– Надеюсь, моя догадка верна, – ответила Элеонора. – Просто меня вдруг осенило. Странно, как мне раньше эта мысль в голову не пришла. Я поняла, что Эдмунд придумал для списка самое надежное укрытие, какое только мог. Музыку.

– В каком смысле? Думаете, он спрятал список в нотных листах?

– Нет.

Элеонора стремительно вошла в музыкальный салон и подняла с крышки пианино стопку нот. Торжественно взмахнула ими и произнесла:

– Эдмунд записал имена под видом музыки!

Энтони некоторое время молча смотрел на нее.

Потом на лице его возникло понимание.

– Выходит, ноты – это шифр?

Элеонора кивнула:

– Да. Это все объясняет. Эдмунд запер посредственную, никуда не годящуюся сонату в потайное отделение, ключ спрятал в броши и велел мне хранить ее ради него. А я гадала, почему Эдмунд так бережно относился к произведению, которое, мягко говоря, было у него далеко не лучшим.

Энтони кивнул:

– Звучит разумно. А версия с потерей дара совершенно неправдоподобная. Не мог же Эдмунд сразу после прекрасной оперы написать такое. Что-то менее гениальное – возможно, но не настолько же!

– Верно. Идея особенно хороша, учитывая, что даже если ключ попадет в руки постороннего и тот сумеет проникнуть в потайное отделение, то найдет там всего лишь ноты. Шифра ему не разгадать, мы ведь с вами даже не поняли, что это код. Граф или любой другой на его месте просто положил бы ноты обратно или отшвырнул в сторону.

– Хорошо. А теперь… – из-за ее плеча Энтони заглянул в секретный документ, – осталось только разгадать код.

Элеонора ослепительно улыбнулась ему:

– Разгадаем. Сейчас мне кажется, будто я все на свете смогу.

Энтони медленно улыбнулся в ответ, в глазах блеснул порыв чувств. Энтони накрутил на палец выбившийся из ее небрежной прически локон:

– Мне тоже.

При одном взгляде на Энтони Элеоноре отчаянно захотелось встать на цыпочки и поцеловать его. Должно быть, он все прочел по лицу, потому что глаза его потемнели, и он протянул к ней руки, желая заключить в объятия.

– Нет, – не слишком решительно произнесла Элеонора и отстранилась. – Отвлекаться нельзя, а то до шифра дело так и не дойдет.

Энтони усмехнулся:

– Если честно, шифр – последнее, о чем я сейчас могу думать.

– А при чем здесь мысли? – игриво улыбнулась Элеонора. – У меня сложилось впечатление, что вами руководят чувства, причем вполне определенного свойства.

– Дерзкая девчонка, – без всякого раздражения отозвался Энтони и демонстративно вздохнул. – Ну хорошо. Перейдем к делу.

Они отправились в кабинет и разложили ноты на столе, а Энтони придвинул для себя кресло, устроившись рядом с Элеонорой. Она взяла лист писчей бумаги и огрызок карандаша, с помощью которого накануне производила деловые подсчеты.

– Давайте думать… Пожалуй, логичнее всего предположить, что ноты обозначают буквы.

Элеонора быстро начертила параллельные линии, вписала ноты и согласно порядку поставила под каждой соответствующую букву – первая нота, до, – «а», вторая, ре, – «б»… Некоторое время они с Энтони молча смотрели на получившуюся схему.

– Слишком мало букв – всего семь, – заметил Энтони. – Даже на одно имя не хватит.

– А что, если остальные буквы – это уже следующая октава? – высказала догадку Элеонора. Она продолжила чертить, добавила еще семь букв и повторила все сначала.

– Значит, теперь третья октава? – уточнил Энтони.

Элеонора пожала плечами:

– Стоит попробовать. Интересно, а басовый ключ что-нибудь означает?

– Трудно сказать. Давайте сначала попробуем подставить те буквы, которые у нас уже есть, – предложил Энтони.

Элеонора попробовала прочесть ноты, подставляя буквы по порядку, начиная от скрипичного ключа. Получилась полная бессмыслица.

– Тут какая-то ошибка, – задумчиво произнес Энтони. Снова поглядел на ноты. – Как вообще понять, где кончается одно имя и начинается другое?

– Может, каждому имени соответствует один такт? – предположила Элеонора, но тут же возразила сама себе: – Нет, тогда получается, будто у них всех имена одинаковой длины. В такте определенное количество нот.

Элеонора подперла рукой подбородок, и они стали молча изучать шифр. Вдруг Энтони хлопнул ладонью по листу:

– Кажется, знаю – знаки паузы! Я обратил внимание – их здесь очень много.

