Мы ничегошеньки, ничегошеньки не знаем друг о друге. Вот и стоим – и молчим. И только прожигаем друг друга взглядами, за которыми – простой и никому не нужный факт. Мы, кажется, сильно нравимся друг другу. И что теперь? Целоваться, что ли?


– И не звони мне больше, Гера. Ничего хорошего не выйдет. Не пойду я с тобой на санках кататься в Крылатское, – сказала я, пригибаясь, чтобы проскользнуть под его рукой. Высокий рост – большая проблема, когда нужно быстро кого-то поймать. Я вышла в коридор, давясь слезами. Глупость, какая глупость, что он мне так нравится. Я столько лет гонялась за своим мужем, что забыла о том, что можно чувствовать вот такую безумную и бездумную, почти животную тягу к другому человеку. Еще минута – и я бы сама осталась, и сдалась бы, и стала бы «ему изменять», говоря о Сергее. Мне не нужна была невиновность, мне не нужна была моя правота, и с некоторых пор я не слишком ценила честность, за исключением, разве что, честности с самой собой.


Я бежала так быстро, как только могла. Я бежала, чтобы упасть от усталости, бежала до того, что в моих легких что-то разрывалось на части, и мне стало трудно дышать, и я закашлялась. Я бежала, пока могла физически передвигать ногами, и чем хуже мне становилось, тем дальше уходил образ Германа Капелина. Глупая, глупая Лиза – думай. Ты играешь партию в шахматы, где фигуры соперника тебе вообще не показывают. Любое неверное решение, любой неверный ход – и ты проиграла.


Возможно, ты уже в патовом положении. Видео из программы – что-то с ним не так.


Что-то меня в нем беспокоило. Беспокоило, но ускользало от меня, как ключ к загадке, которую я уже слышала и даже разгадывала, но наотрез забыла ответ. На дороге я поймала такси. Говорливый водитель сокрушался, что от Вернадского до моего дома в воскресенье так близко, что хоть плачь. Я отдала ему последние двести рублей и вышла из машины на повороте. За такие деньги водитель отказался заезжать во двор. Мол, потом замучаешься у вас тут разворачиваться. Машины стоят в три ряда, как булки в кондитерской, не пройти, не проехать. Как мало иногда нужно, чтобы определить весь ход событий. Если бы он довез меня до подъезда, все, возможно, пошло бы по-другому. Но водитель оказался жадноватым, и я завернула во двор, как говорится, на своих двоих. И увидела то, что никак не ожидала увидеть. То, отчего я моментально поледенела от ужаса.


Я увидела у себя во дворе грязную «бэху» с мятым крылом, а рядом с ней аккуратный, чистый вишневый «Опель». Я заорала от ужаса и бросилась вперед, к подъезду. Из «бэхи» выскочил и бросился мне наперерез один из «шариков». У меня почти не было времени. Все мое преимущество было – курам на смех. Они ждали меня у подъезда, я увидела их с поворота. Я рванула прочь, на ходу набирая телефонный номер Геры, но не успела дозвониться адресату. Меня догнали, телефон был вырван из моих рук, брошен на асфальт, растоптан в яростном припадке, диком первобытном танце инстинкта. «Дерись или беги». «Шарик» схватил меня, он заломал мне руку – до боли, до искр из глаз, а когда я заорала, схватил меня за лицо ладонью так, что я еле-еле смогла дышать. Его ладонь пахла сигарным дымом и чем-то еще, незнакомым, неприятным.

Эти люди пришли, чтобы нас убить. Нас убить. Нас. Не меня, а нас. Кто приехал ко мне домой на аккуратном «Опеле» Игоря Апреля? Фаина? Фаина с Игорем? Фаина с Игорем и моими детьми?

Через секунду я оказалась на земле – вот ирония – снова лицом вниз, и с кем-то, кто удерживал меня, вдавив колено в мою спину. Я дергалась из последних сил, но все, что мне удалось, – это разглядеть, что мой «шарик» был смертельно напуган, его лицо искажала гримаса ужаса, и что у него было сильно, в кровь разбито лицо.

Глава девятнадцатая. Размер имеет значение

В этот момент я потеряла сознание.


Когда я снова нашла его, я сидела связанная, с каким-то куском грязной тряпки в качестве кляпа во рту, с жутким мешком на голове. Наверное, со стороны я напоминала киношных заложников террористов. Изнутри, из мешка, все выглядело иначе. Я была буквально раздавлена природным инстинктом, я не могла драться, я не могла убежать. Я хотела кричать и давилась собственной слюной.

