– Проблема в том, любовь моя, – продолжала Грета, смягчая тон, – что тебе нужно научиться передавать это по желанию режиссера.

– Что ты имеешь в виду?

Грета подошла и села рядом со Сьюки на кресле, взяла ее руку в свои и положила себе на маленькое колено.

– Телевизионные режиссеры отличаются от театральных.

– Я знаю.

– Сейчас очень много молодых телережиссеров, которые не считают Джуди Денч королевой Викторией. Они считают британской классикой Доктора By. И, в отличие от театра, они не дадут тебе шанса блеснуть, потому что, Господь, благослови их, они не знают как. Они думают, что если они захватят твою кассету, они захватят твою душу.

– Грета, просто скажи мне, что делать. Грета глубоко вздохнула и начала.

– Пробы – это не то время, когда надо быть самой собой, – медленно сказала она, – это время, когда нужно быть тем, кем они хотят тебя видеть. – Она закрыла глаза. – Забудь о том, кто ты есть на самом деле. Дай Музе овладеть собой. – Грета снова открыла глаза и посмотрела на Сьюки. – Начинай играть еще до того, как откроешь дверь.

– Но я думала, что…

– Они говорят «снято» еще до того, как ты вошла в комнату.

Грета издала трагический вздох кинозвезды, и Сьюки подумала, что в ее агенте погибла хорошая актриса.

– Моя дорогая, – снова начала Грета, – первое впечатление имеет самое большое значение, особенно в этом бизнесе. Это факт.

– Ты имеешь в виду, что мне надо строить из себя то, чем я на самом деле не являюсь, – послушно повторила Сьюки.

Грета драматически вздрогнула:

– Я имею в виду «играть».

– Лгать.

Грета прижала руки к сердцу:

– Вживайся в роль прежде, чем получишь ее.

– Выдать себя за старого патологоанатома, прежде чем войду?

– Да.

– Выдать себя за настоящую викторианскую певицу-лесбиянку?

– Да, хорошо.

– Они идиоты.

– ДА! Вот теперь мы подбираемся к сути.

Сьюки скривилась.

– Дорогая, – еще одно пожатие руки, – ты должна переосмыслить свое понимание лжи, а я просмотрю еще несколько из присланных мне сценариев, имея тебя в виду. И буду надеяться, что теперь ты знаешь, что на пробах нужно быть не менее восхитительной, чем на сцене.

– Договорились, – твердо сказала Сьюки.

– Вот и ладно, моя дорогая.

– Я могу сделать это.

– Я в этом не сомневаюсь. Сьюки кивнула.

– Кстати, – сказала Грета, возвращаясь к своему столу? – у меня есть чудесное прослушивание сегодня в пять часов. Озвучивание рекламы «Анусола»[1] на «Эссекс радио». И на нем стоит твое имя.

Пока Джон мельком проглядывал ее предыдущее резюме, Кэти стояла у принтера, смотрела на появляющееся оттуда новое и думала о Дэне.

– А это старое было для чего? – спросил Джон. – Я забыл.

– Учительница. Это было глупо.

– А до этого?

– Кинорежиссер. – Она рассмеялась.

– А до этого?

– Кажется, дантист, – задумалась Кэти и фыркнула: – Бред.

– А еще раньше?

– Не помню. – Кэти удобно устроилась на его кровати. Джон пристально посмотрел на нее.

– Что? – нетерпеливо спросила она. Он пожал плечами:

– Да так… Тебе не кажется, что ты просто тратишь наше время? Мы могли посмотреть фильм. У меня есть кассета.

– Ты сказал, что поможешь мне. – Кэти показала на его компьютер.

– Но ты все равно передумаешь в конце концов.

– Я не передумаю!

– Ты понимаешь, что папка с твоими резюме на моем компьютере почти такая же, как и моя книга? Две великие литературные работы.

– Спасибо, – рассмеялась Кэти, – но не у всех есть такое призвание, как у тебя.

– Хм.

– Мистер Замученный писатель.

– Ладно. Я понял.

Они несколько минут молчали, прежде чем Джон заговорил:

– Я не знаю, что буду делать, если не найду агента.

– Ты найдешь, это всего лишь вопрос времени.

Джон опустил голову.

– Ты найдешь, – настаивала Кэти, – они будут сами искать тебя, когда прочитают три главы твоей книги.

– Да, а потом я не пойду на встречу с ними, потому что побоюсь разлить кофе, или слишком громко засмеяться, или просто… я не знаю… случайно загореться…

– Тебе просто надо немного потренироваться вести себя уверенно.

– Мне просто надо что?

– Возможно, тебе нужно перевоспитаться.

