким углом.

–  А сейчас? Правильно? – спросил он, нахально улыбаясь мне через плечо.

–  Слушай, у меня нет на это времени. Там посетители ждут.

Уилл тут же выровнял штангу. Когда в знак одобрения я кивнула, он мгновенно загнал в стену шурупы крепления и, поставив штангу на место, спрыгнул со стремянки.

–  Ладно. Ты что, собираешься вечно злиться на меня? – спросил он, подходя ко мне. – Кэсси, я просто пытаюсь поступать правильно. Но я совсем теряюсь, когда дело касается тебя.

–  Ты? Теряешься? – прошипела я. – Давай-ка поговорим о потерях, а? Ты ничего не потерял. А вот я… я потеряла все!

Матильда наверняка зажала бы мне рот ладонью! «Неужели ты ничему не научилась? – сказала бы она. – Какого черта ты выставляешь себя неудачницей?»

–  Ты ничего не потеряла, – прошептал Уилл. Он заглянул мне в глаза, и мое сердце остановилось на целых три секунды. «Я выбрала тебя, а ты выбрал меня». – Я по-прежнему здесь. И мы по-прежнему мы.

–  Никаких «мы» нет, Уилл!

–  Кэсси, мы столько лет были друзьями. И мне этого так не хватает!

–  Мне тоже, но… теперь я просто твоя служащая. И так должно быть впредь. Я буду приходить, делать свою работу и уходить домой, – сказала я, избегая его взгляда. – Я не могу быть твоим другом, Уилл. И я не могу больше быть той девушкой, которая… которая топчется где-то в стороне, выжидая, словно парящий над головой коршун, когда наконец угаснут твои отношения с Трачиной, когда все это остынет.

–  Ох! Ты думаешь, я прошу тебя об этом?

Он отер лоб тыльной стороной ладони. Его лицо осунулось от печали, усталости, а может быть, даже и от покорности судьбе. Между нами повисло напряженное молчание, и я призадумалась о том, смогу ли продолжать работу в кафе Уилла, если моя сердечная боль не утихает. Но я ведь знала, что это моя проблема, а не Уилла.

–  Кэсси… я так сожалею обо всем…

Наши взгляды наконец встретились. Наверное, впервые за много недель.

–  Обо всем? – переспросила я.

–  Нет. Не обо всем, – поправил себя Уилл, кладя молоток на ступеньку стремянки и выдергивая из-за пояса футболку, чтобы вытереть ею лицо. Солнце уже опускалось над Френчмен-стрит, напоминая мне, что следует закрыть кафе.

–  Ладно… У тебя дела. У меня тоже. Вроде бы штанга повешена ровно… так что мне здесь больше делать нечего, – сказала я. – Если вдруг тебе понадоблюсь, я буду внизу подсчитывать кассу.

–  «Если» – не то слово. Ты всегда нужна мне.

Представления не имею, какое было у меня лицо в этот момент, но, похоже, вспышку надежды мне скрыть не удалось.

Я отправилась домой, давая себе твердые обещания. Больше никаких жалоб. Больше никакого недовольства. Все в прошлом.

Сегодня мой день рождения. Я встречаюсь с Матильдой, чтобы обсудить с ней мою новую роль в обществе С.Е.К.Р.Е.Т. Год, который уходит на то, чтобы научиться осуществлять свои фантазии, довольно сложный. Вы еще не член Комитета. Пока нет. Вы должны завоевать свое место в нем. Но потом вам предоставляется право выбрать одну из трех ролей, и я уже горела желанием сделать что-то еще, куда-то отправиться, начать думать о ком-то, кроме Уилла и самой себя.

Первой ролью была роль куратора фантазий, то есть члена С.Е.К.Р.Е.Т., который помогает фантазиям осуществиться, организуя путешествия, действуя на заднем плане или даже участвуя в сценарии, как Кит и Анджела в тот вечер пародийного шоу. Если бы Кит не ушибла ногу (то есть сделала вид, что ушибла), я бы не стала выступать на сцене. А если бы Анджела не помогла мне освоить сексуальные па танца, я бы выглядела в шоу полной дурой. Они обе в этом году стали членами Комитета.

Я могла бы стать вербовщиком, как Полин. Именно ее дневник, случайно оброненный в кафе, привел меня в С.Е.К.Р.Е.Т. Полин была замужем, но ее мужа не пугало то, что она вербует мужчин, которые помогают осуществлять женские фантазии, потому что… ну, в общем, он и сам был когда-то одним из них. Вербовка мужчин была не то же самое, что их обучение. Полин просто загоняла их в овчарню. А уж тренировка и обучение рекрутов сексуальному искусству были задачей высших членов Комитета, и это было обучение на практике… К такому я уж точно не была готова.

Третьей ролью была роль наставника, который ободрял и поддерживал новых кандидатов С.Е.К.Р.Е.Т. И я сама вряд ли удачно прошла бы через этот безумный сексуальный год без моего наставника Матильды. Так что я выбрала роль наставника, самую мирную из трех, хотя Матильда советовала мне смотреть на дело шире. «Всегда может подвернуться какая-нибудь совершенно удивительная возможность», – говорила она. Но мне теперь оставалось только подписать клятву общества С.Е.К.Р.Е.Т.