Джулия Лонг - Очаровательная скромница

– Рада знакомству, сэр Джеффри.

Она всмотрелась в лицо нового знакомого. У него был острый подбородок, высокие скулы, идеальные зубы. Он был нереально красив, словно некто свыше специально подбирал его предков – красавцев и красавиц – чтобы получить такой великолепный экземпляр.

– Насколько я понимаю, вы сегодня будете участвовать в танцах, Фе… мисс Вейл?

Это сказал Джонатан, который выглядел озадаченным – она себя чувствовала так же. У нее было ощущение, что все сегодняшние странности не случайны. В конце концов, она всего лишь платная компаньонка его сестры, и ничего больше. Не говоря уже о том, что накануне вечером от нее пахло сигарным дымом.

– Да, конечно, к моей большой радости. – Феба постаралась, чтобы голос звучал на самом деле радостно.

Сэр Данди улыбнулся. Он выглядел… По какой-то непонятной причине ее ответ привел его в восторг, если заискрившиеся глаза можно считать показателем. Реакция явно была чрезмерной.

Она не могла иметь связи с ее платьем, которое надевалось уже бесчисленное множество раз, и никто не обращал на него особого внимания. Возможно, поскольку ее впервые поцеловал маркиз, от нее исходило некое je ne sais qui, подумала Феба. Некая аура, которую могли ощутить только аристократы – по аналогии с тем, что некоторые звуки могут слышать только собаки.

– Надеюсь, вы соблаговолите подарить мне танец, мисс Вейл. Смею надеяться, вы удостоите меня вальса.

«Удостоите», «соблаговолите»… Как забавно они изъясняются, эти аристократы. Сколько лишних слов!

Впрочем, Феба не могла с уверенностью утверждать, что ей это не нравится. Пусть в этом не было искренности, зато соблюдался некий церемониал. По правде говоря, в ее жизни – после того как она достигла возраста десяти лет – был порядок, но никакого церемониала точно не происходило.

– Вы можете не только надеяться, сэр Данди. Я с радостью подарю вам вальс. Второй. Первый уже обещан.

Подобную фразу Феба произнесла впервые в жизни и даже сама удивилась, как легко она далась. И хотя ее торжественность почти целиком состояла из иронии, сэр Данди вроде бы ничего не заметил. Возможно, он посчитал иронию неотъемлемой частью ритуала. Или с ним все дамы говорили так.

Феба ощутила прилив взбалмошности. Она чувствовала себя актрисой на сцене, беспечно решившей отклониться от сценария.

Да, пожалуй, это девиз дня – беспечность.

Или, возможно, уход от сценария?

– Буду с нетерпением ждать, мисс Вейл.

Мужчина в обтягивающих панталонах поклонился, одарил Фебу улыбкой и удалился вместе с Джонатаном, снова открыв ей путь к столу с сандвичами и миндальным ликером. И она снова увидела маркиза у камина.

Только теперь он не улыбался. Сатурн гневается?

Она быстро огляделась, желая убедиться, что никто не наблюдает за ней, после чего украдкой повернула ладони вверх и округлила глаза. Жест выражал недоумение: «Сегодня аристократы выстраиваются ко мне в очередь».

Маркиз непроизвольно улыбнулся – только уголки его губ чуть дернулись вверх.

Феба глубоко вздохнула и сделала еще один неуверенный шажок к нему.

И замерла. Его улыбка снова исчезла. А на лице появилось предостерегающее выражение. По правде говоря, оно было едва заметным. Но она ощутила его, как пощечину.

Маркиз никогда бы не осмелился так взглянуть на Лизбет. Равно как и на любую другую даму из числа гостей. Только она должна соблюдать дистанцию. Знать свое место.

В этот момент Драйден снова исчез из виду. На этот раз его заслонила удивленная Лизбет, которую сопровождали две совершенно одинаковые брюнетки в белом.

Четыре карих глаза взирали на нее с далеко не благодушным любопытством. На двух парах пухлых губ застыли одинаковые таинственные улыбки. Их волосы были уложены безупречно и тоже абсолютно одинаково. Поскольку Феба еще не выпила ни капли спиртного, значит, перед ней были две разные девушки. Близнецы.

Боже! Это, должно быть, печально известные сестры Силверторн.

Они были красивы, как пара фей.

Они сделали реверанс, Феба тоже.

– Я не поняла, куда ты запропастилась, Феба, – заявила Лизбет, – и решила сама пойти за миндальным ликером. – Таким же тоном Феба упрекала учениц в школе, когда те в чем-то ее разочаровывали.