– Тише там, – сказал кто-то мне, когда я попыталась освободиться. Бесполезные усилия. В машине было тесно, много людей. Полная «БМВ» «шариков». Я попыталась выровнять дыхание и успокоиться, чтобы не потерять сознание снова. Я представила себе полную комнату шариков – обычных воздушных шариков – и принялась их лопать. Они взрывались с характерным хлопком. Если держать мысли на привязи, то почти не страшно. И почти не хочется знать, куда мы едем.

– Не кури тут, – недовольно бросил кто-то, голос глухой, как будто издалека. Я не чувствовала запах дыма. Это, наверное, из-за мешка. Интересно, нас хоть кто-то хватится? Кто-нибудь сообщил полиции о нашем захвате? Соседи ведь должны были все видеть, все-таки я орала так, что любой бы выглянул в окно. Как резаная я орала. Наверняка полдома смотрело на то, как меня впечатывают в мерзлый февральский снег, как волокут к машине с мятым крылом, как я сопротивляюсь изо всех сил.


Меня неожиданно швырнуло в сторону, и я навалилась всем своим неуклюжим телом на чье-то еще. Я была тяжелой и не могла сама выправиться и сесть нормально. Когда ты связан, ты теряешь баланс, теряешь способность пользоваться своим телом с легкостью. Даже если связаны только руки, это мешает ходить. Это заставляет чувствовать себя вещью, это унижает.

– Потише на поворотах, – сказал тот, кто сидел рядом со мной. Машина притормозила, а затем и вовсе остановилась. Мы доехали. Похитители, видимо, совершенно не волновались относительно того, что я могу увидеть что-то лишнее, потому что кто-то из них снял с меня мешок. Это был не тот «шарик» с разбитым лицом. Кто-то другой, кого я не видела.

– Эй, жива? Будешь себя правильно вести? – спросил он, и я замычала в ответ. Мне повезло, что у меня во рту был кляп, потому что то, что я мычала, явственно показало бы, что вести себя я не буду. Не собираюсь.

– Давай, помоги мне вторую вытащить, – сказал кто-то, и я резко дернулась, чтобы развернуться. Я сидела в середине на заднем сиденье. Рядом со мной сидел тот, что с разбитым лицом. А с другой стороны – все еще без сознания – моя родная, любимая сестра Фаина. Слезы брызнули из моих глаз, и инстинкт в который раз взял верх. Я билась и кричала – прямо так, в кляп. Бессмысленно, но я просто не могла остановиться. Это было мое «дерись». Бежать было уже просто некуда. Фаина была взята в заложники моей глупости. Игоря с нами не оказалось, но я еще не знала, хорошо это или плохо. Я ничего не знала.


Нас вытащили на улицу. Я успокоилась только после того, как второй «шарик», тот, без разбитого лица, спокойный, бритый, с татуировкой молнии на виске, ударил меня коленом в живот. Уже спокойную, меня втащили в дом. Я поняла, что мы где-то за городом, по совершенно не свойственной Москве тишине и по высокому зеленому забору – такие окружают только загородные дома людей, желающих подозрительной изолированности от внешнего мира.

Дом за углом забора был большим и квадратным и чем-то походил на те, что дети строят из кубиков «Лего». Никакого дизайна, прямые стены, прямоугольники окон, зато размеры впечатляли. Впрочем, времени впечатляться у нас не было. Нас с Фаей завели в подвальное помещение и посадили на два стула. За спинами у нас стоял огромный русский бильярдный стол.


Фая пришла в себя только там, внизу, и проявления ее природного инстинкта были точно такими же, как у меня, – она задергалась и попыталась кричать. Я давилась злыми слезами от бессилия, я ничем не могла ей помочь, и я совсем не хотела, чтобы ее били коленом в живот. Как только мне вынули кляп, я крикнула ей, чтобы она успокоилась. Фая увидела меня и побледнела. Так было еще хуже.

– Ну что, начнем? – спросил меня спокойный «шарик». Беспокойный, с разбитым лицом, подбежал и склонился ко мне.

– Что ты ему сказала? Что ты ему сказала, тварь? – крикнул он, плюя мне в лицо. Страх.

– Кому – ему? – спросила я, просто чтобы потянуть время. Я знала, о чем идет речь. Я знала, а Фая – нет. Она не знала о бомбе по имени «Садко». – Ивану Кирилловичу Банщикову? Вы его имеете в виду? Я ведь с ним встречалась. Только интерес ваш мне непонятен, вы же там были.

– Отойди, Санёк, – процедил спокойный «шарик». – Не мелькай. – И снова повернулся ко мне: – Что же это ты ему решила позвонить вдруг? Ведь уже месяц прошел, а? Что изменилось?

– Думала долго, – пожала плечами я. Он задумчиво посмотрел на меня, и я невольно сжалась, ожидая очередного удара в живот. – Я не буду с вами говорить, разве не понятно? Не буду, пока она тут. Я должна знать, что вы ее отпустили, тогда я все вам расскажу.