Элеонора оживилась:

– Очень может быть. Вот тут пауза после одиннадцатой ноты. А следующая пауза… – Элеонора быстро подсчитала в уме, – после тринадцатой. А вот это уже похоже на имена. Дальше – пятнадцать нот. Действительно, обычно в мелодии столько пауз просто не бывает.

– Теперь бы еще буквы узнать.

– Погодите-ка… – взволнованно проговорила Элеонора. – На самом деле в октаве двенадцать нот. Надо еще добавить черные клавиши. Семь белых клавиш, пять черных. Давайте попробуем приписать буквы двенадцати нотам. Двенадцать и еще двенадцать – почти весь английский алфавит!

– Вот именно – почти. Что же, ради двух букв начинать следующую октаву?

Элеонора сморщила нос:

– Наверное, все буквы и не нужны. Две последние – довольно редкие, без них можно и обойтись.

– Только не в итальянских именах. Наша «z» у них читается как «ц», она очень часто встречается в фамилиях итальянцев. Зато некоторые другие нам, может, и вовсе не понадобятся. Тогда какие две октавы мы должны выбрать? Первую со скрипичным ключом и первую с басовым? Или две со скрипичным?

– Понятия не имею. – Элеонора нахмурилась, глядя на ноты. – Давайте попробуем и то, и другое.

Они проверили оба способа на первых одиннадцати нотах, но снова получили бессодержательный набор букв.

– Взгляните, как часто здесь попадается буква «а». – Энтони указал на ноты в самом конце. – А… А… А… Если подставить в промежутки согласные, будет вполне похоже на имя.

– А вот здесь – две «ч» подряд. Очень по-итальянски. Но все вместе в слова не складывается. Высоких нот слишком мало, на две октавы для правой руки не хватит. Мелодия совсем простая, даже примитивная. Вполне укладывается в пределы первой октавы. Но если начинать вторую с басового ключа, получается полная ерунда. – Элеонора со вздохом откинулась на спинку кресла. – Видимо, я ошиблась. Это просто ноты.

– Нет, сдаваться рано. Думаю, вы правы – эта соната действительно шифр, имеющий прямое отношение к списку. Иначе зачем бы Эдмунд так тщательно ее прятал? И для чего вообще взял на себя труд записывать все это?

Некоторое время оба молчали, уставившись на нотный лист. Наконец Энтони посоветовал:

– Попробуйте сыграть мелодию на пианино. Может, так что-нибудь в голову придет.

Элеонора пожала плечами:

– Могу попробовать еще раз подобрать мелодию. Посмотрите, как тут странно чередуются четвертные и половинные ноты. Две четвертные, две половинные, одна четвертная, одна половинная, еще одна четвертная и пауза. А потом – четвертная, половинная, две четвертные, две половинные, четв…

Вдруг Элеонора замолчала.

Повернулась к Энтони и с волнением в голосе воскликнула:

– А что, если это не разные октавы? Вдруг так обозначается разная долгота? Обратите внимание – ни одной целой ноты, по крайней мере в скрипичном ключе. Только четвертные и половинные. Может, четвертные ноты обозначают первую половину алфавита, а половинные – вторую? Или наоборот.

– А зачем тогда басовые ключи?

– Думаю, они здесь просто для того, чтобы никто не заподозрил неладное.

Элеонора начала торопливо записывать новые буквы. Вдруг застыла, затаив дыхание.

– Вот, читайте… пьетроканната. Пьетро Канната. Я его знаю. Эдмунд дружил с ним.

– А дальше?

Элеонора застрочила быстрее, переводя взгляд с нотного листа на расшифровку кода и обратно.

– Анжело Фассо. Рафаэль Савалья. Энтони! – Она повернулась к нему. Глаза Элеоноры сверкали. – Шифр разгадан! Это действительно список имен!

Она громко рассмеялась, когда Энтони подскочил и, сдернув ее с кресла, заключил в объятия:

– У вас получилось! Элеонора, вы гений!

Энтони подхватил ее на руки и закружил по комнате, оба смеялись от радости. Наконец он поставил ее на ноги и страстно, порывисто поцеловал в губы.

Вдруг сзади послышался какой-то звук, и Энтони с Элеонорой обернулись. В дверном проеме, потрясенно округлив глаза, застыла горничная. Поняв, что обнаружена, поспешно изобразила реверанс и скрылась.

– Господи, – прошептала Элеонора.

Она как будто увидела себя чужими глазами. Растрепанные волосы, второпях собранные в отдаленное подобие прически – опытная личная горничная такого безобразия не допустила бы. Костюм в таком же беспорядке – видно, что хозяйка одевалась кое-как. Впрочем, небрежный туалет сам по себе не породил бы сплетен – но в сочетании с тем фактом, что ее застигли целующейся с Энтони…

Элеонора взглянула на него. Тот, нахмурившись, смотрел вслед горничной.

