Хью почувствовал, как кровь стынет в жилах, ведь последствия подобного были непредсказуемы.

— Ценные секретные данные, связанные с государственной тайной, а точнее, то, что должно было быть секретной информацией, систематически похищаются. Причем здесь, в здании, где честь и преданность каждого человека не должны подвергаться сомнению! — Лицо адмирала покраснело от еле сдерживаемой ярости. — Это недопустимо!

— Боже… — Хью тихо выругался. — Это же предательство! У вас есть подозреваемый?

Адмирал Миддлтон сурово взглянул на Хью:

— Я получил список перехваченных сообщений из военной разведки, также мне известно время, когда это происходило. Я немедленно сопоставил данную информацию с датами заседаний комитета.

— Неужели… один из лордов-заседателей?

— Да. В комитете их семеро. Все занимают очень высокое положение как в правительстве, так и в обществе.

Так вот почему сэр Чарлз просил именно его. Он знал, что Хью нет никакого дела ни до социального, ни до служебного положения чиновников. Военно-морской флот научил, что все, что имеет значение, — это достоинство и характер.

— Но ведь это не один из лордов военно-морского флота?

Адмирал хмуро покачал головой:

— Я охотно отбросил бы такую возможность, ведь они знают все последствия подобного положения дел так же хорошо, как ты и я. Но как бы я ни хотел этого, было бы более чем глупо считать, что совершить такое мог только гражданский политик[1].

— Вы хотите, чтобы я узнал, кто именно за все это несет ответственность?

— Да. Прежде чем произойдет следующее официальное заседание коллегии, ты должен найти изменника и, связанного и готового к повешению, привести к графу Спенсеру. Я хочу, чтобы все прошло тихо. Никакая другая часть правительства не должна быть втянута или извещена о том, что происходит.

Хью прекрасно понимал последствия предательства такого масштаба. Даже меньшие скандалы приводили к падению правительств.

— Этот представитель армии знает о моем участии?

— К сожалению, да. Я бы очень хотел, чтобы вся эта история не покидала военно-морского ведомства, но министров нужно было успокоить. Пришлось привлечь специальных штаб-офицеров. Но я ничего не сказал им о своих подозрениях в отношении лордов-заседателей. — Адмирал и капитан вернулись на лестницу. — Они прислали майора Росторна. В армии двадцать лет. Большую часть времени служил в Индии. Сейчас ты с ним познакомишься.

Майор Росторн оказался бледным человеком средних лет, окруженным ореолом собственной важности. Если Индия и оставила на нем какой-то отпечаток, то он хорошо это скрывал. Он выглядел как любой правительственный офицер, выходец из хорошей семьи, а не как закаленный ветеран, чего ждал Хью. Взгляд армейского представителя был проницательным, но понимания в нем не было. Политик. Хью никогда не любил представителей политических кругов, однако, наученный жизненным опытом, чувства и мысли держал при себе.

— Майор Росторн — капитан Макалден, — представил их друг другу Миддлтон. — Капитан Макалден будет заниматься этим делом.

Росторн поднял брови и медленно оглядел Хью. Тот не стал ему мешать, предпочитая не сводить глаз с адмирала Миддлтона. Пусть Росторн знает, что он моряк и верен адмиралу.

— А у капитана Макалдена есть опыт решения такого рода… деликатных дел?

Напыщенный ублюдок.

— Да. — Адмирал сделал вид, что не заметил язвительного тона майора. Он прекрасно умел играть в эти игры. — Вы все поймете, прочитав доклады о событиях в Акре.

— Мне известно, что капитан использует в своей работе уличную шантрапу, рожденную в мире преступности. Но ведь Лондон — не обнесенный стеной, осажденный город с толпой голодных одичавших беспризорных.

А этот напыщенный человек, оказывается, умеет добывать информацию: каким-то образом он уже узнал о делах Хью. Но майор не прав. Видит Бог, в Лондоне тоже полно уличных мальчишек, хитрых и быстрых, чья жизнь — сплошная борьба с нуждой.

Адмирал чувствовал то же, что и Хью.

— Одичавшие или нет, в Лондоне тоже есть беспризорные. Один из этих маленьких дьяволят стащил у меня шесть серебряных пуговиц, когда я садился вчера в экипаж. Срезал их одним движением ножа, я даже не сразу заметил!

Вот оно. Теперь Хью прекрасно знал, что он будет делать. Еще пять минут назад он посмеялся бы над безрассудством этой затеи, но сейчас все приобрело смысл.