– А у меня есть другой план, – отчеканил спокойный «шарик». – Я буду бить твою подружку, пока ты не заговоришь.

– Лиза, остановись. Остановись, черт, – процедила Фая. – Они нас не отпустят, ни тебя, ни меня.

– Подружка моя ничего не знает, – сказала я и посмотрела на сестру с максимальной степенью выразительности. Подружка. Гхм, может быть, они даже не знают, что мы сестры. Может быть, все, что они обо мне знают, – это то, что я встречалась сегодня с их боссом. Позвонив при этом с телефонного номера «курьера» из Краснодара.

– Знает или нет – выясним, – пообещал мне «шарик».

– Отпустите ее, и ваша последняя надежда на спасение, может, и не сорвется. Потому что так-то вы все тут трупы.

– Я тебя саму сейчас грохну, сука! – заорал Санёк. Имя я проговорила про себя трижды, чтобы в случае чего не забыть. Страх.

– Я никого не отпущу, – покачал головой спокойный «шарик».

– Тогда мы в тупике, – как могла спокойно сказала я. – Если у меня нет никакого шанса вылезти из этой передряги живой, то какой смысл мне сейчас откровенничать с вами.

– Такой смысл, что тебя тут сейчас будут очень больно бить, – забросил «крючок» «спокойный». Я нервно сглотнула. Самое сложное – выходить из патового положения, когда тебя в любой момент могут ударить в живот. Или чего похуже. Но патовое положение на то и патовое, что обе стороны игры в нем чувствуют себя максимально хреново. Фактически игра уже закончилась, и нужно просто принять этот факт, понять и простить. Но каждый из нас еще верит, что у него остался ход. Спокойный «шарик» верит, что его ход – это ударить меня в живот. А какие ходы есть у меня? Врать и надеяться, что кто-то купится? Говорить правду и надеяться ровно на то же самое? Как отличить правду от лжи, особенно в мире, где одно от другого практически неотличимо?

Так ли уж важна истина, чтобы за нее убивать или умирать? Мало кто из человеческого вида готов видеть вещи такими, какие они есть. Слишком страшно, слишком неопределенно. Нам до зарезу необходимо знать, что все будет хорошо. Нам нечего делать в мире, где вероятность этого хорошо – 14,8 %. Я никогда не была сильным человеком, или смелым человеком, или дерзким и уверенным в себе человеком – никем из тех, какими мечтают быть многие мои клиенты. И я даже не мечтала об этом. Сейчас я просто хотела жить. Снова увидеть детей. Расставить все точки над i. Начать все заново, не с чистого листа, но заново. Поехать к маме и пожелать ей счастья.


– Ты еще скажи, что ты меня потом не больно зарежешь, – рассмеялась я. – Чик – и я на небесах. Горбатые вы все.

– Что она несет? – Оба «шарика», а также их водитель и третий, который в нашей «беседе» участия не принимал, удивленно переглянулись. Затем спокойный «шарик» сделал шаг вперед и замахнулся. Я сжалась и напряглась.

– Подождите! – крикнула Фая. – Нет!

– Нет, – повторила я одними губами, но было поздно. Фая сказала, что все это – из-за героина.

– Да, Лиза, да. Пусть знают, что им тоже конец. Вы решили всех кинуть, да? Самые умные, да? Вы уменьшили количество заложенного героина в десять раз, набили машину стиральным порошком вместо товара, нашли идиотика-курьера и думали, что вам все сойдет с рук. В этом все дело. Вы хотите знать, знаем ли мы об этом? Да, знаем. ДА! – выкрикнула Фая, подавшись вперед.

– Но как… – выдавил из себя почти онемевший Санёк. – Откуда ты это все…

Мне этот вопрос был тоже интересен. Уменьшили героин, подмешали пустышку?

– Это несложно выяснить на самом деле, если знать, куда смотреть. Достаточно взглянуть на концентрацию героина в смеси, изъятой из автомобиля. Повнимательнее прочитать протокол. Концентрация такая странная, что диву даешься, зачем вообще нужно было разбавлять «Досю». В принципе, задумка гениальная. Я даже не знаю, чего вы хотели больше – избавиться от кого-то или заработать на этом денег.

– Больших денег, – предположила я.

– Ну, конечно, больших. Миллион долларов сразу – неплохо для такой голытьбы, – согласилась Фая. Нас никто не перебивал, словно над нами был какой-то защитный купол. – Украсть практически весь героин, настучать в полицию и надеяться, что всех неугодных посадят в тюрьму – отличный бизнес-план. Хоть сейчас неси на согласование в Сбербанк. Курьер и ваш собственный босс сядут лет так на десять, а вы поедете в Рио-де-Жанейро прогуливать денежки? Так?