Джулия Лонг - Очаровательная скромница

Встревожен?

Уотерберн подержал портвейн во рту, проглотил и причмокнул.

– Ты находишь эту мисс Вейл… – он задумался, тщательно подбирая каждое слово, – привлекательной, Драйден?

Джулиан медленно повернулся к приятелю. Тон Уотерберна напомнил ему осторожный голос матери, которым она обращалась к его престарелой двоюродной бабушке Каллиопе, леди Конгдон, когда та приехала к ужину в ночной сорочке и одной домашней туфле.

– Дело в том, что если тебе нужна новизна, Драйден, в Лондоне есть и другие бордели, кроме «Бархатной перчатки». К примеру, у мадам Элейн, возле доков, есть девушка, которая демонстрирует маленькую бородку, и еще одна, которая настолько гибкая, что может обхватить ногами свою голову, не говоря уже о твоей, если правильно попросишь.

– Ради всего святого, Уотерберн, перестань. Она женщина. У нее на месте руки и ноги, неплохая фигура, приятное лицо и весьма привлекательная грудь. И я вовсе не глазел на нее. Мне жаль, что тебе так скучно. Позднее гостям обещаны карты. Возможно, если ты проиграешь мне свое состояние, это тебя развлечет.

Джулиан слишком поздно сообразил, что сам себя выдал. Подробное и увлеченное перечисление привлекательных качеств Фебы было равносильно признанию.

Глаза Уотерберна округлились от совершенно искреннего изумления. Потом он задумчиво прищурился, повернул свою большую голову и оценивающе уставился на Фебу.

– Право слово, Драйден, если тебе необходимо на ком-нибудь остановить свой взгляд, я думал, ты выберешь красивую женщину.

Маркиз решил, что Уотерберн, вероятно, провоцирует его намеренно. Было бы неправильно вызвать его из-за этого на дуэль, но очень хотелось. Так хотелось, что у него непроизвольно сжались кулаки, и бокал, который он держал в одной руке, едва не был раздавлен.

Красивая. Когда-то Джулиан был уверен, что понимает значение этого слова. Теперь он считал его заезженным. Некоторые слова нельзя произносить слишком часто. Их надо держать про запас, чтобы применить к редкой, чарующей, завораживающей, волшебной женщине.

Феба засмеялась над чем-то, и это моментально привело Джулиана в волнение. Он хотел быть рядом с ней, чувствовать ее тепло, ее запах. Он страдал, потому что не он заставил ее смеяться.

– Точно, – буркнул он Уотерберну.

Удивлению белокурого гиганта не было предела. Теперь он открыто рассматривал Фебу, но недоумение не исчезло с его лица.

– Ох! – воскликнул он, причем так громко, что Джулиан вздрогнул и вопросительно взглянул на приятеля.

– Знаешь, Драйден, кажется, теперь я вижу. Да, думаю, что да.

– Что видишь? – раздраженно спросил Джулиан.

– Свою партнершу на сегодняшний вальс. Отдаю тебе должное, хитрый черт. Меня бы не осенило вдохновение, если бы не ты.

С этими словами Уотерберн скрылся среди гостей.

Проходя мимо зеркала, Уотерберн остановился, аккуратно опустил прядь белокурых волос на лоб, взглянул на свое отражение и удовлетворенно кивнул.

Феба и подумать не могла, что поход к графину с миндальным ликером окажется так насыщен событиями. Ее, разумеется, послала к столу Лизбет, но Феба ничего не имела против, потому что рассчитывала заодно съесть маленький сандвич. Совсем скоро начнутся танцы, а надо еще успеть принести Лизбет ликер, дождаться, пока та его выпьет, потом проводить в дамскую комнату и весь вечер выслушивать ее мнение о партнерах и музыке. Иными словами, будет не до еды.

Все началось с лорда Уотерберна, которого она про себя называла «Адриановым валом». Это такой юмор школьной учительницы. Он ей казался абсолютно и безнадежно апатичным.

На его лице можно было заметить только два выражения, последовательно сменявших друг друга – скуки и надменности. И если на его губах вдруг мелькала мимолетная улыбка, ее можно было списать на капризы освещения.

Теперь же он широко улыбался.

Она подозрительно покосилась на два ряда крупных белых зубов. Они еще никогда не были обращены в ее сторону, и Феба поневоле насторожилась, поскольку не сделала ровным счетом ничего, чтобы заслужить такую честь. Тут было о чем подумать.