– О черт, – поднял на нее глаза Джон.

– Я имею в виду вот это. – Она подошла к нему, сняла с него очки, убрала с лица волосы, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке и поставила его перед зеркалом. – Что ты думаешь? – спросила она.

– Куда это все исчезло? – искоса глядя на нее, пробурчал Джон.

Она снова надела на него очки.

– Имидж – это все, Джон! Контактные линзы, новая прическа, путешествие в магазин – и у тебя есть агент.

– И потом можно проливать кофе и слишком громко смеяться?

Она показала на его отражение в зеркале.

– Да, но это не будет иметь значения, потому что ты будешь прекрасно выглядеть. – Кэти говорила убедительно, но Джон лишь пожал плечами. – Ладно. Давай закончим составлять мое резюме, а потом я смогу пойти в библиотеку и посмотреть университетские проспекты.

– Или посмотреть фильм.

– Или посмотреть фильм.


В тот вечер студент и посудомойщик в «Кафе» Мэтт сидел в своей спальне, глядя на учебник французского. Его школьный советник сказал ему, что этот период его жизни, возможно, будет самым тяжелым, и, как теперь Мэтта осенило, слово «возможно» означало только одно – лучше, чем сейчас, уже не будет.

По правде говоря, дело было в том, что Мэтт не знал, по какому поводу депрессировать в первую очередь: из-за непредсказуемости экзаменационных вопросов, предсказуемости акне, превращения в пригородника или собственной девственности, которая грозила стать скорее жизненным фактом, чем фазой в жизни, из которой он вырастет.

И это были только несколько его любимых тем для размышлений. Глобальное потепление, риск быть несправедливо осужденным за убийство, риск сгореть заживо, непослушные волосы – вот некоторые другие. А еще тот факт, что его тело (которое раньше его вполне устраивало, а теперь превратилось во врага, способного ударить в спину), похоже, было недовольно тем, что оно всего шесть футов в высоту. Это делало Мэтта всего лишь самым высоким в колледже. И тот факт, что все его друзья, казалось, «делают это» с тех пор, как им исполнилось двенадцать… И тот милый факт, что его мать имела очаровательную привычку задавать его друзьям вопросы, такие как, например: «Мальчики, просветите меня, что такое золотой душ?». Впрочем, это были, можно сказать, мелочи. По дороге домой из «Кафе» он осознал, что если бы его сегодня убили, он, по идее, умер бы девственником.

Сейчас темнело рано – в середине дня воцарялись сумерки, и Мэтт смотрел в окно своей спальни на шелковую красную змейку заката в рамке алюминиево-серого неба. На несколько секунд он почувствовал какое-то тихое удовлетворение. В такие моменты он верил, что он всего лишь еще один нормальный тинейджер и все в его жизни будет прекрасно. Его тело перестанет тянуться вверх, а остальные парни подрастут, у матери пропадет голос, а волосы станут послушными. Но солнце достаточно быстро село, а Мэтт снова оказался в своей комнате с учебником французского на коленях. Он все еще смотрел на сине-черное небо, когда услышал, как мать зовет его ужинать. Он выключил лампу, закрыл книгу и спустился вниз по лестнице.


В пятницу утром Кэти была в таком нервно-восторженном состоянии от предстоящей в воскресенье встречи с Дэном, что почти не могла есть. Она собиралась провести уикенд с родителями в Глоссопе, Дербишир, но рассчитывала вернуться рано, чтобы успеть на свидание. Обычно она ездила на поезде, но, поскольку сейчас ей было дорого время, она собиралась поехать на машине.

Все что требовалось – это провести семь часов в адовом кафе, прежде чем начнется веселье.

Это была длинная неделя. Покупки на Рождество в Портерс Грин и на улицах недалеко от кафе. Две посетительницы чуть не подрались, когда одна из них узнала в своей соседке по столику ту самую особу, которая только что увела у нее из-под носа последнюю Барби на сноуборде. У всех было столько сумок с покупками, что тяжелые стулья «Кафе» и столы превратились в проблему, В среду Кэти намекнула Алеку, что было бы неплохо поставить парочку комфортных диванов у окон, но он так посмотрел на нее, будто она предложила ему станцевать голышом. Кэти хотела проявить настойчивость, но ей нужно было обслужить несколько столиков.