— Нет, — настаивал Росторн, — я уверен, что капитан Макалден — компетентный и отважный командир боевого корабля, однако такого рода дела вы должны оставить нам. У нас есть достаточный опыт в решении подобных проблем. Мои люди…

— Адмирал Миддлтон, я понял задание. — Хью поклонился адмиралу и обернулся, равнодушный и послушный, чтобы отдать честь и Росторну, хоть и был старше его по рангу. — Майор.

Майор считал себя настолько важным, что не заметил этой любезности.

— Послушайте, я не хочу спорить, но это наша юрисдикция. Мы не потерпим дальнейшей утечки информации.

— Я прекрасно вас понимаю, майор. Вы можете считать, что вопрос решен. Адмирал Миддлтон.

— Капитан Макалден. — Адмирал пожал его руку. — Поговорим снаружи.

Они вышли из кабинета.

Как только они дошли до входных дверей, Хью спросил:

— Лорды-заседатели… Ваш служащий предоставит мне список?

— Он у меня есть. Я лично его запечатал. — Миддлтон протянул ему конверт: — Вся информация, какая у меня имеется. На каждого из них.

— Спасибо. Нужно ли держать вас в курсе во время расследования?

Миддлтон сделал предупреждающий жест:

— Нет-нет. Делай, что сочтешь нужным. Я не хочу слышать ни о каких деталях — будем считать, что этого разговора не было. — Он криво улыбнулся. — По крайней мере до успешного выполнения задания.

— Сколько у меня времени?

— По возможности… чем меньше — тем лучше. Самое большее — две недели. Это нужно сделать, Хью.

Сэр Чарлз никогда раньше не называл его по имени.

Он протянул адмиралу руку:

— Даю вам слово, сэр. Немедленно приступаю к выполнению.

Хью попрощался и похромал вниз по мраморной лестнице, а потом вдоль по улицам, не обращая внимания на холод и снег. Он думал об Акре, о жаре и нищете… и о лицах детей.

 

Глава 2


Джентльмен, который, хромая, вышел из Спринг-гарденс на Кокспер-стрит, принадлежал как раз к тому типу людей, которых хотелось встретить, если попадалось мало пьяных. Крупный мужчина, очень усталый: волны усталости исходили от него, как пар изо рта в морозном воздухе. Он хромал — с трудом наступал на левую ногу, но шел без трости. Пока все хорошо. Трость — это то, чего всегда нужно опасаться. Он явно джентльмен. На нем хорошая одежда, однако он не чувствовал себя в ней комфортно. Слишком новая. По предположению Меггс, это был деревенский житель, недавно приехавший в город.

Меггс тяжело вздохнула, взяла корзинку в другую руку, подмигнула Тимми и отправилась навстречу мужчине.

Она не сводила глаз с цели. С его рук и лица. Определенно сельский житель, но моложе, чем ей вначале показалось. Его состарили боль и травма. Он смотрел прямо перед собой. Лицо было обветренным и суровым, как гранитные холмы Дербишира. Скалистая вершина холма, вот с чем его можно было сравнить.

Меггс почувствовала странный трепет, непонятное чувство, бывшее наполовину воспоминанием, наполовину жгучей тоской по чему-то недоступному. Она постаралась отогнать смутное ощущение, но оно как липкая паутина — цепко приклеилось и не отпускало. Вот только грезить времени не было. Ей необходимо собраться и сконцентрироваться на работе. На сверкающих золотых часах, которые он только что достал из кармана.

А потом мужчина поднял взгляд, и Меггс увидела его глаза. Светло-голубые, они казались неуместными на таком загорелом лице. Кусочки льда теплее! И все же в них был огонь, сила, которая так очевидно, так мощно искрилась в его ледяном взгляде, что ей пришлось отвернуться из опасения быть замеченной.

Она знала этот взгляд. Он свойственен фанатикам-мечтателям. Больной на всю голову. В любом случае инстинкты Меггс не просто предупреждали — они кричали во весь голос: опасность. Но она была умной девочкой и соображала быстро. Пригнувшись, Меггс побежала по улице, желая оказаться подальше от этого человека со всеми его заморочками. Ей почему-то не хотелось снова попасть под прицел ледяных глаз. Как говорится, спасибо, обойдусь.

Это тоже было ошибкой.

Сосредоточившись на опасном субъекте, Меггс с разбегу врезалась в другого человека, и оба рухнули на землю.

Далеко не лучшая идея — шарить по карманам франта без подготовки. Надо же хотя бы убедиться, что есть шанс на хорошую добычу. Но профессиональные пальчики Меггс начали работать, фиксируя его имущество, раньше, чем она успела окинуть жертву цепким взглядом и принять правильное решение.

