Сейчас будет очень смешной момент. Потому что решение ехать в Москву Аня приняла вдруг, когда поняла, что хочет поработать дворником. Но не в родном, конечно, городе, а в Москве. За служебное жилье (чтобы не снимать квартиру). Так бывает. Вдруг захочется уставать физически. Работать руками. И на свежем воздухе. И стоило об этом подумать и написать Майе, как появилась возможность. Майя потрудилась и добыла Ане место дворника в тихом центре столицы. Сборы были стремительны, потому что такое место ждать не будет. В общем, в пятницу вечером образовалась вакансия, а в понедельник утром Аня должна была на нее трудоустроиться, и она-таки шла на нее трудоустраиваться.

III

МММ и другие

МММ — это Майя и мэрия московская. Мэрия — на Тверской. Майя — в мэрии. А чудес на свете не бывает. В этом была уверенность. И вдруг. Этот двор. Почти в самом центре. Тихом центре Москвы. Здесь почти не было старых москвичей. В числе жителей, имеется в виду. Зато было много пластиковых окон. Иногда встречались даже дерево-алюминиевые. Домофоны. И другие прочие атрибуты быта молодых успешных людей. В основном, из «понаехавших» в Москву лет несколько назад.

Служебная комната напоминала конуру. Инвентарская по размеру была примерно такая же, как жилая. Анька была в восторге. Это была не просто квартира, а настоящее служебное жилье московского дворника. Что-то вроде полуподвала. Окна ближе к потолку. Обе комнаты быстро были вычищены до блеска. На всё про всё ушло три часа времени, ведро, резиновые перчатки и несколько флаконов с достижениями бытовых химиков. Когда Аня окинула взглядом этот шестиметровый шик-блеск — поняла: смело могла бы ехать в Америку. В карьере уборщицы у нее могли быть большие успехи. Побывавший в деле подсобный инструмент для наведения чистоты складывать было негде — инвентарская тоже светилась от чистоты. Поэтому, всё «б/у» было решено отнести на помойку. Вот тут наступило удивление. Помойки в этом тихом дворе не было. Вообще. Каждый метр приспособлен под стоянку. И мешки с мусором вывозились в багажниках разных хороших машин. По утрам или в другое время — кто как. В данный конкретный момент очень хотелось, чтобы помойка была. Но тут же проснулось профессиональное сознание дворника и стало очевидно, как чудесно убирать двор, в котором нет помойки!

Ане очень захотелось чаю. Уже почти вечер. А про еду пока не вспоминалось. Она пошла искать зеленый чай, чайник и плошки, чтобы устроить чайную церемонию вместо новоселья. Тем более, скоро должна была нагрянуть Майя.

По дороге в магазин Аня размышляла: как добыть кружки? Стоит ли их покупать или попытаться спереть из какой-нибудь кофейни? Очень не хотелось тратить деньги. Но одна чашка — это слишком приметно. Как изловчиться и спереть единственную чашку незаметно? Подсесть к кому-то? Так могут сдать — люди ж чужие. В общем, пришлось признать, что купить — это единственная возможность сегодня вечером обзавестись чайным инвентарем.

У себя в городе Аня знала, где купить чайный набор из правильной глины. И хороший чай. Здесь, пройдя пару магазинов, поняла, что без звонка другу не обойтись. Майя назвала ближайший из нужных адресов. Глина была как надо — синяя. Чай — зеленый, руками скрученный. Аню в этой схеме устраивало всё, но всегда мучил один вопрос: насколько чистыми были те руки, что крутили этот правильный чай…

Домой в дворницкую Аня двинулась через Патриаршие. Их она открыла в один из прошлых приездов в Москву. Не в первый. Но именно в этот приезд Москва открылась, и возникла к ней любовь. Здесь на Патриарших время течет по-особенному. Его чувствуешь физически. Точнее, глупость суеты чувствуешь физически. Чувствуешь, насколько до фонаря эти твои метания для Патриарших — все твои муки и терзания меньше, чем один опавший листок. Даже посещение Воланда никак не сказалось на ПП, что уж говорить о тебе? И, что характерно, должно бы быть неприятно, если не трагично, ощутить крайнюю собственную незначительность. Но почему-то на душе хорошо — покой и умиротворение. Может быть, через ощущение собственной малости приходит другое ощущение — причастности к мировой гармонии и вечности. Сегодня ты — Аня, завтра — листок, потом — что по карме будет положено, в том обличии и заглянешь на Патриаршие. Ты как капля воды в море, в которой всё море, только в малом количестве. И с этим наполнившим до ушей чувством спокойствия и величия Аня пошла работать дворником. Шутка. Пошла заваривать чай. Правильный чай в правильном глиняном чайнике. С правильным настроением.