– Элеонора…

– Не надо, – легкомысленно проговорила она. Меньше всего ей хотелось, чтобы Энтони выражал раскаяние в содеянном. – Не беспокойтесь. Мои слуги знают, что у нас сплетен не терпят. Начнет болтать на кухне – скоро будет искать другую работу. – По крайней мере, так было при Бартвелле. – Все обойдется.

Элеонора лучезарно улыбнулась, и лицо Энтони смягчилось в ответ. Она воспользовалась моментом, чтобы вернуть разговор обратно в деловое русло.

– Полагаю, теперь осталось решить всего один вопрос – что делать со списком?

– Да… Полагаю, вы не хотите, чтобы он попал в руки ди Граффео? – ответил Энтони.

– Разумеется, – кивнула Элеонора.

– В таком случае безопаснее всего будет уничтожить бумаги. Иначе граф может найти способ их заполучить.

– Вы, конечно, правы, и все-таки я не могу этого сделать – Эдмунд потратил на зашифрованный список столько усилий, и что же, все они пропадут зря? Эдмунд мог бы и сам уничтожить список, однако проделал поистине титаническую работу, чтобы его зашифровать и спрятать. Наверное, Эдмунд хотел бы, чтобы мы передали список членам Союза. Вот я и думаю – может, отдать бумаги Дарио?

Энтони скорчил гримасу.

– Знаю, вы его не любите… – продолжила Элеонора.

– Да-да, я все понимаю, это просто ревность, – закончил за нее Энтони. – Мне и вправду не нравится, как этот тип увивается вокруг вас, источая комплименты и обаяние.

Элеонора невольно улыбнулась:

– Как некрасиво с его стороны.

– Но даже если я действительно ревную, это еще не значит, что он порядочный человек, – справедливо отметил Энтони.

– Пожалуй. Кстати, должна признаться, я не слишком много о нем знаю. Но мне известно, что Дарио был другом Эдмунда. По крайней мере, Эдмунд хорошо относился к Дарио и доверял ему.

– Однако бумаги не доверил.

– Видимо, удобнее было поручить их мне. К тому же Эдмунд прекрасно знал, что я…

– Сделаете все необходимое? И видит Бог, он не ошибся. Но это же надо додуматься – подвергнуть женщину такой опасности!

Элеонора улыбнулась, растроганная его заботой. Положила ладонь ему на руку:

– Вовсе не из-за чего так волноваться. Я еще немного подумаю и решу, что делать. Можно расшифровать все имена и убедиться, что Дарио есть в списке. Если нет, появятся основания подозревать, что он лжет. А если Дарио действительно член Союза – значит, он самый подходящий человек, которому мы можем вручить список. А пока спрячу ноты и расшифровку в сейф рядом с кладовой. Там их никакой вор не отыщет.

– Разумное решение, – согласился Энтони.

Они вновь сели за стол и начали работать бок о бок, переписывая список. Теперь, когда они знали секрет, работа продвигалась легко и быстро. Элеоноре очень нравилось сидеть вот так, наслаждаясь обществом друг друга и занимаясь совместным делом. Единственное, что омрачало удовольствие, – нельзя было ни прислониться к нему, ни дотронуться до его руки, ни поцеловать в щеку. Слишком рискованно – кто-нибудь может зайти и увидеть.

Элеонора не преувеличила, когда сказала, что слуги верны ей и не склонны распускать сплетни. Но после отъезда Бартвелла дисциплина несколько ослабла. К тому же из-за ночных дежурств у лакеев не оставалось времени на основные обязанности, поэтому пришлось нанять еще слуг, чтобы порядок в доме не нарушался. Лицо служанки, заставшей их с Энтони, было ей незнакомо – видимо, это как раз и была новенькая. Конечно, если девушка не желает потерять место, она сообразит, что про некоторые вещи болтать не следует. И все равно, решила Элеонора, следует быть крайне осторожной.

А главное, она боялась, что в неподходящий момент могут войти Саманта или Гонория. Элеоноре не хотелось давать последней лишний повод для неприязни, а Саманта слишком молоденькая и впечатлительная – не годится нарушать приличия в ее присутствии.

Элеонора подавила вздох. Чем скорее она решит, как поступить с бумагами, тем раньше можно будет освободиться из-под надзора Гонории. Конечно, тогда вернутся дети, Бартвелл и остальные. Элеонора подумала о нескольких драгоценных днях в почти пустом доме, которые будут разделять отъезд одних и прибытие других. Вот тогда можно будет делать все что заблагорассудится.