Мериносовая шерсть хорошего качества. Жилет — шелковая парча. Внушительный живот. Запах дорогих сигар и бренди. Джентльмен. Часы, цепочка, кошелек перекочевали к ней легко и быстро. Тем более что при падении неплотно заколотый корсаж услужливо распахнулся, продемонстрировав округлости груди, что не могло не отвлечь внимания франта. Он даже успел оценить их мягкость — ведь Меггс упала прямо на него. Довершила картину демонстрация стройной ножки — случайная, конечно, кто бы сомневался, — ведь при падении юбка не могла не задраться.

Все было давно знакомо, как пьеса в «Друри-Лейн», и так же хорошо отрепетировано.

— Мой Бог! — воскликнула Меггс. — Моя корзинка!

И она начала хватать нитки, лоскутки и сложенное белье, рассыпавшиеся в художественном беспорядке по распростертому телу. Мимоходом она пару раз — опять-таки случайно — задела его почти скрытое животом причинное место, обеспечив отток крови от мозгов.

Старуха Нэн часто повторяла, что мужчина не может мыслить и ощущать свою штуковину одновременно. Заставь его заниматься одним, и он забудет обо всем.

Дело было сделано. Меггс собрала рассыпавшееся шитье и поспешила прочь, бормоча:

— Шляются тут всякие. Теперь миссис мне голову оторвет. Эй ты, пошел прочь! — завопила она, когда Тимми сделал вид, что хочет схватить кружевное нижнее белье, небрежно торчавшее из корзинки.

— Стоять!

Меггс резко обернулась, по непонятной причине сразу подумав о светлоглазом незнакомце, но все оказалось еще хуже — констебль. Как она его не заметила? Черт возьми, этим служакам лишь бы детей ловить! Констебль шел к ней, но грозил дубинкой Тимми.

Однако парнишка оперативно смылся, унеся с собой тяжелый кошелек, который она быстро успела сунуть ему за пазуху.

— Я видел ее задницу! — радостно прокричал он и скрылся в толпе.

Меггс пошла навстречу полицейскому, чтобы отвлечь внимание от брата.

— О, констебль!..

— С вами все в порядке, мисс?

Констебль был очень молод, почти юн, и, слава Богу, она его видела впервые. «Нагло ври и выкручивайся, дорогая, — любила повторять старуха Нэн, — главное, чтобы все выглядело естественно».

— Спасибо. Он сбил меня с ног. — Она покосилась в сторону жирного типа, который все еще никак не мог встать на ноги, и с притворной застенчивостью поправила декольте, впрочем, не очень успешно. Декольте — любимое словечко старухи Нэн. Она часто говорила: «Чтобы иметь декольте, надо быть богатой. У бедных женщин просто сиськи». Как бы то ни было, взгляд юного констебля устремился именно туда, куда надо, — на грудь Меггс, которую она, стараясь прикрыть, довольно умело открыла, а в это время ее другая рука надежно спрятала часы в потайной карман в складках юбки.

Было рискованно привлекать к себе так много внимания, но она должна была убедиться, что Тимми успел убежать. Пока взгляд констебля прикован к ее торчащей под тонкой тканью груди, малыш в безопасности.

— Святые угодники! Время! Миссис меня убьет! Спасибо, констебль! — И она ушла, бормоча и возмущенно фыркая, готовясь влиться в реку людей, текущую по Чаринг-Кросс.

И тут она почувствовала взгляд ледяных голубых глаз, вонзившийся в нее, как острый клинок. Обернувшись, Меггс увидела давешнего джентльмена. Вот тогда она отбросила все актерство и побежала, словно у нее под ногами горела земля. И на этот раз она внимательно смотрела вперед и по сторонам.


Макалден не мог не восхититься уловками девицы. Отлично исполнено. Быстро, дьявольски эффективно, хотя вроде бы спонтанно. И неожиданно.

Он едва заметил ничем не примечательную служанку в чепце и фартуке, поспешно убравшуюся с его пути. Капитан привык, что женщины, даже служанки, избегают его. Мать всегда повторяет, что ему надо чаще улыбаться, иначе женщины так и будут от него бегать. Но он знал, что от него исходит нечто, отталкивающее представительниц слабого пола. Не то чтобы он не любил женщин — нет, дело вовсе не в этом. Однако, проведя шестнадцать лет в море в чисто мужской компании, он чувствовал себя рядом с ними ужасно неловко, даже если это были просто служанки.