Во вторник погода изменилась, и теперь с утра до вечера шел дождь. Зонты стояли на полу, сушились на радиаторах, струйки воды попадали в кофеварку. Люди скользили по лужам на полу, на стульях кафе висели мокрые плащи. Большинство клиентов курили, и дым сигарет висел в воздухе. Более того, никто не хотел оставаться в кафе слишком долго, что означало, что клиенты желали быстрого обслуживания. Это было паршиво, так как клиентов стало в два раза больше, чем обычно, а число работников не изменилось. В среду утром Кэти предложила нанять помощников на неполную ставку на время Рождества. Алек спокойно выслушал ее, а потом сказал:

– Столик номер четыре ждет обслуживания.

В четверг у Кэти не было возможности пойти в туалет до послеобеденного времени. В «Кафе» был только один женский туалет, так что она стояла снаружи в коридоре, тихо вздрагивая при взгляде на уже сделавших у нее заказ клиентов, чьи лица становились все более сердитыми. Это было жесткое решение, но она решила, что лучше заставить их подождать, чем опозориться прямо перед ними.

Она приложила ухо к двери. Внутри она слышала резкий женский голос. Судя по всему – женщина разговаривала по телефону.

– Мне надо поговорить с тобой об игровой приставке, – услышала она.

Кэти начала переминаться с ноги на ногу. Кто-то использует туалет в качестве телефонной будки? Она снова взглянула на посетителей. Где-то там бродил Алек.

– Увидимся в школе позже, в любом случае, – говорил голос внутри кабины.

В конечном счете, Кэти решила, что пришла пора переходить к действиям. Одна дважды тихонько постучала в дверь.

Тишина.

– Кто там? – раздался голос. Кэти смутилась:

– Кэти. Повисла пауза.

– Что за Кэти?

Кэти моргнула. Потом посмотрела налево и направо:

– Симмондс. Еще одна пауза.

– Ну? – снова раздался голос. – Я говорю по телефону.

– Да, – сказала Кэти дверям, – я бы хотела воспользоваться туалетом.

– Дело в том, что я тоже в туалете, – нетерпеливо ответил голос.

А потом Кэти услышала, как голос сказал: «Слушай, я тебе перезвоню».

Когда леди вышла, Кэти попыталась улыбнуться. Это не сработало. Леди наградила ее таким взглядом, от которого бы закипела вода.

Кэти закрыла за собой дверь. Она была так счастлива усесться в тихой комнате, что закрыла глаза и отрешилась от шума, доносившегося снаружи. Ее тело болело настолько, что она не была уверена, что сможет снова встать. Она повертела головой, разминая шею.

Два громких стука в дверь заставили ее подпрыгнуть.

– Да? – откликнулась она.

– С тобой все в порядке? – донесся до нее голос Алека. – Я не хочу тебя беспокоить. Тебе не надо туда пару подушек? Или кровать?

Кэти напряглась. Она собиралась ответить, когда поняла, что глаза у нее на мокром месте. Она глубоко вдохнула, чтобы заставить голос не дрожать.

– Это ты, Кэти, не так ли? – Голос Алека внезапно стал менее резким.

– Сейчас проверю, – сухо ответила она, глядя на свои туфли.

Повисла пауза, но она знала, что Алек хмурится. Она закрыла глаза на целую минуту.

– Да, – наконец сказала она, – это я.

Повисла еще одна пауза. Интересно, Алек ее слышал?

– Я только что получил жалобу, молодая леди, – крикнул он.

– Хочешь войти? – теперь кричала она.

– Немедленно выходи. – Она знала, что теперь он возвращается в зал.

– Занято! – крикнула она дверям.

Она знала, что если задержится в туалете еще хоть на секунду, то просто расплачется, а это никому не поможет. Слава богу, она знала – так же как и Алек, – что у Алека не хватит смелости сделать ей выговор, когда между ними не будет закрытой двери. Она была права – выговора не последовало. Вместо этого он всякий раз, когда она проходила мимо, отпускал саркастические комментарии о работниках, проводящих свое рабочее время в туалете. В конце дня ей хотелось зарезать его.

В пятницу утром она была уничтожена. Потребовалось огромное усилие, чтобы встать с кровати, несмотря на то, что прошлым вечером она легла спать в девять часов. Со вчерашнего дня у нее болели колени, и утро не принесло облегчения.

В кафе она еле доплелась до кухни, чтобы присоединиться к Сьюки у кофеварки. Она с трудом протискивалась сквозь толпу мокрых и дрожащих пригородников, кутающихся в свои плащи и так втягивающих головы, что казалось, будто шеи они потеряли по дороге. Увидев опущенные плечи Сьюки и почувствовав общую атмосферу уныния и заторможенности, Кэти сделала вывод, что денек будет поганым. Впрочем, пока они не расстались со своими последними клиентами, ожидавшими электричку на 7.14 в Юстон, все было ничего. А потом Сьюки сказала: