Страстно не желая говорить о работе и боясь оставить между словами большую паузу, Кэти неожиданно для себя проговорила:

– У меня появился мужчина.

Брови тетушки Эдны изогнулись, она отпила еще глоток чая.

– Он красивый?

– Да, очень, – улыбнулась Кэти.

Тетушка Эдна кивнула и положила ситечко себе на чашечку.

– Он богатый?

– Думаю, он может быть богат, – подумав, ответила Кэти.

Тетушка Эдна положила одну руку на чайник и налила еще две чашки чая. Она тяжело поставила чайник на стол, мимо салфетки, а потом аккуратно переставила.

Они пили чай.

– Тогда он сможет тебя содержать, – заключила тетушка Эдна.

– Я об этом пока не думала.

– Ты, возможно, даже не осознала, что думала, – сказала тетушка Эдна, – но у тебя будет еще не одна возможность поразмыслить об этом детально.

– Он мне просто нравится, – нахмурилась Кэти. Тетушка Эдна поставила свою чашку на блюдце и слизнула заварной крем с бисквита (мы не обязаны тут церемониться).

– Он бы нравился тебе так же, даже если бы был бедным как церковная мышь? – спросила она, макая бисквит в чай и обсасывая его.

– Да, – сказала Кэти, – вообще-то, думаю, я бы предпочла его.

– О, дорогая, – сказала тетушка Эдна, доедая бисквит, – дай бог, чтобы это того стоило.

– Да, – кивнула Кэти, – но думаю, ты сама сказала бы о нем то же самое.

Тетушка Эдна улыбнулась своей двоюродной племяннице, ее глаза приветливо заблестели.

– Да, дорогая, если бы ты не была такой симпатичной девушкой, он бы не был заинтересован в тебе.

– Спасибо, – поблагодарила Кэти.

– О, это не было комплиментом, дорогая, – возразила старая женщина, – это всего лишь голая экономика.

Кухонные часы четыре раза отсчитали по четверти часа, прежде чем Кэти пошла обратно через прохладный коридор. Она пригласила тетушку Эдну присоединиться к ним на ланч (так она делала каждый раз, когда наносила визит). А тетушка Эдна улыбнулась, поблагодарила и отказалась (как и всегда, когда ее об этом спрашивали).


Кэти добралась домой, едва не булькая от выпитого чая, и теперь смотрела, как Беа помогала Диане с ланчем, когда вдруг послышались звуки, свидетельствовавшие о возвращении мужчин. Кроме того, стало ясно, что мужчины возвращаются не одни. Кэти посмотрела в окно и увидела по крайней мере шестерых, идущих к дому на ланч. Ее отец привел гостей. Ну, в их присутствии ее мать хотя бы не будет к ней приставать. Она спустилась по лестнице и прошла на кухню.

– А, Кэти, – с энтузиазмом поздоровался отец.

Судя по быстрой реакции окружающих – Кэти не видела такого количества мужчин вокруг с тех пор, как ее брат играл на вечеринке по случаю Хэллоуина и поколотил миссис Хиггинботтом, – стало очевидно, что ее, возможно, предложат в качестве десерта. Отец представил ее гостям.

– Вот моя младшая дочь, – объявил он, как будто представлял призового быка. – Кэти, познакомься с молодыми собутыльниками своего старого отца.

Кэти почувствовала себя подопытным кроликом под тремя парами хорошо тренированных глаз. Она знала, что в глазах мужчин такого типа у нее куча недостатков со всех сторон. У нее слишком узкие бедра для потенциальной производительницы на свет детей, и ее внешность не сигналит об умении побаловать мужчину хорошей домашней пищей. С лондонскими мужчинами она всегда ощущала себя свободно, но для деревенских она была карликом. Она пробормотала что-то о помощи женщинам, которые были так заняты приготовлением еды на восьмерых, что их движения были почти молниеносными.

– Сначала, – отец взял Кэти за руку, – ты должна со всеми познакомиться. Это Башер, это Тоби, а это Фокси.

Три гостя смотрели на нее с вежливым интересом, с разными видами улыбок на губах.

– И конечно, – весело продолжал отец, кивая на Клиффи и Мориса, – с этими двумя мошенниками ты знакома.

Клиффи сгреб ее в братские объятия, а потом оттолкнул, прежде чем она успела врезать ему по ребрам.

– Ладно, – сказал Сидни, сводя вместе свои большие красные руки, – время выпить перед ланчем, я думаю.

И, как по волшебству, мужчины моментально исчезли.

– Что случилось с головой Башера? – прошептала Беа.

– Я думала, это его лицо, – ответила Кэти.

