Потом заметил ее, резко повернулся, и выпрямился во весь свой немалый рост.

И застыл.

Лизбет весело смеялась, возможно, собственной шутке, и ее смех отдавался в ушах Фебы, словно громкий звон колоколов. Заметив, что Джулиан отвернулся, она шутливо похлопала его по руке.

Веером из шелка и слоновой кости.

На бледном шелке были разбросаны розовые цветы, перевитые тонкими зелеными стеблями.

Феба таращилась на веер, пока изящная вещица не расплылась у нее перед глазами. В ушах звенело. На мгновение – только на одно проклятое мгновение – ей показалось, что пол уходит из-под ног, и она прижалась спиной к стене, чтобы ощутить хотя бы какую-то опору, способную помочь ей удержаться на ногах.

Ну, конечно, маркиз всегда желал самого лучшего. Самого редкого и красивого. Того, что существует в единственном экземпляре. И, говорят, он подыскивает себе супругу.

В письме Лизбет сообщила, что у нее потрясающие новости, которыми она хотела бы поделиться.

Очевидно, ее шок слишком затянулся, потому что Лизбет недоуменно взглянула на маркиза, а потом проследила за его взглядом.

На хорошеньком личике мелькнуло озадаченное выражение, но потом она, должно быть, решила, что маркиз так долго смотрит на Фебу, потому что та выглядит здесь абсолютно неуместно. Она заулыбалась и махнула Фебе рукой, приглашая ее подойти.

Та осталась на месте. Ее ноги будто приросли к полу и не желали двигаться.

Лизбет замахала энергичнее.

И Феба, мало-помалу, преодолела разделяющее их расстояние. Один шаг, потом другой. Она чувствовала себя упрямым быком, которого тянут за веревку, и лишь надеялась, что не выглядит так же.

– Феба, окажи любезность, принеси, пожалуйста, ридикюль. Он наверху, в моей комнате. Мне нужен тот, который лежит на кровати.

«Какого черта?»

Феба недоуменно смотрела на девушку.

А Лизбет на нее. На ее личике было написано только ожидание. Когда же Феба осталась на месте, оно стало недовольным.

Она не прислуга. Ее пригласили не в роли девочки на побегушках. По крайней мере, об этом в письме ничего не было сказано.

Феба заподозрила, что Лизбет это отлично понимала. Она всего лишь демонстрирует свою значимость, свое общественное положение. Или объясняет присутствие Фебы маркизу.

– Я лорд Драйден, – произнес маркиз, когда стало ясно, что Лизбет позабыла о правилах хорошего тона и не намерена представить их друг другу.

Феба присела в реверансе.

– Рада знакомству, милорд. – Собственный голос доходил до нее, словно сквозь стекло. – Похоже, Лизбет необходим ридикюль. Прошу меня извинить.

Она резко повернулась и вышла из гостиной тем же путем, что пришла. Быстро и незаметно.

Для всех, кроме одного человека.


Забавно, но как только мисс Вейл вышла, в комнате стало темнее. Хотя до вечера было еще далеко, и солнечный свет щедро лился сквозь высокие окна.

Джулиан извинился, ничего не объясняя, тепло улыбнулся Лизбет и удалился, пообещав вернуться. Она выглядела прекрасно с подаренным Драйденом веером. Она бы выглядела ничуть не хуже, даже если бы у нее в руке был дикобраз, но Джулиану было приятно, что он сумел выбрать подарок, так подходящий этой леди.

Он осознал, куда идет, только когда завернул за угол и остановился, глядя в спину той, которую почему-то не мог забыть.

Мисс Вейл направлялась к лестнице, но явно не торопилась. Она шла, чуть покачивая бедрами. Его взгляд остановился на них и не мог оторваться, словно это был маятник гипнотизера. Ее серое платье было покрыто бледным узором. Оно являло собой воплощение практичности. Маркиз скользнул взглядом по ее фигуре, представил себе ее ноги, двигающиеся под платьем, подвязки, удерживающие чулки.

Глаза маркиза задержались на изношенном подоле и слабой, очень тонкой белой линии, образовавшейся от частого использования утюга и распарывания швов, чтобы ткань можно было перевернуть на другую сторону и снова сшить.

Эта мысль заставила Джулиана нахмуриться, отвести глаза и задуматься.

Он был сбит с толку. Она учительница. Если она претендует на некоторую родовитость, ее отделяет от благородных предков несколько поколений. В Англии полно таких женщин, живущих на самом краю аристократического общества и на грани нищеты, респектабельных, но только пока им сопутствует хотя бы некое подобие удачи. Да и любая леди ходит, слегка покачивая бедрами, кроме, разве что, его тетки Уиндермир, которая катится по земле, как небольшое ландо, только более пружинисто.