Сначала Майя ужаснулась. Потом рассмеялась. Потом, когда прикинула, как в духе минимализма можно обустроить эту конуру, ей даже понравилось. Майя оказалась редким не разочарованием из аськи. Возникал вопрос, как такое очарование так стабильно остается незамеченным. Только представьте… Волос на голове копна — даже завидно. Еще и в мелкую природную кудряшку. Еще и слегка рыжие. Красивые серые глаза. Формы — что надо, не формы глаз, конечно. Одета, будто только что со съемок «Снимите это немедленно!». И при всем при этом природном богатстве абсолютно свободные вечера.

— Я рада, что ты приехала, — Майя была какой-то тихой. — Знаешь, Ань, даже загадала: если приедешь — что-то в жизни обязательно изменится, не приедешь — это уже участь!

— Еще не участь, только тенденция! — Ане бодрости пока было не занимать.

— Слушай, как ты жить собираешься в Москве на дворницкую зарплату? Спонсоры в очередь не стоят. А у меня планы на активную совместную светскую жизнь.

— Май, дай мне хоть в себя прийти! Чаю попить. Двор пару раз подмести. Понять, что к чему. Я вот утром думала: от тебя пойду фитнес-зал искать, а сейчас чувствую — ни фига я не пойду его искать. Буду гулять по городу вместо фитнеса. Да и работа заменит многие тренажеры.

— И нечего искать — я тебя отведу куда надо. Гулять — это гулять, работа — это работа, а спортзал — это часть светской жизни.

— Так я от этой светской жизни сюда и сбежала!

— Это ты от «светской жизни без меня» сбежала, а со мной — это совсем другое! Вот подожди, через неделю-две сама запросишься!

— Золотые слова! Давай дождемся, пока запрошусь?


Наступило утро номер два в Москве. Фронт работ даже начинающему дворнику оценить было нетрудно. План действий ясен, как пень. Двор — небольшой. Это не приблизительная прикидка, а самый точный из возможных вариантов ответа о размере. С глазомером у Ани всегда проблемы были. Всего восемь подъездов по периметру. Пространство замкнутое. Въезд один. Он же — выезд. Земли почти нет — сплошной асфальт. Поэтому грязи тоже почти нет. Деревья есть, но и они уже не в изобилии. В общем, не двор — а мечта дворника.

Сейчас сентябрь. Основная задача — мести листья. А зимой — тоже всё понятно. Надо будет ходить в церковь и молиться, чтобы выпало мало снега.

Работа дворника — это раннее утро. Тишина. В городе ее так мало. А в Москве — почти не бывает. Видно солнце и слышно птиц. Откуда они — непонятно, но ранним утром они есть. Потом днем уже ничего нет: ни солнца, ни неба, ни птиц. Как только проехали две машины с интервалом в четверть минуты — всё, природа прячется до следующего утра. Где прячется? Уму непостижимо. Но ее нет! Весь день и всю ночь, пока не заснет последний отдыхающий или снимающий стресс обитатель столичного аквариума. И вот с первыми лучами солнца и до первых двух подряд проехавших машин — на 2–3 часа летом и на минуты зимой из убежища выходит Природа. И это время дворника. Общение с рассветом плюс физические упражнения.

Работа дворника приносит много положительных эмоций, но очень мало денег. Хотя денег особо и не нужно. В первую неделю жизни в Москве. Вечером чашка кефира. Обычного русского кефира. Утром чуть-чуть творога. Чай с лимоном. После работы и душа — гулять. По пути купить какие-то продукты на рынке. Хотя покупать вовсе не обязательно и воровать не нужно, многое можно получить в подарок. Потому что Ане нужно было всего одно яблоко или один гранат. А человеку с яблоками или гранатами надо поговорить, почувствовать, что он кому-то интересен.

— Какие у Вас яблоки красивые! — Аня научилась даже зубочистку делать поводом к общению.

— Бери, красавица, самые лучшие отдам! — на вид торговец был русский, но говорил с акцентом.

— Откуда яблочки? — Аня взяла небольшое яблоко и попыталась распознать его аромат.

— С Казахстану, — продавцу нравилось, что покупательница не спешит и со знанием дела присматривается к товару.

— А сами Вы тоже из Казахии?

— Я с Казахстану, дочка, пять лет, как уехал, жить нехорошо там стало.

— Верю, что жить там плохо стало, а вот что яблоки оттуда — сомневаюсь. На апорт они мало похожи…

— Права, дочка, не казахские они. Хорошие, но не казахские.

— Я помню казахские. Мама привозила в детстве — огромные и очень вкусные. Ни с чем не спутать.

— Да, дочка, — говорит человек почти со слезой, — яблоки из детства и с родины ни с чем не спутать… Тебя как, дочка, зовут?

— Аня, а Вас?

— Тычбеком зови, и не выкай. Я старше, но простоту люблю. Хорошее у тебя имя, девочка, — Тычбек стал перебирать яблоки, — возьми вот яблочко — угощаю. Пусть не казахское, всё равно витамин в нем есть. И за слова хорошие тебе спасибо. Еще приходи, Аня. Для тебя завсегда гостинец будет! Хоть яблочко, хоть другая фрукта, что буду торговать — такой гостинец и будет!

— Смотри, не пожалей, Тычбек! — Аня смеялась. — Я буду часто приходить!

— Да хоть каждый день ходи! Если меня здесь нет — скажи, что Тычбек прислал, что уговор у нас — и гостинец тебе будет, — Тычбек был горд, что с его словом здесь считаются.

Одно яблоко гораздо вкуснее, чем когда их много. А подаренное яблоко не сравнить по вкусу с купленным, хотя, конечно, уступает скраденному… Всё было, как сказал Тычбек. Когда его не было за прилавком, то заменявший его душевный соотечественник спрашивал: «Ты Аня?» И, получив утвердительный кивок, выдавал Ане фрукты. Так была налажена регулярная благотворительная витаминизация. А по ее завершении Аня отправлялась бродить дальше.


Еще у Ани не было никакого желания оригинальничать. Как туристка первого-второго дня, она шла одними и теми же маршрутами. То на Патриаршие, то на Арбат. Потом могла сделать круг, прогуляться новым маршрутом, но на следующий день опять шла или на Патриаршие, или на Арбат.

На Патриаршие можно ходить разными дорогами. В одну из первых прогулок она пошла по Малой Бронной. Шла-шла и наткнулась глазами на «Окно в Париж». Она здесь уже была. И не одна. Подумала: «Зайти — не зайти?» Потянуло зайти. В магазине всё та же узнаваемая красота. Вещицы, без которых, кажется, жить невозможно. И купить их надо обязательно все. Показалось даже, что вещи и сегодня всё те же, что были тогда.


Они забрели сюда с Глебом. Это для нее он был Мистер Комфорт, а все знали его под именем Глеб. Ей милостиво выделили 10 минут на осмотр достопримечательностей магазина. Они спешили в ресторан. Спорить было бесполезно, да ей и самой хотелось есть. Поэтому Аня понеслась по залу, ахая и охая. И вдруг остолбенела. На стуле как-то случайно висела оранжевая тряпичная сумочка. С большим оранжевым цветком. Она ничего не сказала, даже не посмотрела на Глеба. А он молча уже шел к кассе. Ему не надо было объяснять, что значит этот внезапный приступ столбняка. Дешевле просто купить — это было выяснено опытным путем. Пока она активно двигалась и лепетала, можно было быть спокойным. Особенно если в магазине был диван и приносили напитки. Но внезапный приступ столбняка и немоты значил только одно: Аня не уйдет отсюда без этой вещи. Ни за что. И лучше не обсуждать и не спорить. Однажды ему удалось увести ее без покупки при аналогичных обстоятельствах, но наутро он поехал к самому открытию магазина, потому что… Ну, просто ему захотелось сделать Ане приятное. Сюрприз, так сказать. Ему было непонятно, но очевидно, что с некоторыми предметами у нее возникает какая-то кармическая связь, прочность которой лучше не испытывать. В общем, они вышли из «Окна» с песней. Пела, конечно, Аня. Ей почему-то вспомнился мотив песенки «Коричневая пуговка лежала на дороге». Аня смеялась и пела: «Коралловая тряпочка, и на ней цветочек — это любимая сумочка моя…»

— Как ребенок, — Глеб не мог согласиться, что и ему тоже весело, и песенка смешная, и сумочка очень даже подходит Ане, поэтому решил изобразить, что журит ее.

— Ты только посмотри: сколько позитива и витамина С в цветочке, не говоря про всю сумочку! — Аня уже боготворила эту оранжевую тряпочку.

— Надеюсь, съесть ты мне ее не предложишь, — Глеб озирался по сторонам и пытался понять, туда ли они идут, — когда я попрошу передать апельсин.