Она быстро продумала стратегию.

– Прости, Лизбет, но, уверена, ты не станешь сердиться, узнав причину моей задержки. Представляешь, меня пригласили участвовать в танцах!

– Но… разве это не само собой разумеется?

В голосе Лизбет звучало искреннее недоумение. Фебе хотелось сказать, что наблюдать, как танцуют все вокруг, не значит участвовать в танцах. Это далеко не так интересно.

– Понимаешь, забавно, но меня пригласили танцевать. Вальс. Дважды. Я подумала, что было бы невежливо отказаться.

Последовало гробовое молчание.

– Но разве ты умеешь танцевать вальс, дорогая?

Дорогая? Лизбет сделала такой сильный акцент на букву «д», словно произнесла слово сквозь стиснутые зубы.

– Разумеется, дорогая. – Каков вопрос, таков ответ.

Лизбет в очередной раз продемонстрировала в улыбке жемчужные зубки, но ее глаза вроде бы знать не знали, что она улыбается. Это напомнило Фебе о том, как она впервые встретилась с мистером Джосайей Редмондом. Ей показалось, что этот человек постоянно что-то планирует. Казалось, его разум не участвует в беседе, вечно занятый чем-то другим.

Раздалось одновременное покашливание.

– Сестры Силверторн попросили меня познакомить их с тобой, – вспомнила Лизбет. В ее тоне звучало недоумение, брови хмурились.

– Это леди Мария Силверторн. – Девушка слева сделала реверанс.

– А это леди Антуанетта Силверторн. – Теперь в реверансе присела девушка справа.

Мария… и Антуанетта? С ума сойти! И с чего вдруг эти печально известные сестрички выразили желание с ней познакомиться?

Именно в этот момент Феба решила сдаться на милость судьбы и относиться к этому дню, как ко сну. Во сне разные события происходят без видимых причин и с нарушением логической очередности. Можно просто плыть по воле волн, пока этот процесс не прервет бой часов.

Поэтому она тоже сделала реверанс, низкий и изящный, и начала искренне наслаждаться театральностью происходящего.

– Рада познакомиться, – проговорила она.

– Наша матушка не была взбалмошной или склонной к мрачности, назвав нас Марией и Антуанеттой, – объяснила одна из сестер, кажется, Антуанетта. – Мы вынуждены пожинать плоды ее глупости.

Феба на какое-то время лишилась дара речи.

Обе сестры пристально смотрели на нее. Их глаза напоминали глаза животных – они блестели и были лишены всякого выражения. Похоже, это было какое-то испытание.

– А у вас нет брата и сестры, носящих имя Антоний и Клеопатра?

Две пары совершенно одинаковых бровей синхронно взлетели на идеальные лбы.

Очевидно, от нее ждали другой реакции. Ладони Фебы вспотели в перчатках, и ей очень захотелось отказаться от вальсов – и первого, и второго.

Она была так напряжена, что, когда близнецы весело рассмеялись, испуганно подпрыгнула.

Их смех напоминал звон колокольчиков, веселый и безудержный, явно идущий от души. Леди Мария фамильярно схватила Фебу за рукав. Кудряшки на висках весело дрожали, будто тоже смеялись.

Она повернулась к сестре.

– Он был прав! – выпалила она. – Антоний и Клеопатра. Ха-ха-ха!

Обе взирали на Фебу с таким искренним восхищением, что та поневоле ощутила теплоту. Ей нравилось искреннее веселье, хотя она никак не могла понять, что их так рассмешило.

Во сне, напомнила она себе, смысл необязателен.

Лизбет выглядела так, словно проглотила муху.

– Мы будем рады, если вы присоединитесь к нам за карточным столом после танцев, мисс Вейл. Не беспокойтесь, мы никогда не играем по-крупному.

– Обожаю играть по мелочи, – выпалила Феба.

С какой стати она это сказала? Феба никогда в жизни не играла на деньги – только на орешки с другими учительницами в академии мисс Мариетт Эндикотт. К тому же у нее в сумочке всего пять фунтов, которые она не может себе позволить потерять.

– Она обожает играть по мелочи! – радостно хором повторили сестры, глядя друг на друга.

Интересно, что их так обрадовало?

– Превосходно, тогда мы найдем вас, когда танцы кончатся, – сказала леди Мария, и девушки удалились, держась за руки, оставив Фебу наедине с Лизбет.

– Буду ждать, – игриво проговорила Феба им вслед.