Белокурый гигант был так близко, что она отчетливо видела (кроме зубов) ямочки на щеках и мелкие морщинки в уголках рта и глаз. В общем, этот мужчина не был непривлекательным. Но Феба чувствовала неловкость, когда он находился так близко.

– Добрый вечер, мисс Вейл, – приветливо сказал он и поклонился.

– Добрый вечер, лорд Уотерберн. – Феба сделала реверанс.

Белокурый гигант не пошел дальше – туда, куда он двигался до того, как перехватил ее. Он остался на месте, заслонив от нее гостей, стол, миндальный ликер и сандвичи.

Только тогда до нее дошло, что он направлялся именно к ней.

Феба ощутила нарастающее беспокойство. Что произошло? До этого момента он обращал на нее не больше внимания, чем на стул или канделябр. Ей очень хотелось обойти его и посмотреть, остались ли еще на столе сандвичи, но она побоялась показаться грубой. Поэтому она расцвела в своей самой вежливой улыбке, предназначенной для использования на подобных мероприятиях. Нейтральное выражение лица тут было бы некстати, поскольку мужчина, глядя на нее, буквально сиял. Эта улыбка была очень полезной, как ее любимый старый серый плащ.

Молчание затянулось.

В конце концов Уотерберн откашлялся.

– Мисс Вейл, я хотел бы просить вас оказать мне величайшую честь…

Улыбка слегка перекосилась – вероятно, в результате шока.

– …и танцевать со мной первый вальс. Насколько я понял, оркестр сегодня будет играть три вальса. Если это не доставит вам слишком большого беспокойства… я буду счастлив, если вы примете мое приглашение.

Беспокойство? Может быть, Уотерберн ударился головой?

Мужчина ждал ответа. Улыбка застыла на лице.

Вальс. Вальс с виконтом. И это еще не все. Он пригласил ее на первый вальс, предполагая, что это лишь один танец из трех, которые она милостиво подарит разным кавалерам на протяжении вечера. Как будто Уотерберн старался опередить других претендентов.

В какой-то момент ей пришло в голову, что маркиз мог забыть о благородстве. Он мог сообщить Уотерберну, что на этом вечере она раздает поцелуи направо и налево, и тот рассчитывал на свою долю.

Нет. Маркиз не стал компрометировать себя рассказом, что целовался со школьной учительницей.

Он не только целовался с ней, ему это понравилось!

Возможно, сегодня просто такой день – полный неожиданностей.

Феба осторожно ответила.

– Буду очень рада.

Судя по тому, что его и без того широкая улыбка стала еще шире, ответ доставил лорду удовольствие.

– Да, и еще, лорд Уотерберн… это не доставит мне никакого беспокойства. – «Если, конечно, ты не собираешься разговаривать со мной во время вальса».

Феба улыбнулась и покосилась на бокал, который маркиз держал в руках. Судя по всему, он пил портвейн. Интересно, много уже выпил?

Или у него далеко идущие планы?

Впрочем, все равно.

Какие бы ни были его планы, ее нельзя увлечь в сад, где в укромном месте, вдали от посторонних глаз можно дать волю рукам. Для этого она слишком умна. И еще она точно знает, в какое место бить, чтобы – как бы это сказать – отвлечь внимание мужчины.

Ей очень хотелось танцевать вальс. Это будет восхитительный опыт, который она потом опишет в своем дневнике, который ведет всю жизнь, а пока просто насладиться вальсом с Адриановым валом. Так же, как насладилась бы поездкой в быстроходной коляске. Хотя нет, в данном случае это должно быть нечто намного большее – ландо, к примеру. С четверкой красивых черных коней.

– Благодарю вас, мисс Вейл.

Он смотрел на нее почти… жадно. Феба непроизвольно поднесла руку к лицу, желая потереть пальцем переносицу, чтобы удостовериться, не открылся ли у нее третий глаз, или, возможно, вырос рог.

Спохватившись, она усилием воли опустила руку, стараясь не хмуриться. Логичнее было бы улыбнуться, что она и сделала. Ответная улыбка осветила лицо лорда Уотерберна, его глаза радостно вспыхнули. Это были очень даже красивые глаза. Возможно, он был вовсе не скучающим занудой, каким казался.

«Сейчас он сделает комплимент моим глазам».

Вместо этого он сказал:

– Буду с нетерпением ждать первого вальса, мисс Вейл.

– Я тоже.