– Тише, девочки, – сказала Диана, – лучше помогите мне с овощами.

За столом Кэти поняла, по каким причинам она никогда бы не вышла замуж ни за одного из этих мужчин. Башер ел как лошадь, Тоби считал, что женщины могут заниматься только цветочками, а Фокси был прозван так потому, что, если присмотреться, можно было увидеть волосы у него в носу. Но что наиболее важно, ни один из них не был Дэном.

После ланча на кухне появился Сидни.

– Ну? – спросил он у Кэти, явно гордясь своим выбором возможных женихов.

Прежде чем она успела ответить, появилась Диана.

– Хватит, – сказала она мужу, насильно выталкивая его из кухни, – давай уходи. Мы только что скормили ланч для четверых восьми персонам, а ты тут лезешь со своим «ну?».

Сидни отошел, чтобы женщины убрали на кухне.

– Двоюродный дядя Тоби был графом! – восхищенно крикнул он Кэти над головой Дианы, когда добрался до двери.

– А его мать была лошадью, судя по его виду, – парировала Диана, вспыхнув. – Иди уже. У нее сегодня встреча с хорошим парнем из Оксфорда, перестань вмешиваться.

– Что, правда? – спросил Сидни, наполовину скрываясь за дверью. – А чем занимается его отец?

– Занимается собственным бизнесом скорей всего, – раздраженно ответила жена, – уходи из кухни, а то не получишь чаю.

Сидни подмигнул Кэти и убрал нос, прежде чем Диана захлопнула дверь.

Кэти положила тарелку, которую вытирала.

– Спасибо, мама, у меня уже начались ужасные видения по поводу организации свадьбы.

– Ни за что, – сказала Диана, – я никогда не позволю своей дочери выйти замуж за подобного поросенка.

– Спасибо, мама.

– Тем более пока ты не сделала карьеру.

– О-о, – неожиданно воскликнула Беа, – он толкается.

Она повернулась к матери и сестре, и было видно, как ребенок в ее животе танцует румбу собственного изобретения.

– О-о, – сказала Кэти, – он будет танцовщиком.

– Ни за что, – заявила Беа, – регби, центральный игрок.

– А если ей понравится балет? – спросила Кэти. Они снова посмотрели на танцующий живот.

– Я уверена, это мальчик, – поглаживая живот, сказала Беа.

Они все улыбнулись фирменной улыбкой Симмондсов и обратились к Богу с просьбой, что им неважно, какого пола будет ребенок, только чтобы он был здоров и не унаследовал подбородок своего папаши.


В три часа дня, приблизительно в то время, когда Кэти собиралась уезжать из Глоссопа, лондонское небо отказалось от попыток стать светлее. И Сьюки больше не могла терпеть. Она знала, что это будет невежливо, но если бы Грета не хотела, чтобы ей звонили домой, она бы не дала свой номер.

Успел раздаться только один гудок.

– Грета Майклз.

– Грета, это я, Сьюки.

– Сьюки, дорогая, все в порядке?

– Да, все хорошо. Извини, что я звоню домой…

– Что случилось?

– Я просто…

– Ты не могла бы говорить громче?

– Да, я просто…

– Отлично! Я знала, что ты можешь это сделать.

– Я просто хотела попросить тебя рассказать чуть побольше о том, как лучше выглядеть на пробах.

– Дорогая, дело не в том, что надо что-то улучшать… Ой, подожди минутку, мне надо выпустить кошку… Ты естественна. Тебе нужно просто переосмыслить само понятие «пробы».

– Правильно, переосмыслить.

– Да.

– Я просто не знаю, что еще мне надо сделать, – повторила Сьюки, – я имею в виду, что у меня никаких проб на следующей неделе, только одно прослушивание.

Она слышала, как Грета на другом конце провода шелестит бумагами.

– Я вот что тебе скажу, – проговорила Грета после паузы, – я только что читала твое резюме. Теперь, когда мы хотим представить тебя заново, как телеактрису, его нужно переписать.

– Хм. Как?

– Ну, телевизионные режиссеры не слишком заинтересуются тем, что ты умеешь танцевать джаз или фехтовать. Не так уж много фехтовальщиков нужно для комедии.

– А чего они хотят?

– Они хотят знать, снимаешься ли ты обнаженной и насколько далеко ты готова зайти.

– В комедиях не так уж много обнаженки, в любом случае.

– Я знаю, дорогая, но ты понимаешь, о чем я говорю. Посмотри на свое резюме, – еще шелест. – Ах да. И твои рекомендации. Их надо полностью переписать.

– Хорошо. Полностью переписать.

– Когда ты мне все принесешь, тогда поговорим о пробах.

