Джоан Вулф - Обман

Все началось, когда умер мой отец. Даже если я доживу до ста лет, мне не забыть того дня. Небо было свинцово-серым, а голые ветви деревьев — черными от сырости. Отца внесли в дом на носилках, которыми служила часть изгороди. Лицо его было таким же серым, как небо.

— Понимаете, мисс Кетлин, какой-то болван, который охотился в лесу, должно быть, не заметил, что мистер Дэниэл проезжал неподалеку от него верхом. Он выстрелил и угодил в мистера Дэниэла, — пояснил Пэдди. Лицо его покраснело от холода и переживаний. — Фредди поехал за доктором.

— Папа, — позвала я отца, опустившись рядом с ним на колени. Рана в груди была прикрыта скомканной тряпкой, которая еще совсем недавно была рубашкой Пэдди. Она насквозь пропиталась кровью. Веки отца дрогнули и разомкнулись, и я в последний раз увидела такие знакомые мне синие глаза.

— Кейт. О Боже, Кейт, мне конец, — с трудом выговорил он, и глаза его снова закрылись.

— Папа! — позвала я и, чувствуя, что у меня вот-вот начнется истерика, изо всех сил попыталась взять себя в руки и придать своему голосу твердость и уверенность, которых, увы, не чувствовала. — Сейчас приедет доктор. С тобой все будет в порядке.

— Я… не думал, что… он подозревает… что я знаю… — невнятно пробормотал отец.

— Кого ты имеешь в виду, папа? Кто тебя подозревал? — спросила я, стараясь говорить как можно громче. — Ты знаешь, кто в тебя стрелял?

Отец долго молчал, прежде чем ответить.

— Папа! — снова позвала я его.

— Я не знаю… кто… — Он снова открыл глаза и устремил взгляд на Пэдди. — Пошли за… Чарлвудом, братом Лиззи, — с усилием проговорил отец и после паузы, которая потребовалась ему для того, чтобы набрать в легкие воздух, добавил:

— Пусть он позаботится о Кейт.

— Никому не придется обо мне заботиться, папа, — сказала я. — Не волнуйся и жди доктора. Все будет хорошо, вот увидишь.

Взгляд отца, однако, по-прежнему был прикован к лицу старого конюха, которого он знал еще с мальчишеских лет.

— Пэдди, — снова окликнул он.

— Я здесь, мистер Дэниэл.

— Обещай мне, — начал было отец и снова замолчал. Было видно, что ему становится все труднее бороться с удушьем. Заметив это, я с такой силой сжала пальцы, что ногти впились мне в ладони. — Обещай мне, что ты пошлешь за Чарлвудом.

— Я все сделаю, как вы говорите, мистер Дэниэл, — сказал Пэдди твердым голосом, в котором слышался мягкий ирландский акцент. — Не беспокойтесь. Я позабочусь о том, чтобы мисс Кейт не осталась без присмотра.

Залитая кровью грудь отца высоко вздымалась. В отчаянии я выглянула в окно номера небольшой обшарпанной гостиницы, где мы остановились, надеясь услышать стук лошадиных копыт, говорящий о том, что врач в самом деле вот-вот прибудет. Но единственный звук, который я слышала, было хриплое, булькающее дыхание отца.

— Тебе не надо разговаривать, папа, — сказала я. — Доктор вот-вот будет здесь.

Отец снова взглянул на меня.

— Я был тебе плохим отцом, Кейт, — прошептал он едва слышно. — Но я… люблю тебя.

После этого глаза его закрылись и не открывались уже больше никогда.

Сначала мою душу захлестнула ярость. Я была настолько взбешена, что буквально заставила местные власти провести тщательное расследование с целью найти убийцу отца. Однако оно закончилось ничем: не удалось вычислить никого, на кого хотя бы могло пасть подозрение. Затем гнев, душивший меня в первое время, улегся, и ему на смену пришло ощущение тяжкого горя.

Как ни странно, я совсем не плакала. Когда умерла моя мать, я пролила немало слез, но мне тогда было всего десять лет и я была слишком мала, чтобы понять, что слезами горю не поможешь. Однако в последующие годы я это твердо усвоила. Мои слезы не воскресили мать, и я прекрасно понимала, что отца они мне тоже не вернут.

Когда после похорон папы мы с Пэдди, вернувшись с кладбища, достигли крыльца гостиницы, полил холодный дождь. На улицах Ньюмаркета не было ни души. В ноябре ипподром закрыли, и пустынность городка каким-то странным образом гармонировала с той пустотой, которую я ощущала в своем сердце.

— Мистер Дэниэл был бы рад, если бы знал, что его похоронили в Ньюмаркете, — сказал Пэдди, явно стараясь хоть немного меня приободрить. — И хорошо, что на похороны пришло так много народу.

И в церкви, и на кладбище в самом деле была целая толпа тренеров и наездников. Пришел даже кое-кто из местных владельцев конюшен. Отец был в своем кругу известным человеком.

— Да, — сказала я, обернувшись к верному другу, который был частью моей жизни с самого моего рождения. Внезапно я почувствовала страшное одиночество. — Что же мне теперь делать, Пэдди?

— Я думаю, мы побудем тут и дождемся вашего дядю, мисс Кетлин, — ответил он.

Это был совсем не тот ответ, который я хотела от него услышать. Прикусив губу, я опустила голову и уставилась в пол. Под ногами я увидела камешек и пнула его ногой. Отлетев в сторону дороги, он с тихим чавканьем шлепнулся в грязь.

— А тебе не кажется, что мы могли бы продолжать наш бизнес сами? — спросила я. — Ты мог бы покупать лошадей, а я — их тренировать.

Я почувствовала, как рука Пэдди обхватила мои плечи. Он коротко и сильно обнял меня и тут же отпустил.

— Ваш отец хотел, чтобы вы отправились к родственникам вашей матери, и, я думаю, он был прав, — сказал Пэдди с видимым сожалением, но твердо. — Вам уже восемнадцать, мисс Кетлин. Хорошо воспитанная молодая леди не должна разъезжать по конюшням с типами вроде меня.

— Я всегда жила такой жизнью, — возразила я. — И потом, я тебя люблю, Пэдди, а моего дядю я даже не знаю.

Сказав это, я бросила на Пэдди взгляд, от которого он должен был растаять от жалости. Однако моя уловка не подействовала.

— Ваш дядя, то есть брат вашей матери, кроме всего — лорд, — бросил Пэдди довольно резко. — Я был бы плохим другом, если бы стал вас отговаривать.

— Мы ведь даже не знаем, приедет ли он, — сказала я и носком башмака отшвырнула на дорогу еще один камешек.

— Вот если он не приедет, тогда нам и в самом деле нужно будет обсудить, что делать дальше.

Открыв дверь, мы вошли в гостиницу, и я про себя помолилась, чтобы мой дядя здесь не появился.

Однако на следующий день он все же приехал. Я до сих пор помню звук твердых шагов, по которому сразу поняла, кто это.

Дверь дяде открыл находившийся со мной Пэдди. Когда Чарлвуд представился, старый конюх пригласил его в номер.

— Мне кажется, вы выглядите слишком молодо для того, чтобы быть дядей мисс Кетлин, — заметил Пэдди, окинув вошедшего мужчину аристократической внешности внимательным взглядом от тщательной прически до мысков ботинок. Пэдди много лет провел с моим отцом на ипподромах, и потому ни безупречного покроя костюм, ни сияющая обувь гостя не произвели на него ошеломляющего впечатления.

— Мне тридцать два года, — сказал мужчина. — Сестра была на шесть лет старше меня.

— Вы и в самом деле похожи на миссис Элизабет, — неохотно признал Пэдди.

У гостя действительно были такие же золотисто-рыжие волосы и зеленые, цвета морской волны глаза, как у моей матери. Правда, мамины глаза всегда были словно подернуты какой-то дымкой, в то время как у лорда Чарлвуда они были удивительно прозрачными. Я встала, чтобы поздороваться с ним, и теперь мы стояли, глядя друг на друга. Нас разделяли всего-навсего два фута потертого ковра.

— Я приехал, чтобы пригласить вас ко мне в дом, Кейт, — сказал наконец лорд Чарлвуд. — Ваша мать была моей единственной сестрой, и я хочу заботиться о вас в память о ней.

У него было открытое лицо, голос звучал вполне искренно. Я взглянула на Пэдди.

— Думаю, вам следует поехать с ним, мисс Кетлин, — мягко сказал старик. — Ваш отец хотел именно этого.

Я кивнула. Сердце мое готово было разорваться от боли, но я не заплакала. Вместо этого я обвела взглядом небольшую мрачноватую комнату, в которой умер отец. Мы оказались в Ньюмаркете в столь необычное время по той причине, что он надеялся продать двух меринов маркизу Стейдскому, поместье которого находилось неподалеку. Сделка еще не была заключена, и мы держали лошадей на том же постоялом дворе, где и жили. Животные стоили немалых денег. Это были крупные, здоровые гунтеры, а их тренингом занималась я сама.

— Забери лошадей, — сказала я Пэдди.

Старик посмотрел на безупречно выглядевшего лорда, моего дядю. Чарлвуд улыбнулся.

— Мисс Кетлин ни в чем не будет нуждаться, — пообещал он конюху, — так что вы можете оставить лошадей себе.

На следующее утро я покинула Ньюмаркет в карете моего дяди. Дождь кончился еще ночью. На ярко-голубом утреннем небе не было ни облачка, и я, глядя на него, и помыслить не могла о том, какие бури ждут меня впереди.

Поместье Чарлвудов показалось мне огромным, пустым и холодным. После того как несколько лет назад умер его отец, мой дядя жил в одиночестве. Жены у него не было.

Все это он поведал мне, когда мы остановились на постоялом дворе, чтобы сменить лошадей. Его рассказ вызвал у меня в душе какую-то безотчетную тревогу. Я подумала, что к тридцати двум годам мужчине уже пора бы обзавестись семьей. Он уловил мою реакцию и заверил, что к моему приезду специально пригласил в дом какую-то весьма уважаемую кузину.

— Приличия будут соблюдены, Кейт, — сказал он с улыбкой.

Когда мы добрались до места, было уже темно. Поместье Чарлвудов находилось в пяти милях к юго-западу от Ридинга. Кузина Луиза уже дожидалась нас в довольно холодной гостиной. Это было маленькое застенчивое существо, внешне чем-то похожее на мышку, и, если бы в моей душе оставалось место для еще каких-нибудь чувств, кроме горя, я бы непременно ее пожалела.

Взглянув на меня, кузина Луиза раскрыла рот от удивления.

— Да, — мягко заметил Чарлвуд, — она — вылитый отец.

В его голосе прозвучала какая-то странная интонация, заставившая меня взглянуть на него с удивлением. Губы его растянулись в широкой улыбке, но я еще раньше заметила, что, даже когда он улыбался, глаза не меняли своего холодного выражения.

— Луиза покажет вам вашу комнату, Кейт, — сказал он. — Добро пожаловать в Чарлвуд-Корт.

У меня почти не сохранилось воспоминаний о том, как выглядел дом Чарлвудов. Помню только, что комнаты в нем были большие, но при этом имели такой вид, словно в них уже очень давно никто не жил. На окнах висели тяжелые темные бархатные портьеры, не пропускавшие солнечных лучей. Несмотря на зажженные камины и свет многочисленных свечей, комнаты казались негостеприимными. Помню, что по ночам я очень часто долго не могла уснуть и, лежа в кровати, прислушивалась к царящей в доме могильной тишине. Трудно было поверить, что кто-то когда-нибудь мог быть счастлив здесь, в этом месте, под этой крышей. Еще труднее было представить себе, как моя мать жила в этом доме, когда она была ребенком. И наконец я засыпала. Мне снился отец.

Так я прожила шесть месяцев, и сердце мое было таким же холодным, как мерзлая земля за окном. Мой дядя, как и большинство аристократов, почти не бывал дома и большую часть времени проводил в Лондоне или в гостях у своих друзей, так что я редко его видела. Единственным человеком, который находился рядом и присматривал за мной, была кузина Луиза, но она в силу своего характера просто не могла быть строгой и за всю жизнь, должно быть, ни разу никому не сделала резкого замечания. За едой мы вежливо беседовали. В остальное же время она, по-видимому, сочувствуя моему горю, предоставляла меня самой себе.

Так прошла зима. Земля постепенно оттаяла и покрылась травой и цветами. Зацвели бледно-желтые нарциссы, а в воздухе ароматным облаком повис запах сирени. Атмосфера в доме была по-прежнему холодной и мертвенной, но мир за его дверями был полон жизни. Постепенно и словно бы неохотно я стала приходить в себя, как после летаргического сна.

В начале мая дядя заявился домой и сообщил, что собирается взять меня с собой в Лондон.

— В Лондон? — переспросила я, с удивлением взглянув на него поверх свечей. Мы в это время обедали в мрачной, обшитой деревянными панелями столовой. — Зачем?

— А почему бы и нет? — в свою очередь спросил он беспечным тоном. — Вам не очень-то полезно постоянно жить здесь, за городом. Вы что-то бледноваты, моя дорогая. — Дядя положил в рот кусочек картофеля и принялся медленно его пережевывать. — Всю зиму вы провели в трауре по своему отцу. Теперь вам пора возвращаться к нормальной жизни и подумать о себе.

Такие мысли в течение последних нескольких недель и без того вертелись у меня в голове. Почему же мне было так неприятно услышать все это из уст лорда Чарлвуда?

Я отодвинула от себя тарелку и нахмурилась.

— И что же я буду делать в Лондоне?

— То же, что делают там все нормальные девушки: ходить на вечеринки и подыскивать себе мужа.