Несмотря на то что ее отправили за ридикюлем с большой поспешностью, как будто она прислуга, мисс Вейл остановилась у окна. Маркиз молча одобрил ее небольшое проявление непокорности. Он не мог себе представить, зачем Лизбет столь срочно понадобился ридикюль.

Несколько минут Феба молча смотрела на аккуратно подстриженные зеленые газоны и размышляла: возможно, если она мысленно процитирует Марка Аврелия, умственное усилие избавит ее от душевных терзаний. Она чувствовала себя дурой. И это ей категорически не нравилось. А ни одна дура не может знать Марка Аврелия, и уж тем более цитировать его в уме.

Стоя в нише у окна, она могла слышать голоса внизу. Но ее никто не слышал. И не видел.

Тут она услышала за спиной шаги.

– Я и не предполагал, что вы тоже приглашены на этот прием.

Она бы узнала этот голос везде – в темноте, в толпе, во сне. И все же, когда Феба медленно повернулась, ее сердце пропустило один удар.

Он пошел за ней. В этом можно было не сомневаться. Терзания моментально ее покинули.

Успокойся, строго приказала она сердцу.

– Я не то чтобы приглашена… – начала она и сразу передумала. – Не думаю, что у меня был повод сказать вам об этом. Я приехала к Лизбет.

– Хм. Думаю, Лизбет уже вышла из возраста, когда ей требуется гувернантка. И, насколько мне известно, никто из Редмондов не посещал вашу школу. Ее матери сейчас здесь нет, и графиня Ардли еще не приехала. Я знаком с мисс Лизбет Редмонд уже два сезона, и…

Графиня Ардли? Это еще кто?

Ах да, Вайолет Редмонд. Вышла замуж за графа.

– Итак, если я не ошибаюсь, вы здесь… нечто вроде платной компаньонки на следующие несколько дней?

Феба слабо улыбнулась.

– В ваших устах это звучит не слишком приятно.

– Я всего лишь хотел заставить вас улыбнуться.

Она попыталась сдержаться. Она не должна смеяться. Она должна принести этот проклятый ридикюль.

– Вы правы. Мать Лизбет сейчас в отъезде, и она хотела, чтобы на это время рядом с дочерью была компаньонка, близкая ей по возрасту. Лизбет пригласила меня. Я когда-то занималась с ней, но тогда она была моложе. Мы подружились… можно так сказать. Насколько я понимаю, моя задача – защищать ее от вас и вам подобных.

Маркизу это понравилось. Его глаза заблестели.

– Значит, вы приманка? Как деревянная утка на пруду?

– Значит ли это, что я вас приманила, лорд Драйден?

Он медленно улыбнулся.

Феба тоже.

Они оба вместе… Да что же это такое? Они поддразнивали друг друга, и это было удивительно и волнующе, и еще очень опасно. А главное, как быстро произошло возгорание!

– Вы же ненамного старше Лизбет, мисс Вейл!

– Вы хотите узнать мой возраст? Но ведь он не всегда измеряется годами. С этим вы не можете не согласиться. Я прошла совсем другую жизненную школу, лучше знаю общепринятые нормы поведения и менее склонна… делать глупости.

– Очень жаль.

Феба постаралась сдержать улыбку, но не сумела.

– Боюсь, все именно так, как я сказала. Я так долго противостояла всяческим глупостям, что это стало моей второй натурой.

Предупреждение. И вызов?

Губы Джулиана снова скривились в смелой озорной улыбке, и у Фебы перехватило дыхание.

– Итак, что же вы делаете в роли платной компаньонки?

Может быть хватит? Феба нервно покосилась в сторону лестницы.

А потом, да поможет ей бог, решила пройти этот путь до конца.

– Пока это не вполне ясно. Я думала, что должна буду горячо говорить приятные вещи, слушать Лизбет и терпеть Джонатана. Ведь мое приглашение сюда – чистая импровизация. Но она послала меня за не нужным ей ридикюлем. Боюсь, что этот прецедент определит мои обязанности на все оставшееся время… Хотя общение с Лизбет – не обязанность, а удовольствие, – поспешно добавила она. – Девочка очень мила и добра.

– Да, она мила, – согласился маркиз.

Фебе захотелось, чтобы он сказал эти слова не так пламенно.

– Тогда, возможно, вам следовало бы пойти поговорить с ней?

Слишком язвительно. Проклятье.

Маркиза явно развеселило ее раздражение.

– Я уже с ней говорил.

– И вы сказали все, что хотели? Я думала, умение общаться с дамами у наших аристократов в крови.

На красивом лице маркиза промелькнуло сомнение. После короткой паузы он сказал:

– Никто не разговаривает со мной так, как вы.