– Ты имеешь в виду, что не будешь ничего делать, пока я не принесу тебе новое резюме и рекомендации?

– Ну, дорогая, когда ты их перечитаешь, ты меня поймешь. Я так рада, что ты мне позвонила. Теперь уж мы точно можем начать двигаться.

Когда Сьюки положила трубку, она уже пообещала себе никогда не звонить Грете домой. Вот только бы найти в себе силы выполнить это обещание. Сьюки знала, что она не слишком дисциплинирована. Она прикрепила на холодильник записку: «Звонить Грете только, когда счастлива». А потом позвонила матери в поисках хоть небольшой поддержки.

– Думаю, тебе надо сменить агента, – заботливо сказала мать.

– Нет, Грета прекрасна, – устало ответила Сьюки. Невозможно было поверить, но заботливость матери только ухудшала дело.

– Но она тебе совсем не помогает, – заспорила мать, – и она вгоняет тебя в депрессию. Думаю, она вредит тебе.

– Нет, неправда. Она мне помогает.

– Но разве ты счастлива?

Повесив трубку, Сьюки добавила к прикрепленной на холодильник записке еще одну строчку: «И маме». После этого она отправила Кэти на мобильник сообщение: «Агент и мама ненормальные. Я иду к тебе». А потом пошла к Кэти, надеясь, что Джон будет дома и она сможет подождать, пока Кэти вернется домой.

5

Возвращаться обратно в Лондон всегда было намного легче, так что три часа спустя Кэти уже пыталась найти место для парковки в радиусе пяти миль от своей квартиры. До свидания с Дэном у нее оставался только один час.

Она крайне редко пользовалась машиной по двум весьма серьезным лондонским причинам. Во-первых, пользоваться общественным транспортом было гораздо дешевле, а во-вторых, не надо было искать свободное парковочное место. Какие-то ублюдки явно видели ее отъезжающей в субботу и быстренько заняли ее место. Теперь, конечно, как минимум месяц они оттуда не сдвинутся. Кэти осторожно перенесла вес своего тела с одной затекшей ягодицы на другую.

И вдруг она услышала, как хлопнула входная дверь, а потом увидела, как из какого-то дома выходят люди и идут к своей машине. Она тут же насторожилась и, как только машина отъехала, сразу же заняла ее место, чтобы больше никогда его не покидать. Ха! Это научит их никуда не уезжать в воскресенье вечером.

Она выключила двигатель и осталась сидеть в темной машине. О черт. Она ужасно нервничала по поводу этого свидания. Прошло не так уж много времени с тех пор, как Дэн пригласил ее, но этого было достаточно, чтобы предстоящее свидание превратилось в Ужасающую Перспективу. В первый день свидание еще было просто чем-то, чего стоило ждать. На второй день это приобрело оттенок реальности – свидание приближалось. Еще через день осталось только напряжение.

Как только она, волоча сумку, вошла в дом, она услышала голоса и сразу же прошла в гостиную. Джон и Сьюки сидели на разных диванах и мило беседовали. Увидев Кэти, Сьюки распахнула глаза:

– Ага! Странница вернулась.

Джон улыбнулся, а Кэти развалилась на диване.

– В следующий раз, когда я решу воспользоваться машиной, – слабым голосом сказала она, – посадите меня на цепь.

– Когда ты идешь на свидание? – спросила Сьюки.

– Знаешь что, – закрыв глаза, сказала Кэти, – я даже не знаю его фамилии. Или что он изучал в Оксфорде.

– Я так понимаю, у твоего семейства все в порядке, – усмехнулась Сьюки.

– Как я могу идти на свидание с кем-то, если даже фамилии его не знаю? – продолжала Кэти. – А вдруг он меня изнасилует?

– Как насчет чашки чая? – спросил Джон. Кэти кивнула.

– А ты не сказала матери, – поинтересовалась Сьюки, – что после такого поцелуя тебе наплевать на то, что он может оказаться Мармадюком?

– Никто так хорошо не целуется, – пробормотала Кэти и улыбнулась. – А как твои дела?

– Кошмарно. Потому я и пришла.

– Ты рассказывай, а я пока буду думать, что мне надеть, пока не решу надеть то же, что и на прошлой неделе.

Этим они и занялись.

– Так что, как видишь, – сделала вывод Сьюки, глядя на борющуюся с третьим нарядом Кэти, – мне нужно серьезное резюме и помощь с рекомендациями. Кроме того, я вспомнила, что Джон – эксперт в этих делах.

Кэти повернулась, демонстрируя четвертый наряд. Сьюки скривилась, и Кэти добавила одежду в груду Магазина Милосердия – так она называла то, что никуда не годилось.