Если Уотерберн и заметил смешинку в ее глазах, то не подал виду. Он поклонился и отошел в сторону. И Феба снова увидела маркиза. Тот стоял у камина в каких-то десяти футах от них, но был мрачен и выглядел немного нелепо, поскольку над камином было закреплено резное панно с херувимами, которые выделывали разные кульбиты прямо у него над головой. Картину можно было назвать: «Сатир и херувимы». А выражение его лица указывало на то, что если бы это были настоящие херувимы, он бы перестрелял их всех из лука.

Сердце Фебы на мгновение замерло, после чего забилось намного чаще.

Маркиз немного изменил прическу. Теперь волнистые локоны с одной стороны падали на лоб, придавая ему несколько бесшабашный вид, хотя никогда в жизни он не был бесшабашным.

Когда их глаза встретились, ее блестящая «светская» улыбка поблекла. Она не столько видела мужчину, сколько чувствовала его, словно большая теплая рука опустилась на ее плечо. Феба заподозрила, что краснеет, хотя, возможно, у нее внезапно поднялась температура.

Она неуверенно улыбнулась. Мелькнула мысль, что можно было бы игриво помахать ему рукой, но она отбросила ее. Маловероятно, что Драйдену это понравится.

Несколько томительных мгновений казалось, что он никак не отреагирует на ее приветствие, и его взгляд останется пристальным, но безразличным.

Но тут его губы дрогнули, и уголки чуть приподнялись в улыбке – грустной, загадочной и, пожалуй, если можно так сказать, незавершенной. Словно он не был уверен, что хочет ею выразить.

Совсем недавно Феба целовала эти губы.

Внезапно она смутилась. Что она здесь делает? Она сама причесалась, у нее нет ни одной драгоценности, на подоле ее перелицованного платья пятно, а у туфель почти протерлись подошвы.

Она виновато покосилась на Лизбет, которая все еще ждала свою порцию миндального ликера. В ее темных волосах сверкала бриллиантовая диадема. Она весело болтала с кем-то из гостей.

Когда Феба снова перевела взгляд на маркиза, он на секунду приподнял со лба локон, тронул пальцем лоб и усмехнулся.

Метко.

Она непроизвольно зажала ладонью рот. Боже мой, он прячет ссадину. Значит, вот куда угодила шляпа.

Теперь понятно, почему он изменил прическу.

Маркиз усмехнулся украдкой, проказливо, как озорной мальчишка. Боже правый, эта улыбка арканом обвилась вокруг ее сердца.

Феба с некоторым трудом отвела руку от лица и решила, что она, вероятно, испорченная девчонка, поскольку ее глаза весело засверкали, хотя она должна была пребывать в ужасе из-за того, что причинила телесное повреждение высокородному аристократу. Пришлось даже губу прикусить, чтобы не рассмеяться.

Маркиз позволил вихру снова упасть на лоб и на мгновение поднес палец к губам.

Феба сделала еще один шажок – робкий, ни к чему не обязывающий – в направлении, которое могло привести ее и к маркизу, и к столу с миндальным ликером и сандвичами. Испытание своего рода.

Он ощутимо напрягся. Улыбка исчезла, лицо стало настороженным.

Девушка остановилась, в одночасье лишившись уверенности и ощутив робость.

А потом он исчез, скрылся за спинами других гостей.

Феба посмотрела в другую сторону и увидела Джонатана Редмонда в компании другого джентльмена, которого не знала, хотя, непременно заметила бы, если бы видела раньше. Такого невозможно было не заметить. Поразительно красивый, затмевающий даже лорда Аргоси, и, безусловно, денди до мозга костей. На нем был жилет в золотую полоску, галстук, завязанный так, что наводил на мысли о гордиевом узле, и плотно облегающие панталоны. Каштановые пряди свободно падали на плечи.

В первую очередь на себя обращали внимание его панталоны. Точнее, то, что было в них. Панталоны так плотно обтягивали тело, что возникали разные предположения, как он сумел их натянуть – три дня постился, что ли. Вряд ли кто-то из приглашенных дам мог бы с уверенностью сказать, какого цвета у него глаза, зато все желающие имели возможность оценить размеры его мужского достоинства.

– Мисс Вейл, полагаю, я еще не представил вам сэра Джеффри Данди.

Как будто он вообще должен был ей кого-то представлять. Да что, черт побери, происходит?

– Счастлив познакомиться, мисс Вейл, – проворковал новый знакомый. Он произносил слова с протяжной медлительностью, словно рот был полон чего-то густого и очень вкусного, например, меда.

Феба сделала реверанс и протянула руку. Когда он наклонился, чтобы коснуться губами ее руки, она ощутила аромат – дорогой, пряный, безусловно, мужской. Для себя она определила этот запах как аристократический.