Феба поняла, что он не шутит. Похоже, они оба были удивлены его искренностью, по крайней мере об этом говорило установившееся на некоторое время молчание.

– Возможно, потому, – задумчиво сказала Феба, – больше никто из ваших знакомых не собирается ехать в Африку надолго, а значит, им не все равно, что вы о них думаете.

– Ах да, я и забыл. Вы же отправляетесь в Африку. Вероятно, привилегия жариться под палящим солнцем весьма дорого стоит, поэтому вы и согласились на дополнительную оплачиваемую работу.

– Вы, как всегда, правы, – радостно заявила она.

– Дело в том, мисс Вейл, что я действительно понимаю принципы работы.

– Возможно, вам стоит перестать беспокоиться относительно концепции работы, лорд Драйден, и заняться тем, что у вас получается лучше всего?

– Что же это, по-вашему, мисс Вейл?

О боже. Она и не подозревала, что взрослый мужчина, маркиз может… ворковать. Его тон вызвал в ее памяти череду ярких образов, в основном неприличных. Такими мыслями ни с кем не поделишься.

– Я стараюсь не думать о том, что связано с вами, – сказала Феба, и услышала в своем голосе чувственную хрипотцу. Проклятье!

– А знаете, о чем я думаю?

– Подозреваю, вы мне вот-вот это скажете.

– Я думаю, что вы постоянно думали обо мне с тех самых пор, как мы с вами обсуждали поцелуй.

В его устах слово «поцелуй» было оружием. Смертельным оружием. Оно пришпилило ее к месту, как булавка бабочку.

– Ничего подобного. – Феба вовсе не думала о нем… иногда.

Судя по улыбке маркиза, он понял, что она лжет.

Феба нервно оглянулась по сторонам и постаралась вернуть себе утраченное самообладание.

И это ей с огромным трудом удалось.

Вероятно, Драйден почувствовал, что она вот-вот сбежит, и сказал единственные слова, которые могли ее остановить.

– Я думал о вас, мисс Вейл.

Она вздохнула.

– Знаете, лорд Драйден, я готова сама дать вам десять фунтов. Даже жалко смотреть, как много усилий вам приходится прикладывать, и все ради одного поцелуя. Позвольте напомнить, мы обсуждали ваше отношение к работе.

Феба была уверена, что маркиз позабавится. А он явно испытал недовольство, даже раздражение.

– Могу поклясться, мисс Вейл, я не принимал пари Уотерберна. Но если он предложит мне его еще раз…

Теперь Феба лишилась присутствия духа. Джулиан подсознательно ощутил это, его интуиции мог бы позавидовать любой. Он повел беседу в другом направлении, не позволив паузе затянуться.

– Знаете, я ведь глава большой семьи: сестры, брат, племянницы, племянники, кузены. Все они в той или иной степени от меня зависят. Это совсем непросто – в таких условиях сохранить рассудок.

Он не смеялся.

Феба не сказала ничего. С места, где она стояла, было видно гостей внизу. Джонатан, вероятно, дразнил Лизбет, потому что она сильно покраснела, и это ее вовсе не украсило.

Маркиз заметил, куда Феба смотрит.

– Веер ей очень подходит, – кратко сказала она.

– Поэтому я его и выбрал.

Феба сама хотела установить между ними безопасную дистанцию. Но почему-то его слова больно задели ее. Нежно-розовые лепестки, грациозность, хрупкость, тонкие стебли, держащие цветы – маркиз подумал обо всем: о характере Лизбет, ее вкусах и предпочтениях. Она же не знала, каково это, когда тебя обожают, когда перед тобой преклоняются, стараются угадать твои желания.

– Изысканный, розовый и редкий, – с напускной легкостью сказала она.

– Изящный и очень дорогой. – Маркиз улыбнулся. – Ну и все остальное, что вы сказали, конечно, тоже. Разве вам никогда не дарили совершенных подарков, мисс Вейл?

Его тон был мягким, почти добрым, и это привело Фебу в раздражение. На ее взгляд это смахивало на снисходительность. С какой стати она будет получать идеальные подарки, если она – обычная учительница, платная компаньонка?

Она вспомнила лайковые перчатки, сейчас аккуратно завернутые в тонкую бумагу и уложенные среди вещей. Это была ее самая дорогая вещь. По сравнению с ними все остальные предметы ее одежды казались плебейскими. Быть может, из-за этих волшебных перчаток она с такой завистью рассматривала в магазине вещи, которые никак не могла себе позволить на свое жалованье, особенно одну шляпку… Она наденет эти перчатки вечером, и будет чувствовать себя подрывным элементом и ниспровергательницей устоев, учитывая, кто ей их подарил.