Да, она плыла по воле волн и чувствовала легкое головокружение. Должно быть, нечто подобное ощущает морж в открытом море. Было непривычно и довольно приятно чувствовать себя востребованной, какова бы ни была причина. Это было как бальзам на душу после пощечины, которую дал ей маркиз своим мрачным видом.

Лизбет посмотрела вслед сестрам, и ее лоб перерезала тонкая морщинка.

– Я же им говорила, что ты всего лишь школьная учительница…

Фраза осталась неоконченной, но она явно собиралась сказать: «но они все равно захотели с тобой познакомиться».

– Возможно, им не хватает образования, и они надеются услышать от меня что-то полезное за карточным столом.

Лизбет всегда и все понимала буквально.

– Едва ли сестры Силверторн когда-нибудь чувствовали нехватку чего-либо. И они очень популярны. – Лизбет помолчала и добавила: – Очень.

– Это неудивительно. Они прелестны.

Но Лизбет, судя по всему, ее не слышала.

– С кем ты сегодня будешь вальсировать, Феба? – неожиданно спросила она.

– С лордом Уотерберном и сэром Данди.

Лизбет рассеянно кивнула.

– Прекрасно. Оркестр сегодня сыграет три вальса. Два из них я уже тоже обещала.

Момент был на удивление напряженным. Словно по сигналу толпа раздвинулась, и маркиз снова оказался в поле зрения обеих.

Лизбет ему улыбнулась.

Это значило, что ему пришлось распрощаться с херувимами и направиться к ним.

Феба удивилась, осознав, что громкого биения ее сердца никто не слышит.

– Мисс Вейл и я как раз говорили, что уже обещали два вальса из трех, и у каждой из нас еще осталось по одному.

Джулиан не смотрел на Фебу. Он знал, что, если посмотрит, то уже не сможет отвести глаз.

– Буду счастлив, если вы подарите этот вальс мне, Лизбет.

– С радостью.

– А вот и Джонатан. Возможно, мы сумеем уговорить его танцевать третий вальс с тобой, Феба. Ты же завтра уедешь, так что будет только справедливо, если сполна насладишься сегодняшним вечером, правда, Феба? – Лизбет говорила весело и уверенно, словно уже свыклась с мыслью, что та вообще будет вальсировать. Причем она втянула в разговор Джулиана, словно Феба – их общая забота. – Тогда я смогу помахать тебе, когда мы обе будем вальсировать.

Уговорить. Значит, Джонатана надо подкупить, чтобы он снизошел до танца со школьной учительницей.

Лизбет сразу устремилась за своим красивым кузеном, который, в свою очередь, оглянувшись, заторопился. Создавалось впечатление, что он всячески избегает встречи с Лизбет.

Маркиз ушел. Без него херувимы на панно осиротели. Теперь они казались загадочными и злобными, словно знали какой-то секрет, которого не знала она. Быть может, они похитили его и удерживают, ожидая выкупа?

Ирония судьбы, но теперь, когда Феба наконец получила возможность съесть вожделенный сандвич, у нее пропал аппетит.

Зато она, пожалуй, ничего не имеет против порции миндального ликера. Или трех.

В конце концов, сказала она себе, это всего лишь сон.

Феба почти забыла, как танцевать вальс.

И потому сначала держалась скованно. Но потом ее тело вспомнило, что в этом вопросе главное – довериться и позволить партнеру себя вести. Такое поведение было ей несвойственно. В какой-то момент она в ужасе заметила, что сама себе наступила на подол. Но Уотерберн не замечал таких мелочей. Он машинально согнул свою гигантскую руку, как человек, плывущий в лодке, непроизвольно старается приспособиться к размеру весла, и Феба, к немалому удивлению, поняла, что кружится в танце.

Она ощущала себя не столько партнером, сколько дополнением. Ридикюлем или чем-то вроде того.

Она решила, что не обязана завязывать разговор. В конце концов, Уотерберн – мужчина и джентльмен – и это его дело. А она будет слушать музыку и испытывать приятное головокружение от танца и миндального ликера, которым заменила сандвич.

– Ваша… – Уотерберн все же решил, что должен что-то сказать. – Лента вам очень идет.

– Вы не знаете, что сказать, лорд Уотерберн? Позвольте вам напомнить, это всего лишь лента.

Феба непринужденно улыбнулась. Несколько минут назад она выпила подряд три рюмки миндального ликера. Скорее всего, она больше никогда в жизни не увидит Уотерберна. А маркиз и Лизбет в этот самый момент кружились в вальсе в другом конце зала и улыбались друг другу. Все перечисленные обстоятельства делали ее дерзкой и беспечной.